Читаем без скачивания Газета День Литературы # 152 (2009 4) - Газета День Литературы
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
сладко грели спины под лучами,
с нами рядом – Радев был седой…
Вот он, рай, с лазурною водой!
Перевод Николая ПЕРЕЯСЛОВА
Юрий ПАВЛОВ МЕМУАРЫ ШЕСТИДЕСЯТНИКОВ: ВЗГЛЯД ИЗ АРМАВИРА
В ХХI веке появляются мемуары и мемуарная проза Евгения Евтушенко, Василия Аксёнова, Анатолия Гладилина, Бориса Грибанова, Даниила Гранина, Юлиу Эдлиса, Наума Коржавина, Лазаря Лазарева, Бенедикта Сарнова, Станислава Рассадина… Все эти авторы, за исключением Коржавина, – "шестидесятники". Сегодня многие историки, литературоведы, критики, преподаватели, учителя, студенты, ученики и читатели вообще представления о ХХ веке черпают из этих источников и, наверное, будут черпать в будущем. На некоторых примерах покажу "болевые точки", уязвимые места мемуаров "шестидесятников", которые позволяют относиться к ним как к источникам с "мёртвой" водой. За пределами заметок оставляю книги Ст. Рассадина и Б.Сарнова, о них я уже высказался ("Наш современник", 2005, № 11, "Наш современник", 2008, № 5).
В 2006 году были опубликованы воспоминания Бориса Грибанова "И память-снег летит и пасть не может…" Немногим ранее Лазарь Лазарев, главный редактор "Вопросов литературы", на вопрос мемуариста, напечатает ли он эти воспоминания, ответил: "Напечатаю … но при одном условии: если они не будут целиком посвящены пьянкам и бабам". Мемуары вышли не в "Вопросах литературы", а в "Знамени" (2006, № 9), и в них действительно речь идёт преимущественно о пьянках и бабах…
Об этом мне уже также приходилось писать ("День литературы", 2008, № 3). Начну с того, что называется воздухом времени, каким он предстаёт у Грибанова и других мемуаристов. Обращусь к одной из главных тем для всех "шестидесятников" и "левых" вообще, к теме Сталина.
На одной журнальной странице Борис Грибанов собрал самые невероятные слухи о Сталине, находя в них объяснение его государственной деятель- ности. По версии мемуариста, "собака зарыта" в тайне происхождения Сталина: "Его мать … была горийской шлюхой, красоткой, которая, между прочим, спала с местным князьком. Когда она забеременела, прибегли к старинному способу – нашли бедняка, Виссариона Джугашвили, купили его согласие на бракосочетание, после чего он уехал в Тифлис, поступил там рабочим на обувную фабрику Алиханова, а затем канул в неизвестность".
Приведённая цитата – лучшая иллюстрация уровня мышления и фактографической "точности" Грибанова. Во-первых, мать Сталина была женщиной религиозной и добропорядочной. Даже Э.Радзинский, падкий на всякие сомнительные, "жёлтые" сенсации, в своей книге "Сталин" (М., 1997) признаёт ложность подобных слухов. Во-вторых, Сталин был уже третьим ребёнком в семье Джугашвили, то есть версия, что Екатерина Геладзе забеременела ещё до брака – полный абсурд, бред. В-третьих, Грибанову не мешало бы знать, что бракосочетание родителей Сталина состоялось 17 мая 1874 года – почти за три с половиной года до рождения Иосифа.
И большинство суждений о Сталине в мемуарах выдержано на таком же уровне. Нельзя сказать, что информация о других политических деятелях качественно иная и ей можно доверять. В одних случаях возникают сомнения в достоверности сообщаемого, как, например, в эпизоде, рассказанном Б.Грибановым, со Светланой Алилуевой и Давидом Самойловым на квартире А.И. Микояна. В других случаях приводимые якобы факты легко опровергаются. Так, тот же Микоян, по Грибанову, в конце 50-х годов был председателем Верховного Совета СССР. Реально же Анастас Иванович был назначен на эту должность 15 июля 1964 года.
Юлиу Эдлис в своих мемуарах "Четверо в дублёнках и другие фигуранты" (М., 2003) сообщает о Микояне следующее: "Было это уже в послехрущёвскую (курсив мой. – Ю.П.) пору, – на второй или третий день после своей встречи с Анастасом Микояном, тогда уже отстранённым от высокой властной должности и коротавшим свою старость всего-навсего пенсионером "союзного значения": Трифонов задумал книгу о своём … отце … и Анастас Иванович, которому теперь бояться и терять было уже нечего, согласился рассказать о Валентине Трифонове всё, что он о нём помнил, хотя, вероятно же, далеко не всё".
Плохо, что Эдлис не называет той высокой должности, которой лишился Микоян. Вероятнее всего, имеется в виду Председатель Президиума Верховного Совета. Им Анастас Иванович перестал быть в декабре 1965 года, после чего, однако, не ушёл на пенсию. Это произойдёт в июне 1966 года вслед за его отставкой из президиума ЦК КПСС. Правда, до 1973 года Микоян ещё остаётся членом ЦК КПСС и Президиума Верховного Совета, то есть, если следовать логике Эдлиса, то до указанного срока Анастасу Ивановичу было чего бояться. Однако микояновско-трифоновская конструкция Эдлиса, состоящая из лжефактов и лжехарактеристик, которые я вообще не комментировал, разлетается вдребезги уже от соприкосновения с очевидной реальностью: книга Юрия Трифонова об отце "Отблеск костра" вышла в 1965 году, то есть до каких-либо отставок, "союзного пенсионерства" и т.д.
Гораздо реже, чем о Сталине, Микояне, Хрущёве, и с меньшей охотой "шестидесятники" пишут о Ленине. Пишут чаще всего вынужденно. Так, понятно, почему Евтушенко не мог миновать этой темы: думаю, ещё немало читателей помнят его поэму о Ленине "Казанский университет". В своих мемуарах "Шестидесятник" (М., 2006) Евгений Александрович говорит о Владимире Ульянове по сути то же, что и Даниил Гранин в книге "Причуды моей памяти" (М., 2008). Приведу отрывок воспоминаний Евтушенко из главы "Я – последний советский поэт": "Я принадлежу к тем шестидесятникам, которые сначала сражались с призраком Сталина при помощи призрака Ленина. Но как мы могли узнать, раздобыть архивные материалы об ином, неизвестном нам Ленине, которые пылились за семью замками? Как мы могли прочесть "Архипелаг ГУЛАГ" до того, как он был написан? Мы не знали, что под декретом о создании Соловков – первого догитлеровского концлагеря – стояла подпись Ленина, что именно он отдавал безжалостные приказы о расправах с крестьянами, не знали о его непримиримости к инакомыслящей интеллигенции. Многие его записки Дзержинскому, Сталину, депеши, указания скрывались".
Думаю, довод "мы не могли узнать" работает в том случае, когда такое заявляет, условно говоря, простой обыватель; если же эти слова звучат из уст писателя, тем более, создавшего произведение о Ленине, то меня они не убеждают. Для того, чтобы понять сущность Ульянова, знание "секретных материалов", в которых, как видим, Евтушенко до сих пор путается, не обяза- тельно. Работы и письма Ленина, изданные в СССР, дают представление о нём как о людоеде, ненавистнике Бога, России, русских, крестьянства, традиционных ценностей, сверхпримитивном толкователе отечественной классики.
Но возможно и другое: возраст, "жизненные слабости", лень, желание идти в ногу со временем и т.д. не позволяли Евтушенко и "шестидесятникам" разобраться в Ульянове. Это произошло, по версии Евтушенко, лишь в 80-е годы. Но почему до сих пор – задаю я риторический вопрос – "шестидесятники", отравлявшие сознание миллионов своими "Казанскими университетами", "Секвойями Ленина", "Лонжюмо" (входившими в школьную программу) и мифами о "пламенных революционерах", не признали своей вины, своей моральной ответственности?..
Ситуация не меняется и тогда, когда "шестидесятники" обращаются к иным периодам и векам отечественной и мировой истории. Их суждения о ней есть не результат выявления закономерностей из совокупности фактов и событий, а производное от идей, схем, чувств, которые и являются единственными приоритетами в том, что с большой натяжкой – и далеко не всегда – можно назвать мыслительным процессом, под них и подгоняется, подстригается близкое и далёкое прошлое.
Вот как, например, Евгений Евтушенко в "Шестидесятнике", отталкиваясь от неизлечимого заболевания царевича Алексея, характеризует одну из особенностей русской истории и национального менталитета: "Мы знаем, что этот дядька-матрос предаст своего воспитанника, присоединится к тем, кто издевался над царской семьей. Но многие из тех, кто расстреливал царскую семью, окажутся расстрелянными сами. Неостановимость крови – гемофилия – это национальная болезнь России. Она берёт начало во времена татаро-монгольского ига, когда русские князья бесконечно сражались друг против друга, вместо того, чтобы объединиться. Тогда и зародилась национальная трагедия, которой не стоит гордиться, – привычка к проливанию русскими русской крови".
Не вызывает сомнений, что в своих представлениях об истории Евтушенко так и не вырос из примитивных, леволиберальных стереотипов. Не утомляя цифрами и фактами, тезисно, предельно кратко напомню широко известное, о чём неоднократно писали многие авторы, которых Евгений Александрович, видимо, не читал.