Читаем без скачивания Опекун - Виктория Лукьянова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Добрый вечер, – собрав волю в кулак, здороваюсь. Могу же. Язык не отсох, и я показала, что не такая уж и плохая девочка.
Он не шевелится.
Я замедляю шаг. Как-то не хочется поравняться с ним, оказаться слишком близко. Ведь тогда он услышит, как штормит мое сердце и рвется дыхание из переполненных легких.
– Я вышла немного прогуляться, – сообщаю, не зная, как продолжить разговор. Пауза, которая повисла после последних слов, затягивается. – Мне же можно?
Он кивает. Выдыхаю. Хоть какая-то реакция.
– Ну… я пойду. – Хочу развернуться и обойти дом в обратном направлении, но опекун делает шаг ко мне.
Сердце в ответ ударяет в легкие.
Лишь бы не ругался. Я же ничего не сделала.
– Уже поздно. Я провожу.
Холодок скользит по коже. Приходится кивнуть и вновь прикусить язык. Молчи, Эрика. Иначе задержишься здесь на долгие годы, а не на один день.
Обнимаю себя за плечи и позволяю опекуну идти рядом, точнее немного впереди. Три шага разделяют нас. Я не рискую поднимать голову и смотреть в его спину. Но мы идем так близко, что мне кажется, будто я слышу, как он выдыхает. Нет, мне мерещится.
Мы идем к дому, ко второму входу. До него остается около десяти метров, как опекун, оборачиваясь, останавливается. Я не успеваю сообразить, мой резкий маневр уйти в сторону грозит провалиться. Почти падаю, но опекун ловит меня. Сжимает так крепко, что дышать невозможно.
Секундный порыв, основанный на страхе падения, и я цепляюсь за его плечи. Сама прижимаюсь, врезаюсь лбом в его грудь и отчаянно хватаю воздух ртом.
– Осторожней.
Глупо. Как же глупо получилось! Как в какой-то романтической комедии, но мне не до смеха. Ноги деревяшки едва возвращаются на землю, как подгибаются от страха. Опекун не отпускает мои плечи, придерживает. Все повторяется. Как в то утро.
Его касания…
Кожа горит под его ладонями.
Странно. Страшно. Мозг сигнализирует об опасности, но я ничего не вижу, кроме темных глаз, в которых проваливаюсь и тону. Приоткрываю рот, пытаюсь вдохнуть. И не могу.
Не могу, потому что мои губы сомкнуты его губами.
Опекун меня целует.
Первое, что я чувствую после того, как понимаю, что именно произошло, – жар, разливающийся во рту. Губы дергаются, зубы размыкаются. Я не сопротивляюсь, хотя по всем законам жанра должна отпихнуть его, закричать, укусить.
Я многое должна сделать, чтобы разорвать возникшую связь, но не могу. Загипнотизирована, поражена вспышкой, которая меня разделяет на две половины, и тело более не подчиняется мозгу.
Лишь позволяю опекуну углубить поцелуй. Его язык, не встретив преград, вторгается в мой рот. Касается неба, десен, кончика моего языка.
Новая вспышка как копьё пронзает тело.
Как же странно. Странно целоваться с тем, кого еще две недели ненавидишь всеми фибрами души, а теперь виснешь на его плечах и отвечаешь на поцелуй. Нерешительно, совершенно неопытно.
Первый настоящий поцелуй в восемнадцать.
Я стыжусь своей неопытности, но…
Но с ним я хочу это сделать.
Мысль, резкая и такая нескромная, ошарашивает меня.
Смыкаю губы, вытолкнув чужой язык из своего рта. Отступаю, толкая в грудь дрожащими ладонями.
Опекун поражен не меньше, чем я. Его руки повисают вдоль тела, лицо чернеет от недобрых мыслей.
– Иди в дом, – хрипит он. – Немедленно!
Я не спорю. Бегу не оглядываясь. Меня трясет, колотит, знобит. Жар превращается в лихорадку.
Безумие! Какое-то безумие творится в голове.
Мне нравится то, что я почувствовала. Секунды, даже не минуты. Но я должна его ненавидеть. Должна, потому что он отвернулся от меня. Семь лет игнора, семь лет слепой ярости и безграничной боли стирает один поцелуй.
Я рехнулась, если позволю себе забыть.
Глава 15
«Он появился в нашем доме давно. Я знал Дмитрия как одного из хороших друзей отца, но никогда бы не подумал, что этот мужчина примерит на себя еще одну роль.
Теперь я понимал, почему родители и Мия поссорились. Какая именно кошка пробежала между ними.
Дмитрий стоял рядом с Мией, старше ее чуть ли не вдвое, обнимал за талию и что-то шептал на ухо, чуть-чуть наклонившись. Мия тянулась на носочках, висла на его плечах и улыбалась, блаженно жмурясь. Иногда хихикала как влюбленная школьница. Она почти и была школьницей, совсем недавно поступившей в университет. Для нее родители пророчили светлое красивое будущее, а не то, что в итоге выбрала Мия.
Мия выбрала этого человека.
Взрослого, самодостаточного и вполне приятного на внешность. Так говорила мать, но я видел в нем того, кого теперь обязан был ненавидеть. И я ненавидел.
Мия выбрала этого ублюдка, старика, друга отца, а не меня!
Черт! С какой бы стати ей было выбирать меня?
Я закусил губу и развернулся. Смотреть на милующуюся парочку становилось тошно, но я ничего не мог поделать. Все уже решено. Дмитрий слишком уважаемый человек в нашей семье, слишком богатый по нашим меркам. Слишком неподходящей для Мии. Но разве теперь кто-то спросит, когда все уже решено?
Толкнул дверь в свою комнату, часто дыша. Меня потряхивало от злости, но возвращаться я не хотел. Не желал видеть их, слышать, знать…
Хотел вытравить из своей головы все мысли о Мие.
Сегодня у них была так называемая помолвка. Собрались гости, друзья, родные. Я был среди них, но всеми силами желал провалиться сквозь землю. Моя Мия. Моя сестра, которую я никогда не воспринимал как настоящую сестру, выбрала другого человека, а я потерял последний шанс хоть что-то исправить в наших неродственных отношениях. Все полетело к чертям.
Ударив кулаком по груше, болтающейся посреди комнаты, я бил и бил, пока светло-серая футболка не пропиталась потом. Случайно закусил губу, но боли не замечал. Капельки крови размазал по подбородку, обтер кулак о футболку. И вновь ударил. Вытравить ее из своей головы. Забыть ее. Не помнить, как Мия выглядела или как говорила. Я так сильно желал избавиться от нее, что не заметил, как вымотался и свалился на пол. Над головой мерно и, поскрипывая, раскачивалась избитая груша. Этой штуковине не больно. Зато я как сплошной нарыв, который тронь и просочится гной.
Я потерял Мию.
Я не должен был влюбляться в сводную сестру.
У этой сказки не может быть счастливого конца…
Дверь открылась ровно в тот момент, когда я зажмурился. Сколько часов