Читаем без скачивания Флибустьер. Магриб - Михаил Ахманов

– Я ищу женщину по имени Шейла и своих людей, захваченных Караманом, – сказал Серов. – А пришел я с запада, из-за океана, и зовут меня капитан Серра.

– Реис Сирулла? – переспросил тощий.

– Дьявол с ним, пусть будет Сирулла! Где Караман?

– Караман нет. Ушел! – Рука тощего вытянулась в сторону моря. Потом он низко поклонился, сложив ладони перед грудью. – Ля илляха иллялах, Мухаммад расулла… Мудрый кади говорить, мой перекладывать речь почтенный акил, чтобы текла из мудрый уст в благожелательный уши реис-ага и расцветала в них, как роза в сад Аллаха. Мой…

– Смолкни, – приказал Серов. – У меня есть свой переводчик. Ну-ка, Мартин, узнай, что им нужно.

Деласкес заговорил на арабском, тучный ответил, морщась после каждого слова так, будто в глотку ему вливали уксус. Бородатый старец уставился на море, пальцы его двигались, перебирая четки, губы беззвучно шевелились – должно быть, он читал молитвы. Тощий переводчик отступил назад, спрятавшись за спиной толстяка.

– Это посланцы эмира, дон капитан, – молвил Деласкес, перейдя на английский. – Тот, что с четками – улем, служитель Аллаха, а другой – кади, городской судья. С ними катиб правителя… это как писец в западных странах, помощник во всяких делах, тайных или явных. Он…

– Секретарь, – подсказал Серов. – Значит, улем и кади… Важные персоны! А почему этот писец назвал их акилами?

– Акил означает мудрец, – сообщил мальтиец. – Улем и судья – самые мудрые люди в городе. Конечно, не считая эмира, который их прислал. Они говорят, что Караман удалился из гавани и что он – не их человек, даже не магрибинец, и они за него не отвечают. Они просят – ради Аллаха и христианского бога! – не обстреливать город и не губить людей. Они говорят, что хоть наша и их вера различны, но Аллах и Христос благоволят милосердным, добрым и щедрым. Они готовы заплатить и хотят услышать цену.

Восток – дело тонкое, особенно когда касается торговли, подумал Серов и переглянулся с Теггом. Его помощник положил ладонь на грудь, вытянул три пальца, побарабанил ими по камзолу, потом сунул пятерню за пазуху и принялся чесаться.

– Тридцать тысяч испанских талеров,[45] – вымолвил Серов. – И передай улему и кади, что мое милосердие зависит от их щедрости. Сейчас я буду обедать. Когда закончу, сундуки с монетой должны быть на пристани.

Катиб-переводчик и Мартин Деласкес заговорили разом, и лицо толстого кади вытянулось. Обменявшись парой фраз с улемом, он сообщил, что надо подумать и посоветоваться, ибо сказано пророком: торопливый теряет, мудрый находит. Но в этот момент вспыхнули два пиратских корабля, подожженных Эриком Свенсоном, и посланцы эмира догадались, что время совещаний и раздумий истекло.

Кади повернулся к Деласкесу и что-то пробурчал.

– Выкуп будет уплачен, но у них не хватает талеров, – сообщил мальтиец. – Половина будет в турецких курушах,[46] из расчета пять курушей за четыре талера. Это справедливо, синьор капитан.

– Куруши так куруши, – кивнул Серов. – Хоть тугрики, только выплату пусть не затягивают. Я обедаю быстро.

Он повернулся и зашагал вдоль берега к возвращавшимся шлюпкам. От пылающих шебек тянуло жаром, ветер раздувал огонь, от дыма перехватывало дыхание. Пять галер с бывшими невольниками уже скользили по водам бухты, огибая застывший на якоре «Ворон». Его экипаж, вместе с новым пополнением, сгружал у линии прибоя захваченное добро.

Разочарование… Тяжкой ношей легло оно на грудь Серова и сдавило так, что чудилось – еще немного, и треснут ребра. Он так надеялся найти здесь Шейлу! Шейлу, Уота Стура, Клайва Тиррела и остальных парней… Взять их на борт, сняться с якоря, распустить паруса и поплыть в пролив Ла-Манш, в Северное море, а оттуда – на Балтику, в родные воды… То есть еще не совсем родные, так как нужно их отвоевать у шведа, построить крепости и корабли, возвести великий город, что станет российской столицей на двести с лишним лет… И все эти дела ждут его, Андрея Серова! И будет ему за свершения ради отчизны почет и слава, богатства и титулы…

Потом, все потом, думал он. Первый долг человека – перед своей семьей, ибо на нем, как на краеугольном камне, стоят все остальные долги: перед соратниками и друзьями, перед страной, ее правителями и народом. И всякий, кто скажет иное, – лжец или глупец! Долг перед самыми близкими является инстинктом, диктуемым любовью, – а что на свете сильнее любви?

Он дождался, когда причалят шлюпки, сел в одну из них и приказал править к кораблю.

Вечером, часа за два до заката, когда «Ворон» был уже в море, Тегг вызвал Серова на палубу. Здесь, вдоль борта, разложили добычу, и вожаки, ван Мандер и Хрипатый Боб, Тернан, Кук и лекарь Хансен, осматривали ее, щупали восточные ткани, звенели посудой, перебирали испанские и турецкие монеты, заполнявшие четыре сундука, прикидывали вес украшений, остроту ятаганов и сабель. Богатая земля Магриб! – подумал Серов, глядя на эти сокровища. Богатая! Есть где разгуляться! А если разгуляются его сподвижники в магрибских водах, то захотят ли плыть на север? На сей вопрос он пока не знал ответа.

– Нет с нами Шейлы, – сказал Сэмсон Тегг, – и потому мы просим, чтобы ты оценил добычу и разделил на доли по правилам Берегового братства. Прежде, Эндрю, у тебя это здорово получалось! Здорово, клянусь спасением души!

Бомбардир подмигнул, и перед Серовым пронеслось воспоминание: жаркое солнце, синее море, золотой песок, безымянный остров в Карибском море, где он впервые подсчитывал награбленное, суровая физиономия Джозефа Брукса, надменная рожа Пила, лица Садлера, Росано, Галлахера и прочих убиенных и до времени погибших. Как давно это было! И как недавно!..

Он прошелся по шканцам, заглядывая в раскрытые ларцы и сундуки, взял турецкую монету с вязью загадочных письмен, осмотрел ее, бросил обратно, коснулся сабельной рукояти, украшенной бирюзой, полюбовался блеском рубинов в перстнях, заколках и серьгах и вдруг, наклонившись, застыл, как громом пораженный. В шкатулке из слоновой кости красовалось ожерелье из драгоценных камней, а под ним лежали тонкой работы сережки. Камни были синими, как глаза Шейлы, и искусный магрибский ювелир заключил их в золотую филигрань, в плетеное кружево из проволоки, и сделал подвески из золотых остроконечных листьев. Дорогая вещица! Но ее цена была Серову безразлична; наморщив лоб, он вспоминал свой сон, с каждой секундой убеждаясь, что там, в сонном его видении, Шейла носила именно это убранство.

Случайное совпадение или знак судьбы? Зримый символ того, что их одиссея кончится благополучно?..

На душе у Серова вдруг полегчало. Он выпрямился, окинул быстрым взглядом первую магрибскую добычу и сказал:

– Шкипер, распорядись – пусть принесут из моей каюты перья, бумагу и чернильницу, будешь записывать. Сейчас все оценим, подсчитаем и разделим, никого не обидев, но перед тем я возьму свою капитанскую долю. – Он поднял серьги и ожерелье, сверкавшие синим пламенем. – Вот это! Нет возражений?

Возражений не было.

Часть II

Мальтийские воды

Глава 5

Путь в Средиземье

Владычество испанских эмиров было эпохой великого благоденствия. Государи эти, вместе духовные и воины, отнюдь не враждуя к христианским племенам, видели вокруг себя только один народ. Исполняя сами великие работы для пользы общей, которым так много обязаны своим обширным развитием земледелие и торговля, они приглашали людей всех наций без разбора, которые могли оплодотворять развитие наук и возродить промышленности прошедшего. Деятельность их и правосудие превратили дикую Испанию в земной рай, бродячие толпы ее народа – в просвещенную нацию, трудолюбивую и образованную.

«Ворон» плыл к Гибралтару, Сеуте и Средиземному морю. Погода благоволила; дни стояли ясные, ночи – звездные, что было редкостью для начала зимы, устойчивый ветер дул с зюйд-веста, нес корабль вдоль африканских берегов от Эс-Сувейры к Сафи, от Сафи – к Эль-Джадиде и дальше, к Касабланке и Рабату, к Сале, местной пиратской столице, и Танжеру, за которым открывался пролив, самый знаменитый в истории мореплавания. Тут плавали тысячу лет назад, и две, и три – а может, все четыре; плавали эллины и финикийцы, карфагеняне-пуны и римляне, норманны, сицилийцы, марсельцы, генуэзцы и множество иных народов и племен, живших в Испании и Италии, на Корсике, Сардинии и Балеарских островах. Каждый называл пролив по-своему, но сохранились в веках лишь два имени: пунийское – Столбы Мелькарта и греческое – Столбы Геракла.

Столбы Геркулеса!

Сменившись с вахты, Серов шел в свою каюту, садился у распахнутых окон, глядел на пенный след за кормою фрегата и вполголоса напевал:

У Геркулесовых столбов лежит моя дорога,У Геркулесовых столбов, где плавал Одиссей,Меня оплакать не спеши, ты подожди немного,И платьев черных не носи, и частых слез не лей.Еще под парусом тугим в чужих морях не спим мы,Еще к тебе я доберусь, не знаю сам когда…У Геркулесовых столбов дельфины греют спины,И между двух материков огни несут суда.[47]

Дельфины в самом деле плескались там и тут, а вот кораблей попадалось немного. Видели галеоны из Португалии и Испании, плывшие, возможно, за океан или на Канары, к Мадейре либо на острова Зеленого Мыса; встретили голландский торговый бриг и французский корвет; один раз попалась магрибская галера – видно, отчалившая от берега в районе Сале. Опознав в ней шебеку, пусть не караманову, но, несомненно, пиратскую, Серов велел ее преследовать, но скоро убедился, что занятие это пустое – «Ворон», весьма быстроходный фрегат, отстал от шебеки даже под всеми парусами. Что неудивительно: у пиратов были и паруса, и гребцы, а еще – на редкость легкое стремительное судно. После этой неудавшейся погони Серов посовещался с Теггом и ван Мандером и решил, что кроме «Ворона» нужны им две или три такие шебеки, иначе придется в Средиземье одних купцов ловить. Купцы их тоже интересовали, но главной добычей все-таки был Караман.