Читаем без скачивания Кронос. Дилогия (СИ) - Николай Шмелёв

— Час от часу не легче! — недовольно промычал Почтальон, и Крону показалось, что в его голосе промелькнула нотка тревоги, и даже испуга.

Все приуныли, растерянно поглядывая друг на друга. Присутствие постороннего, вмешивающегося в их жизнь, не входило ни в один из планов.

— Будем надеяться, что ты сам не помнишь, как выключил агрегат, — сделал единственно верный вывод Бармалей, вынеся заодно и решение. — Давайте без паники. Если это был таинственный гость, то уже очевидно, что зла он нам не желает, но я надеюсь на забывчивость Комбата.

Все согласно закивали головами, как китайские болванчики, будто бы своим решением, они могут отменить, любые другие. Во всяком случае, выбора у друзей не было, и они начали готовиться к выходу, предварительно не забыв позавтракать, так как на поверхности, судя по показанию ручного хронометра, было девять часов утра. Кристаллы продолжали невозмутимо светиться, делясь своим даром с окружающими: освещая сталкерам путь и приподнимая новогоднее настроение. Они сияли независимо от времени суток и настроения, а так же игнорируя положение светил на небосклоне. Подкрепившись на скорую руку, неизбежно встал вопрос о дальнейшем продвижении. Унылость не исчезла, даже после принятия эликсира храбрости.

— Ком, со своим примусом и неправильным выключателем, окончательно вывел из равновесия, — процедил Кащей, совершенно неожиданно, в первую очередь для себя, выведя такую длинную тираду.

— Хватит болтать — пошли! — строго отрезал Комбат.

— Куда? — ещё строже переспросил Пифагор.

— В милицию!

— Не надо, дяденька!

Товарищи несколько повеселели, а Бульдозер, даже вспомнил анекдот, которыми народ моментально откликается, на все нововведения во внутриполитической жизни страны и за рубежом. Стоят два полицейских и, попивая кофеёк, наблюдают из окна второго этажа, как на улице хулиганы, пересчитывают рёбра состоятельному прохожему. Тот орёт, что есть мочи, на всю улицу:

— Милиция! Милиция!

Один, из стражей порядка, высунув голову в окно, громко и внятно, чтобы ни у кого не оставалось никаких сомнений, крикнул:

— Ну, нет у нас милиции — нет!

Народ криво улыбнулся, но кое-кто и посмеялся. Юмор, конечно, поднимает настроение, но в экстремальных обстоятельствах становится, по большей части, чёрным. Если сейчас спросить, каждого по отдельности, хочется ли ему продолжать поиски, то напрямую, никто бы не сознался, но в глубине души все желали бросить это занятие, не сулившее приятного времяпровождения. В темноте пещеры продолжали мерцать тусклым светом таинственные вкрапления. Как гирляндой, опутав каменные своды, огоньки переливались всеми цветами радуги, напоминая детство.

— Не хватает мандаринов и бенгальских огней, — грустно сказал Сутулый, с тоской поглядывая на световую феерию.

— Иди сюда — я всё привёз! — угрюмо, но грозно процедил Комбат и, вручил горбатому коробку мандаринового сока.

Не весть, из каких глубин, на свет был извлечён завалящийся файер, и торжественно вручён Сутулому:

— На! Потеряешься — посветишь!

Упакованная в картонный цилиндр магниевая смесь, служила хорошим средством для подачи аварийного сигнала, но ещё лучше — для разведения костра. Сутулый покрутил в руках буржуйскую штучку и многозначительно произнёс:

— У нас, для подачи сигнала, ракетницами пользуются. На хрена им, такие большие спички?

— Да это — изобретение Голливуда, скорее всего! — вынес свой вердикт Крон. — Надо, как-то спецэффекты создавать! Естественно, что огонь в небе, намного дальше виден, чем на земле. Вот костерок запалить, действительно, с полпинка пойдёт.

— В голливудских фильмах, — продолжил Доцент, — имея в руках мощные фонари, эти придурки зажигают файер. От него ты слепнешь, на несколько секунд, а противник видит тебя, как на ладони. Затем его кидают вглубь шахты, типа — осветили. Вот бы там скопление метана, да побольше.

— Этот город потребляет столько взрывчатки, как будто идёт настоящая война, — высказал своё мнение Дед, и предложил мирный исход дела, который бы всех устроил. — Осталось голливудцам под себя наложить. Её.

— Это, в каком смысле? — не понял Доцент.

— Во всех! — невозмутимо ответил Дед. — Зритель перестал пугаться и удивляться, поэтому растёт число потребляемого тротила. Скоро весь фильм будет без слов: начнётся со взрывов, и закончится ими же.

— Возвращение немого кино, — усмехнулся Пифагор.

— Именно! — подтвердил Дед. — Всё равно, актёры в картине несут бред сивой кобылы, так не лучше ли помолчать, и делать то, что умеешь лучше всего.

— Я ничего не умею, — процедил Крон. — А то, что умею — на хрен, никому не нужно.

— Парни — кончайте разводить демагогию! — не выдержал Комбат. — Оставьте свои сопли, а то мы так и будем на месте топтаться.

— Куда пойдём? — спросил Кащей, как всегда задавая наивный вопрос.

— Что значит — куда? — опешил Комбат, и с удивлением посмотрел на костлявого.

— В каком направлении, спрашиваю?

— Тьфу ты!

— Пойдём по левому краю, — предложил Крон. — Это мой знаменитый и любимый принцип лабиринта — без шнурка.

— Какого шнурка? — уже начал проявлять тупость Сутулый, недавний компаньон Кащея по вагонетке, от чего у всех, без исключения, начали появляться смутные подозрения по поводу того, что приятели употребляли в открытом вагоне.

Опережая выводы членов экспедиции, Кащей громко заявил:

— Да ничего мы не бабахали противозаконного! Можете не смотреть на меня квадратными глазами: мы же не телепаты, чтобы вообще не разговаривать и понимать друг друга, с полуслова.

Крон снисходительно оглядел мотающуюся фигуру, и снизошёл до объяснения, по поводу верёвки:

— Помнишь знаменитую битву?

— Какую? — Кащей нервно шмыгнул носом и тяжело вздохнул.

— Ну эту, где минотавр, с каким-то греком бодался. Забыл, как его зовут, чёрта… Тесей, кажется, но и не в нём, собственно, дело. Кажется, Ариадна дала ему клубок ниток, чтобы он не заблудился.

В этом месте Крон повысил голос, пресекая злые языки особо догадливых, но никто даже не пошевелился и бровью не повёл, что даже удивило оратора, ещё до того, как он закончил речь.

— Знаю, что подумал, и знаю, что хочешь сказать, — дикторским голосом отчеканил Почтальон, смотря вперёд загадочным взглядом сфинкса. — Нам, это всё, давно уже неинтересно и вообще, выходит за возрастные рамки — скучно, батенька.

— Похвально, но грустно! — вздохнул Доцент.

— Что тут печалиться?! — повысил голос Крон. — Бабы с возрастом приедаются, бабам мужики — так же, надоедают, а этот клубок оказался бобиной с бикфордовым шнуром! Сунула Ариадна его Тесею в руки — он и ушёл, колбасить быка. Она, подождав, пока он найдёт скотину, подожгла шнур, и избавилась от обоих любовников. Заодно, и от своего позора.

— Какого? — осторожно осведомился Бармалей.

— Ну, она родила минотавра, — Крон явно прикалывался.

— Стоп-стоп! — возразил Бульдозер. — Разве, она родила? Это же царица, кажется…

— Вот именно, что кажется! — Крону стала надоедать эта дискуссия. — И вообще, отстань, а? Пёс с ним, с этим рогатым, тем более что это сказки, как кентавры. Кентавристика, как наука, пытается совместить несовместимое.

Кристаллы переливались, как радуга на небе. Невзирая на застойную атмосферу, воздух в пещере оставался достаточно свежим, несмотря на видимое отсутствие вентиляций и сквозняка, что наводило на некоторые размышления.

— Крон, меня неотступно преследует ощущение, что эти кристаллы часть какой-то сканирующей системы, и они наблюдают за нами, — поделился своими мыслями Пифагор. — Хотя, я могу и ошибаться.

Крон пожал плечами и молча осмотрелся по сторонам. Его такие предчувствия не мучили, но тревога не отпускала. Может — это одно и тоже? С потолка сорвалась холодная капля конденсата и упала за воротник, неприятно прокатившись по спине. Крон поёжился и застегнул воротник. Все товарищи выглядели измождёнными, несмотря на то, что только-только проснулись, чего нельзя было сказать про Кащея, который опять мотался, как общипанный веник — из угла в угол.

— Как мало ему надо, — подумал Дед и предложил, — пошли уже, а?

— Ладно — пошли! — громко поддержал предложение Кащей и, видимо, под влиянием винных паров запел, начав с конца но, время от времени, возвращаясь в начало.

Смелая песня разносилась по всему подземелью, что само по себе начинало напоминать празднование Нового года. «И хруст французской булки!», — разносилось по коридору и под сводами пещеры.

— Это про Бородинское сражение, ты поёшь? — уточнил Сутулый у друга.

Всеобщее ржание длилось долго, наконец-то вернув всем положительное настроение. Почтальон, справившись с коликами в желудке, осведомился: