Читаем без скачивания Порывая с прошлым - Александр Филиппов

Основная линия государства заключается во всемерном стимулировании частнокапиталистического накопления. Расширение капиталистического сектора, главным образом промышленного, дающего постоянно растущее накопление, реинвестиция накоплений в промышленности — цель государственной экономической политики.

Особенность пакистанского государственного капитализма состоит в том, что увеличение государственных инвестиций в промышленность не сопровождается ростом государственного предпринимательства. Государство продает в частный сектор акции своих рентабельных предприятий. Такое направление содействует ускорению процессов концентрации и централизации промышленного капитала, возникновению картелей и монополий.

— Тем не менее, — продолжает губернатор, — экономически мы еще слабы. Во всем зависим от Запада. Мы ежегодно должны ввозить сотни тысяч тонн зерна и разного продовольствия. В этом году придется ввезти более двух миллионов тонн пшеницы. Внешний долг Пакистана превысил два миллиарда долларов. Мне тяжко видеть Пакистан в позе нищего, годами стоящего с протянутой рукой, а наших дипломатов — выколачивающими кредиты у западных держав.

Спокойно, давая возможность записать в блокнот все, что он говорит, губернатор продолжает:

— Политические противники называют меня деспотом, националистом. Это за то, что я предлагаю для Пакистана реальный путь экономического прогресса. Вся жизнь страны должна быть подчинена развитию экономики. Никаких забастовок, полный запрет деятельности всех оппозиционных партий, правых и левых, — я не делаю между ними различия. Наш народ не дорос до западной демократии. Страна, которая поражена всеобщей ленью, не может позволить себе эту роскошь. Странно? Я знаю свой народ. Стране нужен железный порядок, хороший полицейский. Результат послаблений — забастовки, митинги, волнения здесь и в Восточной провинции.

Так же спокойно и обстоятельно отвечает он на вопрос о «Программе шести пунктов», выдвинутой Муджибур Рахманом.

— Это открытый призыв к отделению Восточного Пакистана. Муджибур Рахман набирает силы. Руководитель «Авами лиг» всегда добивается того, чего хочет. Это индийский агент. Говорят, он сильно болел. Жаль, что не умер, забот было бы меньше.

Так цинично и откровенно может говорить только человек, уверенный в твердости своего положения, не боящийся последствий, если его слова станут достоянием гласности.

Амир Мухаммад-хан ждет следующего вопроса. Он нисколько не удивляется, когда я спрашиваю, насколько справедливы обвинения тех, кто говорит, что государственный и армейский аппарат набирается главным образом из панджабцев.

— Панджабцы — самая динамичная нация в Пакистане, — следует ответ. — Так угодно Аллаху, ничего не поделаешь. Панджабцы — это смелые воины, их всегда брали к себе на службу англичане. Они великолепные чиновники, способны ко всем наукам. Это выдвинуло их на первое место среди остальных национальных групп.

— Пожалуйста, дайте характеристику другим национальностям.

— Бенгальцы — это поэты, музыканты, не признают точных и прикладных наук. Болтуны и не любят работать. Пуштуны, они же патаны, — неплохие воины, но не признают дисциплины, работают из-под палки.

— Но в Пакистане пуштуны занимают важные посты в правительстве и в армии, не так ли? — осторожно перебиваю я губернатора.

— Да, но в этих пуштунах течет панджабская кровь, — отвечает он и продолжает рассказ: — Белуджи во многом похожи на пуштунов, но вероломны. Это видно из событий в Белуджистане. Сепаратисты, связанные с нашими зарубежными недругами, подбивают их на антиправительственные выступления. Стреляют в наших солдат, убивают переселенцев из других районов. Но мы их за это караем. Синдхи — те мечтают быть адвокатами, судьями, сборщиками налогов. В армию не хотят идти, да мы их и не берем. Теперь понимаете, почему опорой страны являются панджабцы, почему они процветают? Без них нет Пакистана. Как-никак они составляют более шестидесяти процентов населения Западного Пакистана. Вопросов нет? Прошу к столу.

Я прячу блокнот в карман. Не знаю, чего больше в ответах губернатора: цинизма или недомыслия. Ведь все это говорилось им в беседе с иностранным корреспондентом.

Стол накрыт на террасе дворца. Молчаливая прислуга, одетая в расшитые серебром кафтаны, следит за каждым жестом губернатора. Незаметное движение кистью руки — и они стремглав бросаются выполнять распоряжение. Глядя на все это, я теряю аппетит, чувствую себя неловко.

Подошло время прощаться. Губернатор поднялся из-за стола, подал руку.

— Распространились слухи, что я собираюсь уйти в отставку. Их распускают недоброжелатели, — зло сказал он.

Признаться, я был несколько удивлен таким концом беседы. Между тем губернатор продолжал:

— Если кто и уйдет в отставку в ближайшее время, то это наш министр иностранных дел. Не удивляйтесь, секрета здесь никакого кет. хотя это и не для печати. Бхутто больше не нужен. Он стал мешать президенту.

Действительно, примерно месяца через полтора после беседы с губернатором появилось сообщение, что З. А. Бхутто ушел «по собственному желанию» с поста министра иностранных дел. Вскоре пришлось уйти и самому губернатору, и тоже «по собственному желанию». Газеты сообщили, что Амир Мухаммад-хан подал прошение об отставке, которое «с глубоким сожалением было принято президентом».

Этому предшествовали немаловажные события. Губернатор, которого поддерживали незначительные круги панджабских феодалов, повел лобовую атаку против президента. Он стал демонстративно игнорировать его распоряжения, инспирировать враждебные ему выступления, блокируясь с правыми оппозиционными группировками. С его ведома начали проводиться пресс-конференции с целью дискредитации президента в глазах общественности.

После одной такой пресс-конференции, на которой были преданы гласности данные о спекулятивных аферах его сына, капитана Гоухара, президент решил отделаться от губернатора. На следующий день Амир Мухаммад-хану позвонил генерал Яхья-хан, услугами которого частенько пользовался Айюб-хан, и предложил ему немедленно подать в отставку, гарантируя в этом случае спокойную жизнь. Мухаммад-хан понял, что проиграл, и поступил так, как ему рекомендовали.

На должность губернатора Айюб-хан назначил генерала Мусу, главнокомандующего вооруженными силами, человека, которому он полностью доверял. Провинция оказалась в руках верного и надежного человека. Пост главнокомандующего занял Яхья-хан.

Одним из первых актов нового губернатора было освобождение большой группы оппозиционных политических и профсоюзных деятелей, в том числе и членов Национальной народной партии, арестованных по распоряжению губернатора в марте — апреле 1966 г.

Имя Амир Мухаммад-хана исчезло со страниц печати. Прошло несколько месяцев, и вот короткое сообщение в газетах: бывший губернатор убит своим старшим сыном выстрелом из пистолета.

Иностранных журналистов пригласили в департамент печати и предложили в своих информациях опираться на это сообщение.

— Произошла обыкновенная ссора, вызванная дележом земельных владений, — заявил нам чиновник. — Оба они — отец и сын — люди горячие, поругались, схватились за пистолеты, с которыми никто из них не расставался. Опередил сын. Правительство не желает вмешиваться в эту историю, дав возможность самим родственникам разобраться во всем.

Отстранение неугодного губернатора, фигуры особенно ненавистной для двухмиллионного населения Белуджистана, президент Айюб-хан попытался использовать для нормализации обстановки в этой части Пакистана. Край пустынь и гор, отсталый в экономическом отношении, находился в течение десяти лет в огне повстанческо-го движения. Составляющие значительную часть населения племена — марри, менгал и бугти — вели вооруженную борьбу против центрального правительства. Вожди племен — сардары, пользовавшиеся неограниченной властью в своих владениях, — считали себя ущемленными политикой, проводимой правящими кругами, требовали расширения экономических и политических прав, особых привилегий.

Дело в том, что после образования Пакистана в Белуджистан хлынули панджабцы и представители крупной мусульманской буржуазии, переселившиеся из Индии. Люди деловые, энергичные, обладающие средствами, они заняли ведущее положение в административных органах, торговле и предпринимательстве. В их руках оказались разработки угля, хромита, марганца и других полезных ископаемых.

Создав корпорационные землячества, «пришлые», которых активно поддерживало правительство, противодействовали попыткам местной знати и нарождающейся буржуазии проникнуть в сферу торговли и предпринимательства. Недовольство белуджей вызывала и политика правящих кругов в подборе кадров. В учреждениях и фирмах делопроизводство велось на урду и английском языке, и те белуджи, которые не владели ими, не принимались на работу. В армии белуджи были главным образом рядовыми. Высокомерие «пришлых» чиновников, их пренебрежительное отношение к национальной культуре, традициям и обычаям тоже накаляли обстановку. Политику ограбления края и его населения правящие круги прикрывали разговорами о необходимости экономического развития, борьбы с пережитками прошлого, установления законности. Национальная народная партия поддерживала выступления племен, хотя они и возглавлялись сардарами. Она считала, что на данном этапе борьба белуджей расшатывает устои военного режима, смыкается с общей борьбой трудящихся за политические и социальные права.