Читаем без скачивания И плачут ангелы - Уилбур Смит

— Где? — мгновенно спросил Сомабула.

— Скажи нам, где они! — потребовали остальные, однако Базо решил их подразнить.

— К началу сезона дождей будет еще пять тысяч. Кузнецы работают в пятидесяти местах.

— Где? — повторил Сомабула. — Где они?

— Спрятаны в пещерах в этих холмах.

— Почему нам ничего не сказали? — недовольно спросил Бабиаан.

— Потому что тогда нашлись бы сомневающиеся в том, что это возможно, другие посоветовали бы подождать и быть осторожнее, а у нас не было времени для разговоров, — ответил Базо.

Ганданг кивнул:

— Мы все знаем, что Базо прав. Поражение превратило нас в болтливых старух. Но теперь… — Он передал ассегай сидевшему рядом вождю: — Возьми!

— Как мы соберем отряды? — спросил тот, взвешивая копье в руках. — Люди рассеяны по всей стране и сломлены духом.

— В этом и состоит задача каждого из вас. Нужно снова собрать отряды и обеспечить их готовность к тому времени, когда они получат оружие.

— Как же мы его получим?

— Женщины принесут в связках травы или в свернутых подстилках для сна.

— Где мы нападем на белых? Может, ударим в самое сердце — в большой крааль, который они построили в Булавайо?

— Нет! — решительно заявил Базо. — Именно такими безумными поступками мы сами себя уничтожили. Ослепленные яростью, мы позабыли, как сражались Чака[6] и Мзиликази. Мы нападали на врага там, где он был силен, шли по открытой местности к фургонам, прямо под огонь пулеметов… — Базо замолчал и склонил голову перед старшими вождями. — Прости, баба, щенку не подобает тявкать, пока не подал голос старый пес. Я забыл свое место.

— Ты не щенок, Базо, — проворчал Сомабула. — Говори!

— Мы должны стать блохами, — тихо сказал Базо. — Должны спрятаться в одежде белого человека и кусать уязвимые места, пока не сведем его с ума. А если он почешется, мы перейдем в другое уязвимое место. Мы должны скрываться в темноте и нападать на рассвете, поджидать на труднопроходимой местности, беспокоить фланги и тылы. — Базо не повышал голоса, но все слушали с огромным вниманием. — Ни в коем случае нельзя нападать на укрепленный лагерь, а как только трехногие ружья затрещат, словно болтливые старухи, мы должны растаять, точно утренняя дымка под первыми лучами солнца.

— Какая же это война! — возмутился Бабиаан.

— Самая настоящая, — возразил Базо. — Это новый вид войны — и лишь такую войну мы можем выиграть.

— Он прав! — раздался чей-то голос из рядов индун. — Так и нужно сделать!

Вожди высказывались один за другим, и никто не возражал против предложения Базо. Наконец очередь вновь дошла до Бабиаана.

— Мой брат Сомабула сказал правду: ты вовсе не щенок, Базо. Теперь скажи только одно — когда нам выступать?

— Этого я не знаю.

— А кто знает?

Базо посмотрел на Танасе, сидевшую у его ног.

— Мы не случайно собрались именно в этой долине, — ответил он. — Если никто не возражает, моя жена, приближенная Умлимо и посвященная в тайны колдовства, пойдет в священную пещеру, чтобы выслушать пророчицу.

— Тогда пусть идет сейчас же!

— Нет, баба. — Танасе склонила голову в почтительном поклоне. — Мы должны ждать, пока Умлимо пришлет за нами.

Местами шрамы стянули тело Базо в тугие узлы: пулеметные пули нанесли огромный ущерб. Левая рука (хорошо, что не правая) была изувечена на всю жизнь — она вывернулась и стала короче. После долгих пеших переходов, упражнений с оружием или нервного напряжения мышцы невыносимо болели.

В маленькой тростниковой хижине Танасе стояла на коленях возле мужа. Она отчетливо видела сжатые мускулы и натянутые жилы, которые змеились под темной кожей, словно черные мамбы, пытающиеся выскользнуть из мешка. Сильными пальцами Танасе втирала мазь из жира и трав в бугрившиеся вдоль позвоночника мышцы, потом между лопатками и вверх по шее до затылка. Базо постанывал от сладкой боли, которую причиняли ее твердые, как камень, пальцы. Постепенно он расслабился, и завязанные узлами мускулы обмякли.

— Что бы я без тебя делал, — пробормотал он.

— Я появилась на свет исключительно для того, чтобы угождать тебе, — ответила она.

Базо покачал головой:

— Мы с тобой родились для достижения какой-то цели, которая нам пока неведома. Мы оба знаем, что мы разные.

Танасе прижала палец к его губам, призывая к молчанию.

— Об этом утром поговорим.

Положив руки ему на плечи, она заставила его лечь спиной на тростниковую подстилку и начала растирать стянутые мышцы груди и плоского живота. Под ее пальцами Базо был податлив, как глина.

— Сегодня ночью есть только ты и я, — мурлыкнула она, словно львица возле добычи, наслаждаясь своей властью над ним. И в то же время грудь сжимала всепоглощающая нежность. — Во всем мире нет никого, кроме нас с тобой.

Склонившись, Танасе лизнула кончиком языка шрамы от пуль — Базо возбудился так, что она не могла обхватить его длинными пальцами.

Базо хотел было сесть, но Танасе удержала его и, стянув с себя передник, одним движением оказалась сверху — оба непроизвольно вскрикнули от жаркого, невыносимого влечения, и их унес безудержный поток внезапной страсти.

Когда поток схлынул, Танасе положила голову Базо себе на грудь и баюкала, как ребенка, пока его дыхание не стало ровным и глубоким. Она не уснула вместе с ним, а лежала тихонько в темной хижине, удивляясь, как ярость и сострадание могут одновременно властвовать над ее душой.

«Мне никогда не будет покоя, — вдруг поняла Танасе. — И ему тоже».

И она с тоской думала о любимом мужчине и о том, что должна направлять и подталкивать его навстречу судьбе, которая ждала их обоих.

На третий день из пещеры Умлимо к ожидавшим в поселке индунам спустилась посланница — хорошенькая девочка с серьезным лицом и мудрым всепонимающим взглядом. Она едва начала превращаться в девушку: темные соски слегка набухли, в глубокой впадинке между бедрами появился первый пушок. На шее девочка носила талисман, который узнала только Танасе: это был знак, что однажды девочка, в свою очередь, наденет священную накидку и займет место Умлимо в жуткой пещере в скале над поселком.

Посланница инстинктивно посмотрела на сидевшую в стороне от мужчин Танасе, и та, сделав рукой тайный знак посвященных, показала взглядом на Сомабулу, старшего из вождей. В нерешительности ребенка проявился один из признаков быстрого распада общества: во времена королей каждый матабеле, независимо от возраста, без всяких сомнений знал порядок иерархии.

Сомабула поднялся, собираясь последовать за девочкой. Вместе с ним встали и его единокровные братья Бабиаан и Ганданг.