Читаем без скачивания Эхо неугасшей любви - Мишель Смарт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Яннис сидел на корточках возле ванны. На его губах играла понимающая улыбка.
— Мне ненадолго показалось, что придется делать тебе искусственное дыхание «рот в рот».
Не думая, Керен набрала горсть пузырьков и кинула в него.
Длинные пальцы обхватили ее запястье. Голубые глаза засверкали; он посмотрел на нее в упор:
— Хочешь поиграть, glyko mou?
Попав в плен его лучистых голубых глаз, она забыла о времени; сердце у нее билось часто и неровно, она дышала неглубоко. Весь мир перестал существовать, рядом остался только он.
Его грудь стремительно поднималась и опускалась, его глаза как будто упивались ею, его дыхание участилось. Наконец их губы встретились.
Керен закрыла глаза и разомкнула горящие губы, предвкушая, как сейчас насладится поцелуем Янниса, но он вдруг выпустил ее руку; словно прохладный ветерок коснулся ее лица. Открыв глаза, она увидела, что он встает.
Обернув талию полотенцем, он поспешил к двери и обернулся к ней с полуулыбкой.
— Когда мы захотим поиграть, первый шаг сделаешь ты. — Уже скрывшись за дверью, он прокричал: — Не забудь выпить свое вино!
У Керен ушло еще двадцать минут, прежде чем ноги окрепли настолько, что смогли выдержать ее вес. Она вылезла из остывшей ванны. Комнаты на вилле были так хорошо звукоизолированы, что она понятия не имела, ждет ли Яннис ее в спальне. Она вытерлась, надела свой старый халат и, набравшись храбрости, вышла.
Он полулежал на постели, одетый в черные брюки чинос и темно-синюю рубашку поло; спиной он прислонился к изголовью, вытянув длинные ноги, скрестив лодыжки, и что-то читал на телефоне.
Одного взгляда хватило, чтобы ее ноги снова подогнулись. Когда он наградил ее своей лукавой улыбкой, ей показалось, что ослабели и все остальные органы.
— Ты как раз вовремя, — сказал он. — Я уже собирался посмотреть, жива ты или нет. Ужин подадут через полчаса на нашей террасе.
При упоминании о террасе сердце у нее сжалось. Керен с трудом кивнула и направилась в гардеробную. На этот раз она не забыла запереть за собой дверь.
Отмокая в ванне, — ей казалось, что она превращается в огромную черносливину, — Керен думала только об одном: почему не заперла дверь ванной?
Неужели она подсознательно хотела, чтобы он к ней присоединился?
Подсознательно или нет, кожа ее словно ожила. В крови как будто пустили ток. Чувства и желания, которые она долго не испытывала, прятала, как семена глубоко в землю, дождались весны. Горячее солнце согрело и оживило их.
Яннис был для нее и весной, и летом, и осенью. Он пробудил в ней женщину, согрел ее и расцветил ее жизнь яркими красками. А потом наступила зима, и все цветы пожухли и завяли. Остались одни шипы.
Она вздохнула и отодвинула дверцу одного шкафа. Не важно, насколько глубоко в ней укоренилась тоска по Яннису. Она проживет без еще одной холодной зимы.
В прошлый раз она испытала такое потрясение, узнав, что ее одежда по-прежнему висит там, где ее оставила. Присутствие Янниса настолько раздражало ее, что она не рассмотрела все как следует. Многие предметы одежды она ни разу не надевала, а кое-что носила, и сердце у нее сжалось, когда она вспомнила все хорошее и плохое, что связывало ее с теми или иными вещами. Некоторые костюмы она собиралась отдать в благотворительный фонд, но мешкала, боясь вместе с одеждой передать проклятие. Зато некоторые — многие — наряды ей очень нравились.
Наконец она остановилась на темно-красной юбке бохо и белой блузке с вырезом в стиле Брижит Бардо. В таком наряде оставалась голой полоска кожи на животе. Подойдя к туалетному столику, она причесала влажные волосы и выдвинула ящик с косметикой. Здесь тоже как будто ничего не трогали. Так как она не пользовалась косметикой после того, как ушла от Янниса, ей странно было накладывать тушь на ресницы. Красный блеск для губ, который ей всегда нравился, казался каким-то липким.
Она решила сменить крошечные серьги-»гвоздики» с бриллиантами на что-нибудь более вычурное, главным образом потому, что сердце у нее сжалось, когда она запустила руки в шкатулку с украшениями. Керен всегда любила серьги, и самыми ее любимыми были крупные серьги в виде колец. Браслеты она любила тоже. Яннис часто дарил ей и серьги, и браслеты. За то время, что они были вместе, она собрала большую коллекцию того и другого. Она ушла только с «гвоздиками», которые были на ней сейчас, их подарили ей родители на восемнадцатилетие.
Она вспомнила, как открывала этот подарок, сразу сообразив по форме, что это украшение, и уже готовясь притвориться, будто это именно то, что она хотела. Родители так старались ей угодить! Но как бы прозрачно она ни намекала, они всегда дарили ей то, что нравилось им самим. Ей бы непременно нравились их подарки, не будь она кукушонком в чужом гнезде. Такие подарки всегда нравились ее сестре Диане.
Яннису не нужно было ни на что намекать. С самой их первой встречи он всегда точно знал, что понравится именно ей. И, посмотревшись в зеркало перед тем, как выйти из гардеробной, она решила: несмотря на то, что он критиковал ее одежду, когда они посещали великосветские мероприятия, он ни разу не предложил ей переодеться во что-то более подходящее.
Может быть, он по-своему неуклюже всего лишь пытался оградить ее от неодобрения своей матери и многозначительных взглядов представительниц местного высшего общества?
Первая встреча с его матерью задела ее до глубины души. На протяжении четырех месяцев они с Яннисом жили словно в отдельном воздушном пузыре, а потом ее представили его родителям — не как очередную подружку, но как невесту. Он был честен с Керен и рассказал, что его родители мечтали не о такой, как она, жене для него. Она уже и так об этом догадалась. А ей так хотелось заслужить их одобрение, что критика Нины задела ее сильнее, чем ей казалось.
В тот вечер она сдерживалась, пока они не поехали обратно. Тогда, отвечая на вопрос Янниса о том, как ей понравился прием, она расплакалась. Он пришел в ярость, хотел вернуться назад, к родителям, и устроить скандал. И хотя она тогда успокоила его и отговорила возвращаться, теперь, оглядываясь назад, она подумала, что он наверняка все высказал им в другой раз, ничего не говоря ей. Если не считать косых взглядов, Нина больше никогда ничего не говорила о нарядах Керен.
