Читаем без скачивания Второй Саладин - Стивен Хантер

Мы поспешили к заставе. Там заметили наше приближение и были наготове. Дежурный офицер, молоденький майор, держал себя очень чопорно и корректно. Звали его майор Меджхати – это имя красовалось на нашивке его мундира, на груди. Форма на нем была накрахмалена до хруста.

Он спросил меня на фарси, не американка ли я. Я ответила утвердительно. Он решил, что я похожа на американку, несмотря на то, что одета я была, как курдка. Он провел в Америке год и знал, как выглядят американские женщины.

Я объяснила, что в скором времени подойдут сто человек, что среди них есть раненые и дети и все они голодны и измучены. Их преследуют иракцы на русских танках, сказала я ему.

Он спросил меня, из каких краев я родом. Не знаю уж, зачем ему понадобилось это знать. Я ответила.

Он считал Бостон приятным городом. Меджхати поведал мне, что учился в каком-то военном училище в Канзасе. Он сказал, что в Америке ему очень понравилось, что Америка – великая страна и что ему хотелось бы, чтобы Иран больше походил на Америку.

Я начала опасаться, что мы застрянем там на многие часы. Иранцы любят поговорить и никуда не торопятся. Они терпеть не могут смотреть в лицо окружающей действительности.

Потом майор спросил меня, не принадлежат ли эти курды к группировке пешмерга, воинственным горцам, которые сражаются с иракцами. Я ответила утвердительно. Он сказал, что они не могут принять на своей территории курдов. Таков новый политический курс. Он сказал, что рад приветствовать на своей земле меня, но политический курс изменился и для пешмерга граница закрыта.

Я не была уверена, что правильно поняла его. Подумала, что ослышалась. Я попыталась взять себя в руки.

– Но есть же соглашение, – сказала я. – Межправительственное. Между моим правительством, вашим правительством и пешмерга.

– Нет никаких соглашений, – отрезал он.

Несколько его солдат и офицеров вытащили оружие и приблизились к нам. Вид у них был неприветливый. Я указала на Улу Бега. Помню, я говорила:

– Это известный человек. Знаменитый Улу Бег. Он занимает высокий пост в пешмерга.

Майор Меджхати снова заявил, что американская гражданка может без помех вступить на территорию его страны, а курд пусть проваливает. Он пообещал, что его люди будут стрелять, если курд не уйдет от границы.

Я сказала ему, что у нас был американский офицер, важный человек, со связями в тегеранских верхах…

Но они сообщили нам, что все американцы уехали.

Улу Бег развернулся и зашагал обратно к своим людям.

Я побежала за ним».

Чарди отложил рукопись. Джоанна сидела напротив. Она даже не сняла пальто.

– Надо было остаться в Иране, Джоанна. Ты поступила неразумно.

– Я не могла, Пол. Читай дальше.

«Мы шли весь остаток того дня и большую часть следующего. Наш путь лежал на север, дальше в горы. Теперь нашей целью была Турция, граница с которой охранялась не так тщательно. Это решение было мучительным, ведь едва ли найдется кто-то, кого курды – как и большая часть Ближнего Востока – ненавидят сильнее, чем турок, которые в составе Оттоманской империи многие столетия угнетали их.

Затем мы собирались продолжать двигаться на север, в Россию. Я знала, что Улу Бег задумал повторить путь муллы Мустафы Барзани, который бежал из Ирана после падения Курдской автономной республики в Мехабаде в 1947-м. В Советском Союзе Барзани прожил в изгнании одиннадцать лет. Мне тогда не бросился в глаза комизм бегства от иракцев, которых поддерживали и снабжали русские, в Турцию, а оттуда в Россию. Теперь он кажется мне яркой иллюстрацией принципа ближневосточной истории и политики: идеология ничего не значит.

И вот настало утро шестого дня. Мы отыскали какие-то пещеры и наконец отважились разжечь костер. Мы даже нашли родник, который не был зацементирован.

Кто-то включил рацию – это была обычная процедура; Джарди, как звали его курды, всегда пытался установить связь с Резайе по утрам – и внезапно на той частоте, где пять дней царила мертвая тишина, прозвучал сигнал.

Это, насколько я понимаю, была определенная последовательность кодов, предварявшая начало связи.

Я услышала, как Улу Бег заговорил на своем ломаном английском.

– Фред – Тому, – повторял он. – Фред – Тому.

Рация, русского производства, как и все снаряжение, привезенное Полом, шипела и потрескивала.

До меня донеслись слова по-английски: „Том – Фреду, Том – Фреду“, и я узнала голос. Это был Пол Чарди».

– Помнишь это, Пол? – спросила она.

В комнате было очень тихо. Чарди поднял на нее глаза. Потом произнес:

– Да, помню. – И снова уткнулся в бумаги.

«Мы ждали на поляне. Пол Чарди обещал, что вертолеты прибудут в четыре. Их должно было быть шесть, и предстояло сделать два или три вылета, чтобы вывезти всех. Нужно соблюдать порядок, предупредил он, никакой паники, никакой давки. На это уйдет какое-то время, но вывезут всех.

Люди возносили хвалы за избавление Аллаху Милосердному, но Улу Бег сказал, что благодарить следует Джарди и его американских друзей.

Ожидание, казалось, тянулось целый год. На самом деле оно длилось всего-то несколько часов. Но теперь небо прояснилось, и солнце жарило во всю мочь. На самых высоких пиках поблескивали снежные шапки. На поляне росло несколько карликовых дубов.

Люди собрались в тени этих немногочисленных деревьев, я смотрела, как они смеются и бродят по поляне. Их яркие одежды мелькали в бурых ветвях.

Мы с Улу Бегом отошли к гребню над поляной и скрылись за скалой. Я спросила его, не ожидает ли он подвоха.

– Я всегда ожидаю подвоха, – отвечал он.

Его лицо было припорошено пылью. Губы растрескались и стали почти белые, в синих глазах затаилась усталость. Он снял свой тюрбан, и меня поразили его волосы – почти русые. И глаза у него были совершенно невероятные.

Он велел, чтобы я шла ждать вертолет вниз.

– Я остаюсь, – заявила я.

Мы услышали вертолеты еще до того, как увидели их. Они появились над горой. Это зрелище показалось мне совершенно невиданным. Я таращилась на них, как громом пораженная.

Их было, как и обещал Пол, шесть. Они повисли в небе. Амир Тофик на земле поджег дымовую шашку. Столб зеленого дыма взвился в небо.

Вертолеты были серые, на фюзеляжах красовались опознавательные знаки иранской армии. Носы их блестели: солнце отражалось в стекле или в пластике. Они оказались куда больше, чем я воображала. Шум стоял невообразимый. Они летели строем в два ряда, по три в каждом. Вертолеты начали снижаться, большие и темные. Я уже могла различить в кабинах пилотов в шлемах и солнечных очках.

Винты поднимали пыль, она клубилась и кружилась вихрями. В воздухе вились клочья зеленого дыма. Ветер сбивал нас с ног, срывал листья с деревьев.

Я видела двух маленьких мальчиков, Апо и Мемеда, они сидели в сторонке. Я видела Амира Тофика с женой; рука у нее была вся в бинтах. Видела старого Кака Фарзанду – он терпеливо ждал. Видела Хаджи Исмаила – до того, как присоединиться к повстанцам в горах, он был носильщиком в Багдаде. Я видела Зульхею, старуху в черном платке, – она рассказывала мне сказания и легенды, которые я записывала, – и ее дочь Насрин, стряпуху. Я видела… в общем, я видела их всех, этих людей, с которыми я прожила семь месяцев и которых успела, насколько это возможно для иностранца, вернее для иностранки, полюбить.

Вертолеты зависли над деревьями, и какое-то время я не вполне понимала, что происходит. Я стояла столбом, как дура. Внизу началась сумятица.

Улу Бег обернулся ко мне, и я услышала его слова:

– Это русские.

Люди из вертолетов принялись стрелять по деревьям. Поднялась пыль. Я видела, как разлетались ветки. Орудия стали изрыгать языки цветного огня. Они словно обливали деревья светом. Вокруг летели искры, начались пожары.

Улу Бег рядом со мной застрочил из своего русского автомата. Козырек одной кабины разлетелся, и вертолет дрогнул.

„Сбей их“, – поймала я вдруг себя на мысли.

Машина начала падать, неудержимо заваливаясь вперед. Она рухнула и разбилась. Лопасть пропеллера вспорола землю. Подбитый вертолет вспух огромным шаром маслянистого пламени, мгновенно распространившегося по поляне. Меня сбило с ног.

Люди из вертолетов расстреливали нас. Пули рикошетом отскакивали от камней. В нос мне ударил едкий запах горящего бензина. В голове так помутилось, что я чуть не бросилась в пылающий ад под нами, но Улу Бег схватил меня за руку и потащил по другому склону вниз, в темное ущелье. Мы кубарем слетели по склону, оскальзываясь на осыпи. Я была в таком ужасе, что даже не чувствовала боли. Мы забирались глубже и глубже, пока не забились в темную расщелину. Над головой стрекотал вертолет. Он висел над нами целую вечность. Улу Бег сжимал в руках свой русский автомат. Потом вертолет набрал высоту и исчез. В небо поднимались два столба дыма – один толстый и черный, второй зеленый».