Читаем без скачивания Ангел в темноте - Юлия Лешко

Мне уже предложили. Но не то, что мне нужно, категорически не то! Но и просить взамен «не того» ничего не буду, а вот отказаться от предложенного – мое право.

– Сережа, немножко глупо сидеть вот тут перед тобой, в чем мать родила, и объяснять, в чем суть моего профессионального кредо, а? – вдруг раздражаюсь я и тянусь за халатом. Это его халат – в белую и синюю бархатные полосы. Он мне очень к лицу, я знаю. Надеваю и резким самурайским движением туго затягиваю на талии широкий пояс. – Сейчас я тебе изложу свою творческую позицию, вот только трусики натяну, лифчик застегну и приступлю сразу же.

Он улыбается, с видимым удовольствием глядя на меня, такую злую. Наверное, думает: «не сильно же я ошибался, предлагая тебе это стервозное шоу…», притягивает к себе, усаживает на колени. Одно легкое движение – и вот уже я сижу, кукла куклой, в его объятиях! От его невозмутимости мне делается плохо, хочется нарушить этот чертов порядок вещей, в котором он – хозяин положения, а я вольна лишь идти на поводу!

Ярость придает мне силы – и я опрокидываю его обратно на постель, и прижимаю обе его руки к матрасу, сдавив своими цепкими ручонками его сильные запястья, наваливаюсь сверху всей своей небольшой тяжестью и… целую его так, как он целует меня: неумолимо ломая сопротивление и упиваясь своей победой, временной, но победой!

…Когда мы подходим к его машине, я говорю, закрепляя свой недолгий триумф:

– И машину поведу сама.

Он улыбается, пряча искрящиеся глаза:

– Конечно, ты. Конечно, сама.

Еду, глядя прямо перед собой, как Максим Максимович Исаев, который возвращается в Берлин.

Мы едем на телецентр. Из образа Штирлица выйти трудно: информации к размышлению – хоть отбавляй… Юстас хочет кое-что обсудить с Алексом, но… боится. Все-таки Центр!

Да, мне очень хочется развеять свои подозрения, а может быть, убедиться в своей правоте. Предлагал ли он Алисе ведение этого «гвоздя» сезона? И если она отказалась, то как объяснила свой отказ?

Мне многое хочется с ним обсудить. Самое главное: даст ли он мне шанс попробовать свои силы в собственном проекте, в моей авторской программе, у которой еще нет ни названия, ни концепции, ни, тем более, финансового обоснования? Ничего нет, кроме меня и моей мечты.

Глушу мотор. Мы сидим молча. Надо идти…

Сергей вздыхает. Еще пара минут, и он снова станет Сергеем Александровичем. Но пока метаморфоза не случилась, он поворачивается ко мне и говорит негромко:

– Я люблю тебя.

Я не первый раз слышу от него эти слова, но, видит Бог, сейчас они звучат как-то особенно. Смотрю на него выжидательно:

– Нет, это я тебя люблю.

Он качает головой:

– Я, я люблю тебя. Я тебя обожаю. И пока не знаю, что мне с этим делать.

Вот это да! А с этим нужно что-то делать? Наверное, нужно, но что?

– Все, пошли, – берет у меня из рук ключи и выходит из машины. Иду следом, как привязанная. Он открывает мне дверь, мы входим в вестибюль, и ровный шум работающего телецентра втягивает нас внутрь. Мы – на работе, мы – дома…

Глава 12

«Рыбачка Соня как-то в мае…»

За что себя похвалю: где-то за дней пять до «Золотой Телевышки» я… забыла про нее. То есть не то чтобы впала в амнезию, а просто перестала думать об этом этапном событии в моей профессиональной жизни, некогда было!

После того, как мы выяснили с Сосновским, что ток-шоу «Не учите меня жить!» мне лично не подходит по определению, Сергей Александрович сделал вывод, что оно не подходит и нашему каналу тоже. К выводу этому он пришел не единолично, в этом ему помог художественный совет, наш «великий хурал», в который, кстати, входит и Алиса. Но очередность, несомненно, была следующая: сначала решил он, потом – худсовет, хотя в него входят не менее серьезные и уважаемые люди. Я просто знаю, что Сосновский может быть очень убедителен, когда этого хочет. Все это знают.

Повлиял ли на это решение мой резкий отказ? Или мои «веские» аргументы? Не знаю, не уверена. Лицензионный проект, как правило, дорогой, «рекламоемкий» продукт, женские капризы тут определяющего значения иметь не могут. Но, может быть, сработало то, что и Алиса не восприняла эту задумку с должным энтузиазмом? Она ведь тоже не первую собаку доедает на телике, и какую-то изначальную, запрограммированную ущербность этого действа поняла сразу. Только я «изогнула спину», как кошка на воду, а Алиса, вероятно, как-то серьезно обосновала свое несогласие. На провокационные вопросы по поводу Алисиного отказа от участия в «Не учите…» Сергей так и не ответил, просто сказал, что она на худсовете озвучила примерно те же претензии к проекту, что и я. Ну, может быть, в более мягкой форме, что вообще характерно для Алисы и совсем не характерно для меня. Последнее замечание – это не мое личное наблюдение, а вердикт моего любимого шефа. Ладно, закрыли тему.

Одну закрыли, другую надо открывать…

С прошлой пятницы мы с Ольгой Васильевной начали работать над концепцией моей авторской программы, и постепенно она стала выстраиваться, но все еще выглядела как кучка пестрых паззлов рядом с маленьким фрагментом сложенной картинки. Исходные данные были не так уж фундаментальны, а именно: мое желание уйти в «автономное плавание» и то, что я уже способна на этот поступок.

Мой личный и творческий кризис в учет, слава Богу, не брались. Мои непонятки в семейной жизни, естественно, тоже. Завышенная самооценка и гипертрофированное самолюбие, как две из тысячи причин всего вышеперечисленного, в принципе не обсуждались. Спасибо Ольге Васильевне, что она, с ее рациональным умом, оставила за бортом (раз уж мы «поплывем» куда-то вместе…) все, что прямо к делу не относится. И поставила во главу угла одно-единственное мое профессиональное качество, которое для нее сомнений не вызывало никогда: интеллигентную доброжелательность. И еще кое-что, что уж и вовсе «к делу не пришьешь»: мое личное обаяние. Это ее формулировки, сама-то я считаю, что все еще проще: в эфире я настоящая, и поэтому со мной охотно разговаривают, обсуждают проблемы, жалуются на жизнь, делятся радостью самые разные, такие же настоящие люди.

Странно: случайная фраза мне самой объяснила нечто ускользающее… В эфире я настоящая. Это не значит, что в других местах я притворяюсь. Хотя… да, так я далеко зайду. Что-то мне господин психолог Олег Витальевич намекал про излишнее самокопание: не надо, мол, вредно…

И все же! Проведя под прицелом зорких телекамер полтора десятка лет, я уяснила главное: им видно все, что ты хочешь скрыть. Поэтому ищи в себе лучшее, когда зажигается красная лампочка рядом с объективом, и это лучшее неси людям. Остальное, по возможности, оставь за кадром.

Долго мучились с названием, даже немножко покричали друг на друга. Ольга Васильевна настаивала, что в названии нужно заявить мою, как она выразилась, «сердечность», и без конца варьировала разные кардиологические термины. Я убеждала ее, что эти названия медицинские, больничные, а потому болезненные, они мгновенно вызывают внутреннее отторжение. А уж пищу для комментариев дают всем желающим острословам – хоть сто порций! Я ли не знаю, как наши зубастые телевизионщики, пародисты доморощенные, переиначивают названия даже самых популярных программ! Мою, если она состоится, тоже ждут суровые испытания дружеской критикой, надо быть к этому готовой: такова жизнь! Но подставляться заранее не хочется. Все эти, предложенные Ольгой, «кардиограммы» и «кардиологии» тут же превратятся на устах моих коллег в «инфаркты», «миокарды», «патологии», «эпикризы» и т. д., и т. п. Кончится все «клиникой»…

Потом Ольгу Васильевну унесло бурным течением мысли в другую сторону, и она решила в названии подчеркнуть мое «позитивное обаяние». Вот ее варианты: «Солнечный зайчик» (это я зайчик?!), «Позитив ТВ», «Коктейль „Маргарита“»… Она, конечно, оправдывалась, что все это – так называемая «рыба», что она просто «разминает мозги». Ну и я в стороне от разминки не стояла. По поводу «Зайчика» скромно поинтересовалась, а не волки ли явятся ко мне в студию? Не в костюмчике ли от «Плейбоя» следует мне их встречать? Так и вижу себя в белых ушках и шортиках с хвостиком – ну зайчик же, без малого сорока лет!

Про «Позитив» напомнила, что в Питере давным-давно трудится целая компания с этим названием, как насчет наглого нарушения авторских прав? А уж намеки на гламурное питье меня просто развеселили: «А почему не „Брудершафт с Маргаритой“? Или „На посошок“?» И где-то в пылу полемики я произнесла, как всегда, не придавая особого значения словам: «Я ведь женщина!..»

И вот тут бдительная Ольга Васильевна подняла бровь. А потом изрекла: «Да, ты женщина, и поэтому можешь быть… разной. Ты многого не знаешь, хочешь разобраться… Ты любопытна, простодушна, кокетлива, сентиментальна, расчетлива…»

«Сто-оп, Ольга Васильевна. Это вы сейчас к чему говорите?» – спросила я, хотя через секунду уже поняла, к чему. Вот так сумбурно и родилась концепция моей авторской программы. Мы назвали ее: «Я – женщина».