Читаем без скачивания Обрученные судьбой - Марина Струк

— Ах, боярышня, кабы я знала! — поспешила заверить ее служанка. — Но привез ляхов не Никита Василич и не Василь Никитич. Ляхов привез на двор гость наш, что у нас на дворе уже несколько дней живет, помните, батюшка говорил вам про него? Родич вашей семьи. Откуда-то с земли приграничной он приехал. Я тогда как раз во дворе была, думала поглядеть через щель в воротах, что на улице-то творится. То шумели-шумели, а то вдруг стихло все разом. Будто и не было ничего, — Ксения знала, как любит поговорить Марфута, и потому подала той знак побыстрее переходить к сути дела. Та заметила это и быстро проговорила. — И тут как раз он с ратниками своими зашел, пленников завел, родич ваш. Терентьич, ключник наш, сразу же к нему кинулся, мол, что за люди, откуда и зачем на двор тот привел. А тот говорит, пленники, мол, мои, людям своим скажи, чтоб не болтали лишнего насчет них. А с боярином сам, сказал, речь будет вести. Вот и будут, верно, за трапезой вечерней разговор насчет ляхов иметь, — Марфута посмотрела на окно, за которым уже начинали сгущаться сумерки, словно говоря, вот уже скоро будут долю ляхов обсуждать, а потом продолжила рассказ. — Батюшка ваш шибко недовольный был, что ляхи на его подворье. Ругался, сказал, все родичу поведает, что думает. А недавно на двор еще ляхи приходили, другие, спрашивали, правда, мол, что к нам кого-то в крови завозили да связанных. Ищут, видать, их. Но боярин ответ держал, что то раненые были слуги наши, что пострадали ныне в толпе. Скрыл он ляхов-то, боярышня. Родича же пленники, не его…

— Это точно он? — вдруг встревожилась Ксения. — Ты говоришь, в крови были. Может, ошиблась ты? Обозналась?

Марфа задумалась на миг, а потом головой качнула:

— До этого я вполне была уверена, что он, лях тот, что к церкви приходил. И на руках нес вчерась… Но ныне же… Бездушный он был. Видать, сильно по голове ударили. Да и быстро их заперли, особо глядеть времени не было совсем, — она замялась, а потом сказала. — Как за трапезу сядут, пойду и погляжу. Ныне за сторожевого Никодим стоит. Он позволит мне глянуть.

Сказала и тут же пожалела о своих словах, что так неосторожно слетели с губ. Потому как боярышня вдруг резко выпрямила спину и проговорила твердо:

— С тобой пойду! — и, заметив, как замахала руками Марфа, повторила резко. — Пойду! На дворе темнеет уже, в хладной еще темнее. Ты обознаться можешь, я же сердцем узнаю!

Ксения пропустила мимо ушей все доводы, что пыталась донести до нее Марфута, описания наказаний, что ждет их неминуемо, коли застанут у хладной боярышню. Та была непреклонна — что ей ныне наказания, когда так доля складывается. Думала, придет на двор Калитиных лях, как суженный ее, а пришел пленником да еще, не приведи Господь, при смерти!

В конце концов, Марфа смирилась, зная, что ежели хозяйка ее решила, то ни за что не переменится, принялась помогать той. Девушки решили, что Ксении лучше одеться по-простому: только понева да сарафан, никаких долгорукавок или летников, никаких ожерелий. Так было намного легче в темноте сойти за прислужницу по наряду — богатство же вышивки не будет заметно. Ксения все же не смогла устоять, попросила Марфу повязать не простую ленту на голову, а украшенный жемчугом да нитью-серебрянкой налобник — боярышня же она все-таки! Пусть видит, что не простая девка!

Перед тем, как выскользнуть из терема женского, Марфута убедилась, что все домашние в людской. Даже мамки, полагая, что Ксения будет спать до утра, удалились туда, чтобы послушать вести о том, как ныне свергали царя самозваного, охая и ахая. По хоромам суетились лишь ключник да стольные слуги, что готовили большую светлицу к трапезе.

Едва дыша, спустились заговорщицы на задний двор: одна, грустно вздыхая при мысли о том, как будет болеть спина после того наказания, что непременно получит после нынешнего вечера, другая — движимая лишь надеждой убедиться, что тот, кто владел ныне ее разумом и сердцем, все же смог избежать ужасов этого утра. Марфута попросила боярышню дождаться в укрытии крыльца, а потом убежала к хладной, что темнела в глубине двора рядом с остальными хозяйственными постройками двора Калитиных. Обычно она пустовала, ежели не было провинившихся слуг, а ныне дверь была закрыта на толстый засов, а недалече сидел сторожевой, к которому и направилась Марфа, крутя свою толстую косу в руках. Значит, не ошиблась служанка ее, значит, внутри, и правда, пленники сидят.

Ксения со своего места видела, как Марфа уговаривает ратника, гладя своей ладошкой по его широкому плечу, и тот только качает головой. Но потом он пожал плечами и отошел в сторону, а Марфута принялась махать ладошкой своей боярышне. Ксения огляделась и, убедившись, что двор пуст, а в оконцах на этой стороне дома нет огня, пошла быстрым шагом по направлению к двери к хладной, ухватилась за толстые прутья дверного оконца, вглядываясь в темноту, что была за ним. И как она могла подумать, что сможет увидеть его, коли свою руку, просунь она за решетку, не было бы видно Ксении?

Но тут из темноты вдруг к оконцу метнулось что-то белое, едва не заставив Ксению испуганно вскрикнуть. Чьи-то пальцы — большие, тяжелые — легли на тонкие пальчики девушки поверх железа решетки. Лицо (а именно оно и было тем белым пятном) приблизилось к оконцу, и Ксения замерла, распознав знакомые черты, что так часто видела во сне. Она бы узнала его даже в полной темноте, ведь только его глаза могли заставить ее сердце пуститься в бешеную пляску под тонкой тканью поневы.

— Кто ты? — спросил лях сурово. — Что нужно тебе?

— Это я, Ксеня, — девушка так растерялась, что назвала свое неполное имя, а потом подумала, зачем имя-то назвала, он же его и не слышал никогда. Лях ослабил нажим на ее пальцы, услышав нежный девичий голос. А потом вдруг вгляделся в черты ее лица и улыбнулся:

— Ксеня, — прошептал он, и Ксения почувствовала, как вмиг стало тепло в груди от этого мягкого шепота. — Ксеня.

Лях взял ее руку и потянул ее ладонь сквозь прутья решетки, заставив коснуться своего лица, провел ее пальцами по своему лбу, носу, губам. Ксения даже забыла дышать, потрясенная прикосновением к его коже. Никогда еще она не касалась мужчины (братья и тятенька были не в счет, то ж свое, родное), никогда еще не испытывала этих эмоций, что так и рвали ее душу ныне.

— Владислав, — прошептал поляк, а потом прижал кончики ее пальцев к своим губам, нежно целуя каждый. — Владек… Имя мое — Владислав.

— Ох ты, Матка Боска! Одной ногой в могиле стоим, а он все туда же, по юбкам! — раздалось глухое ворчание из темноты хладной, и Ксения испуганно отшатнулась. Она разобрала в польской речи только два слова «нога» и «гроб» {2}, но поняла по-своему слова, донесшиеся до ее уха, вдруг осознала, в какой опасности находится лях, что стоял по ту сторону толстой дубовой двери.