Читаем без скачивания Сильвестр - Шмелёв Петрович

А ещё должно всякому человеку, и жене, и детям, и домочадцам его всегда и во всём помнить самоё наиважнейшее, на чём стоит и будет стоять весь порядок жизни христианской: «Не красть, не блудить, не лгать, не клеветать, не завидовать, не обижать, не наушничать, на чужое не посягать, не осуждать, не бражничать, не высмеивать, не помнить зла, ни на кого не гневаться, к старшим быть послушным и покорным, к средним- дружелюбным, к младшим и убогим — приветливым и милостивым, всякое дело править без волокиты, а наипаче всего не обижать в оплате работника, всякую же обиду с благодарностью претерпеть ради Бога: и поношение, и укоризну, если поделом поносят И укоряют, с любовью принимать и подобного безрассудства впредь избегать, а в ответ не мстить».

И не будь никому лиходеем, человек! Вглядись в беду людскую, и скорбь, и нужду ближних и дальних твоих и, насколько можешь, им помогай. И работников своих, и странников, и нищих убогих корми я содержи, как самого себя, ибо то Богу в честь, а тебе во спасение. И остерегись, чтобы отнюдь не входило бы в дом твой ничего из насилия, ни из грабежа, ни из взятки, ни из ростовщичества, ни из доноса либо клеветы, ни из неправедного суда: «Если от этого Бог сохранит, будет тот дом благословен отныне и вовек».

И блюди, человек, порядок в доме твоём, и в делах, и в хозяйстве, и в имуществе своём, и живи по средствам, без зависти, соизмеряя приход свой и расход, и гони алчность из дома твоего прочь, но и выгоду свою не забывай, ибо труд человеческий, и бережливость, и смекалка в делах угодны Богу, ими же крепка есть всякая земля. Из грязи родится только грязь, а из беспорядка — только беспорядок, и смута, и вражда, и злоба человеческая, и кровь.

И не думай, человек, что кадушка попусту сгнивших огурцов у тебя в чулане — то пустяк! Нет, то тяжкое зло, великий грех, и этот грех на тебе, и только на тебе. И покосившаяся крыша, и грязь в доме твоём и на дворе, и разруха в твоём хозяйстве, и просроченные долги, и худая скотина у тебя в хлеву, и пьяная, нечёсаная жена, и дети, отбившиеся от рук, и скудные разумом, впавшие в детство престарелые родители твои, лишённые заботы и ухода, и ссоры с соседями, и брань, и разврат, и безделье работников твоих — всё грех, всё на тебе, человек, и за всё будешь ты держать ответ перед Богом! И не будет тебе счастья и удачи ни в чём, ибо счастье и удача — дело рук человеческих, и не можешь, не смеешь ты гневаться и роптать на судьбу свою горькую, коли сам себе ты всю жизнь был враг.

И помни, человек: милосердием, а не злобой держится жизнь твоя и жизнь близких твоих-и в малых делах, и в больших. Спору нет, совсем без силы в жизни не обойтись, и коли не слушают слова твоего кроткого, отеческого — нет в том греха, чтобы иной раз и силу употребить. И детей своих держи в строгости, и домочадцев, и работников своих, но и здесь знай меру, и здесь не давай волю слепому гневу и ярости своей. «И за любую вину ни по уху, ни по глазам не бить, ни под сердце кулаком, ни пинком, ни посохом не колоть, ничем железным либо деревянным не бить». А наказав по вине сына своего либо раба ленивого — приласкай его потом и пожалей, ибо тогда вина его будет ещё горше для него, а обида в сердце его вскорости сама собою утихнет и пройдёт.

И слова эти не только к людям, не только к пастве моей, жаждущей опоры в жизни своей земной и надежды в жизни вечной, но и к тебе, сын мой возлюбленный Анфим! Добрый вышел из тебя человек, здравый и разумом, и телом своим, и послушный, и верный, и богобоязненный, и не в чём мне, отцу твоему, пока упрекнуть тебя. Но длинна, длинна дорога жизни! И многие ещё соблазны ожидают тебя на ней. Быть ли тебе в государевой службе, или пойдёшь ты до торговой части, или потянет тебя к земле, хлеб растить и стада пасти — везде, сын мой, живи по Закону Божьему и человеческому и помни всегда, и в радости, и в нужде: как ты к людям, так и они к тебе.

Первое: никого, чадо моё, не презирай и живи так, как прожили век свой отец твой и мать. Никто не вышел из дома нашего голоден или печален, и всякому человеку мы, как могли, нужное всё давали Бога ради, и страждущего утешали, и печального словом вылечивали, и ссужали каждого, чем могли. И видел ты сам, чадо моё возлюбленное, как были мы с ней «всеми почитаемы и всеми любимы, всякому в нужде угодил я и делом, и служением, и покорством, а не гордыней и порочащим словом не осуждал никого, не насмехался, не укорял, не бранился ни с кем, а пришла от кого обида — мы Бога ради терпели и винили себя, и потому становились враги друзьями».

А другое, Анфим, — помогай, где можешь и как можешь, освободиться человеку от рабства, от оков тех и цепей, коими сковали его либо люди, либо злые татарове, либо случай, либо воля сильных мира сего. Помни: «Из темниц больных и пленных, и должников из рабства и во всякой нужде людей по силе своей выкупал я, и голодных как мог кормил, и рабов своих всех освободил я и наделил их, а иных и из рабства выкупил и на свободу пустил, и все те наши рабы свободны, богатыми домами живут… Многих ничтожных сирот, и рабов, и убогих, мужского полу и женского, и в Новгороде, и здесь, в Москве, вскормил и вспоил я до зрелости, обучил, кто чему достоин, многих и грамоте, и писать, и петь которых иконному письму, а которых и книжному искусству, тех серебряному делу и прочим всем многим ремёслам, а кого разной торговлей научил заниматься. А мать твоя воспитала в добром наставлении многих девиц и вдов, ничтожных и убогих, обучила рукоделию и разному домашнему обиходу и, наделив приданым, выдала замуж, а мужчин поженили у добрых людей, — и все те, дал Бог, свободны, живут состоятельно, многие в священническом и дьяконском чине, и в дьяках, и в подьячих, и во всех чинах: кто во что уродился и в чём кому благоволил Бог быть, — те занимаются различными ремёслами, а многие торгуют в лавках, многие и в купечестве в различных землях ведут торговлю».

А ещё, Анфим, во всех делах не скупись, не ленись ладить с людьми и плати за всё наперёд добром. Не сомневайся: окупится твоя доброта сторицею, и будет тебе всегда и во всём прибыток — и в торговых делах, и во всех иных. Никому и ни в чём, Анфим, не лги, не обманывай, и слова своего никогда не отменяй, и долги свои всегда отдавай в срок. Гостей приезжих всегда встречай хлебом-солью, а с соседями своими храни мир и дружество, и в помощи, и в хлебе, и в займе не отказывай им никогда. А сам пойдёшь куда в гости, подарки неси — недорогие, но всегда: подарки дело обоюдное, а дружба навек. Сам знаешь, чадо моё, как мы жили: слава Богу, обошлось в жизни «без клеветы, и без судебного пристава, и без всякой кручины; всё, что было, улажено хлебом, да солью, да питьём, да подарком и всякою добродетелью, да терпением своим».

Но… Скажет, конечно, иной пустой, легкомысленный человек, прочтя строки сии смиренные: «Что ж ты, отче Сильвестр? На Небо через корысть людскую попасть хочешь? И других за собой зовёшь? Плутуешь, святой отец! За добро своё от других воздаяние ждёшь, да ещё с прибытком… А где ж чистота души твоей бессмертной, кротость младенческая, вера твоя безоглядная и бескорыстная в Господа нашего Исуса Христа? Всё расчёт да расчёт… Нет уж, коли ты истинный пастырь стаду своему, так ты и сам облачись в ризы светлые, без единого пятнышка, и нас одень во всё чистое, чтобы и грязи не было нигде. Вот тогда и пойдём за тобой…»

Скажет, скажет так иной недалёкий человек! Непременно скажет. Скажет — и будет прав… Плутует поп Сильвестр! И знает сам, что плутует. Но не от корысти, не от змеиной хитрости то его плутовство, а от отчаяния его бездонного, от невозможности найти прямую, без петляний, дорогу к сердцу человеческому. Да и как сохранить ризы светлые в их нетронутой чистоте посреди моря житейского? В миру ведь живём, православные! А как в нём без грязи обойтись?

Послушайте лучше, люди московские, притчу древнюю, многомысленную, от святых отцов к нам пришедшую. Может, хоть она вас просветит, коли уж своим умом вам до правды не дойти.

Призвал как-то Господь святого Николая и святого Касьяна пред очи Свои светлые, Божественные и назначил им точный срок. Припозднились святые угодники, торопятся, солнце уже садится, а им ещё идти да идти. И вдруг видят они: валяется у дороги в грязи опрокинувшаяся телега с поклажей, и волнуется, суетится возле неё какой-то мужичонка, самый что ни на есть завалящий. Лошадь-то он выпряг, а телегу обратно на дорогу выпихнуть не может — сил нет.

— Давай подсобим, — говорит святой Николай святому Касьяну. — Жалко мужика. Одному ему с телегой не совладать.

— Что ты, брат! — отвечает ему святой Касьян. — Ты забыл, к Кому мы идём? И ты в чистых ризах, и я. Попачкаемся, Господа нашего прогневим.

Да не послушался его святой Николай. Поплевал на руки, влез в самую грязь и вытащил-таки телегу того горемыки обратно на дорогу. Ну, понятно, перемазался весь с головы до ног, да делать нечего, каков есть — таков и есть, надо дальше поспешать.