Читаем без скачивания Гладиатор, Маленький Лев и Капитан - Лана Тихомирова

— Александр, я меж тем рада тебя видеть, — на Лиду старик смотрел очень внимательно, видимо читал по губам.

— Я тоже рад тебя сначала слышать, потом видеть. Только ты входишь так, что все покойники в округе подскакивают, а покойницы визжат, что есть мóчи.

— Не тронь покойников, Александр, пусть лежат себе.

— Что ты говоришь? А! Да чем я отличаюсь от них, детка? Могу ходить и говорить, а они не могут. Я им не завидую, потому что хлестать ром они тоже не могут, а я могу, вот за ним ты меня и застала, детка. Айшан, подходи сюда, не бойся.

— Я — Аиша, — с достоинством приблизилась я.

— Это же мальчик! — воскликнул Александр, чем окончательно меня доконал — сначала имя чужое дал, теперь еще и полом ошибается.

— Какая тебе разница, Александр? — спросила Лида, — Ты проведешь ее на поезд?

Александр сурово разглядывал меня подслеповатыми белесыми глазами.

— А ну-ка, Айшан, повернись!

— Да, Аиша я! — возмутилась я.

— Да, я понял, — отмахнулся старик, — а вот боком вполне даже девочка.

Меня обидело его замечание, тем более, что сути его я не уловила.

— Александр, не обижай девочку, она в ваших краях впервые, а ты тут смотрины устраиваешь, — устыдила его Лида.

— Мне должно быть стыдно только за то, что я в свою жизнь видел столько девочек, что и не в сказке сказать. А уж сколько переобжимал, в столице в старые времена казнили бы к черту.

— Ты же всю жизнь на станции работаешь, — удивилась Лида.

— Что ты говоришь? — старик отвлекся.

— Ты всю жизнь работаешь на станции?

— Что? Не разберу?

Лида начала сердиться, она терпеть не могла повторять одно и то же по нескольку раз.

— Ты всегда здесь работал, глухомань ты ж эдакая? — в сердцах сказала она.

— Всегда, — с достоинством ответил старик, а на "глухомань", кажется, обиделся и куда-то отвернулся.

— Вот всегда, когда обругаешь хорошенько, тогда слышит, а без этого никак, — шепнула мне весело Лида.

— Я все слышу, между прочим, — буркнул старик.

Через три минуты он развернулся к нам, сияя беззубым ртом и надраенными чашками, в которых был кофе, на тарелочке рядом лежали бутерброды.

— Вы, поди, устали с дороги-то. Пешком отмахать, это вам не просто так.

Мы пили и кушали.

— Через пять минут поезд придет, — лениво сказал Александр, посмотрев на древний хронометр.

— Так скоро? — не выдержала я, испугавшись, что вот сейчас уеду неизвестно куда, отсюда: от Лиды, от милого чокнутого старика. Тогда я действительно испугалась.

— Ты чего бледнеешь? Ты как себя чувствуешь? — переполошилась Лида.

— Мне страшно.

— Нормально. Ты едешь, фиг знает куда, одна и почти без денег. В такой ситуации надо биться головой о стену или вешаться, а ты вот держишься хорошо. Так что не бойся ничего, все в порядке, страх это более-менее нормальное состояние любого, кто отправляется в путь. Самое главное, это не забывать ничего, ни из вещей, ни из слов, — пыталась успокоить меня Лида.

Грохочущий звук стал приближаться.

— Поезд, что-то рано, — откомментировал Александр и приложил хронометр к уху, — Ах, ты — неприятность, встал… Он стал возиться с хронометром.

— Александр, брось. Скажи Роберту и Эммэ, что Аишу надо отвезти в Иезеркель, — забеспокоилась снова Лида.

— Детка, все будет в порядке, помяни слово Александра, — он продолжал возиться с хронометром.

— Сколько у них стоянка? — поезд подошел к станции и, зашипев, остановился.

Александр ничего не ответил. Минуты тихо падали легким пухом с потолка.

Старик все еще возился с хронометром.

— Александр, — не вытерпела Лида, ждавшая и так достаточно долго.

— Что? — уставился на нее старик.

— Аиша, — чуть не плача сказала она.

За стеной поезд начал шипеть и греметь — он отходил.

— Фу ты, ну ты, — выдохнул старик и выбежал куда-то, мы последовали за ним.

Бежал Александр с прытью, глядя на которую, молодой заяц должен был бы удавиться от зависти. Он схватился за какой-то рычаг и повис на нем, поезд набиравший ход зашипел и остановился.

Из кабины машиниста выглянул кто-то и заорал:

— Какого лысого? Александр, ты из ума выжил, старый хрен?

— За хрена, ты мне ответишь, Роберт, — проорал старик, — девочку в Иезеркель возьмешь?

— А что ж ты сразу не вышел, дурная твоя лысина?

— А не смог и не вышел, тебе какое дело? Возьмешь?

— Да, какая разница. У меня, что ли, выбор есть? — возмущался Роберт.

Александр развернулся и потащил меня куда-то. В темноте мелькали вагоны. Он остановился, и заскрипело железо.

— Ну, пока, Аиша, — шепнула Лида и обняла меня, а потом толкнула вперед. Я сделала несколько шагов назад и оказалась в теплушке.

— Пока, Лида, до свиданья, Александр, — прокричала я, в закрывающуюся дверь вагона.

Тьма была непроглядная. Я тут же поняла, что забыла фонарик. Я расстелила вещи на чем-то, на ощупь, похожем на солому и легла. Поезд не трогался, и было тихо и страшно. Но вот поезд зашипел и дернулся.

— Ну, вот теперь ты черт знает где, — сказала я сама себе и заснула. Проснулась я очень скоро, я слышала, будто воет волк, выл он очень печально, как будто ему было жаль, что я уезжаю от него так и не съеденной.

Часть вторая:

Гладиатор встречает Маленького Льва

Глава 11. Роберт и Эммэ

Я проснулась от того, что ужасно замерзла. Ног я почти не чувствовала, нос и щеки ужасно щипало. Я подышала на руки, но от пара стало только хуже. Мы где-то ехали… да, мы определенно ехали.

Я встала и нетвердо прошлась по теплушке. Наверху было небольшое окно, зарешеченное, естественно. В раме нетвердо держалось грязное стекло. Я посмотрела, но кроме неразборчивых силуэтов какой-то плоской унылой долины ничего не увидела. По небу нехотя тащились тяжелые снеговые или дождевые тучи, земля была голой: ни деревца, ни холмика и среди этого первозданного великолепия мы и ехали.

На естественно возникший вопрос: "Где я?" у меня был только один ответ: "Пока еще на этой планете". Ничего конкретнее я придумать не могла. Вдоволь насмотревшись на серую плоскость, я вернулась на свое сено. И стала растирать ноги. За этим увлекательнейшим занятием меня и застала очередная остановка. Поезд сбавил ход, зашипел, несколько раз конвульсивно дернулся и остановился.

Я прислушалась: извне ни звука.

В окошечке ничего, кроме голой равнины.

Дверь моей теплушки заскрежетала и отодвинулась.

— Эй, иди сюда! — окликнул меня бодрый мужской голос.