Читаем без скачивания Копьё Маары - Евгения Витальевна Кретова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Старуха почтительно склонилась перед ним, сложила руки домиком.
– Простите, господин, – прошипела.
Мужчина погрозил пальцем, хохотнул и скрылся в ближайшем шатре. А через минуту вышел в сопровождении трех воинов. Катю подхватили и поволокли в сторону леса. Аякчаана кричала им вслед, просила отпустить и не разлучать их, но старуха, сторожившая их, схватила ее за косы и, дернув за них так, что Аякчаана заплакала, силой заставила девочку сесть на колени.
– А-а-а, отпустите, гады! – кричала в это время Катя во весь голос.
Двое мужчин бесцеремонно тащили ее за руки. Она упиралась ногами, брыкалась, стараясь зацепиться за любую корягу или корень, что торчал из земли. Третий воин шел сзади, посмеиваясь в тонкие, аккуратно закрученные кверху усы. Он пинал сапогом Катю в бок всякий раз, когда девушке удавалось хоть немного задержать воинов. Потом ему это, видимо, надоело, и, особо не церемонясь, он больно ударил Катю кулаком. А один из воинов, ее тащивший, нещадно встряхнул ее, да так сильно, что у нее голова закружилась. От боли Катя взвыла и, кажется, отключилась, чем вызвала еще больше радости у незнакомца. Очнулась она от ощущения резкого падения: ее, потерявшую сознание, связанную, бросили в глубокую узкую яму, напоминавшую колодец.
Падая, она со всей силы ударилась затылком и плечом о сырой земляной пол, а над головой с грохотом, осыпая комья грязи, опустилась решетка.
– Удобно устроилась, красавица? – с издевкой заглянул внутрь один из ее мучителей. – Ты там хорошо устраивайся, тебе там умирать долго надо будет…
Гогоча, он бросил ей в лицо ком земли.
И Катя осталась одна.
* * *
В шатер вошел посыльный от Батура:
– Хан выполнил свое слово. Девочка в лагере. – Он замялся, умолчав по приказу хана о том, что девочек в указанном ведьмой доме оказалось две.
Ирмина мстительно выпрямилась, кивнула. Ее одеяние колыхнулось черным маревом.
– Пускай травят ее, как цепного пса, – прошипела она, взмахнув рукой, – из-под пальцев показались клубы морока, через мгновение он вырвался наружу из-под полога и смешался с ветром.
У соседнего шатра заголосили дети.
– Ату ее, ату! – послышался шум, возбужденные окрики, которые перекрывались отрывистыми командами местного заводилы.
Ирмина удовлетворенно хмыкнула:
«Какие послушные дети. Пускай поиграют с девчонкой… А я полюбуюсь».
* * *
В яме было сыро и холодно, пахло плесенью и гнилью. Под ногами чавкала жидкая грязь, мгновенно пропитав обувь. Руки быстро затекли и теперь болели. Плечо ныло, голова гудела, словно в ней поселился рой диких пчел. И очень хотелось в туалет.
Как отсюда выбираться?
Катя огляделась. Яма узкая, примерно метр в основании, даже чуть меньше. Конечно, можно как-то подняться, упираясь ногами в стены, ближе к поверхности, но что толку – там решетка… И руки связаны…
– Надо переход сделать, – сама себе прошептала она.
Но как?
Для этого она должна хорошо представлять место, куда перейти. В лес? Может, на ту поляну, где три дня назад они встретились со Шкодой, Афросием и Антоном? Она хорошо ее запомнила.
А потом вернуться сюда, чтобы освободить Аякчаану.
Брезгливо поморщившись, Катя аккуратно опустилась на колени, села удобнее, закрыла глаза, сделала несколько глубоких вдохов и постаралась представить себе то место. Небольшая круглая поляна, покрытая ровным зеленым ковром. По периметру – низкие кусты, высокая ель. До нее стал доноситься даже аромат поляны, так близка она была к цели. Вывернутые назад суставы рук ныли, отдаваясь пульсирующей болью в плечо, рой пчел в голове не позволял сосредоточиться, раз за разом возвращая ее мысли в грязную яму.
По загривку будто кусочком льда провели. Катя распахнула глаза – по стенам сырой ямы спускался холод. Совсем так, как в подвале Александрии. Тогда.
Пальцы похолодели. Катя попробовала ослабить узел. Она как могла поворачивала кисть то по часовой стрелке, то против. Но, кажется, только затянула крепче. Кожу на запястьях, стертую веревкой, жгло.
Катя перевела дыхание, опасливо покосилась на странный ледяной туман, струйками спускавшийся вниз, словно палец смерти[10].
– Надо успокоиться. Идея, как отсюда выбраться, должна сама прийти в голову, – уговаривала она себя, успокаивая волну паники, подступавшую к горлу. – Эй! – крикнула она вверх. – Есть кто живой?!
В решетчатое окно заглянуло широкое лицо, равнодушно уставилось на нее.
– Я пить хочу! Воды дайте!
Широкое лицо исчезло. Катя принялась ждать. Облокачиваясь о земляную стену, она медленно поднялась на ноги. Попрыгала. До решетки не достать, как ни старайся.
– Эй! Кто там есть? – крикнула она снова.
Но теперь ей никто не ответил. Тогда она стала кричать громче, пока в решетчатое окно не заглянуло пять детских чумазых мордашек.
Холод стал нестерпимым, у Кати дрожали губы и тряслись колени.
– Привет! – Она постаралась, чтобы голос прозвучал твердо и при этом дружелюбно, и даже улыбнулась. Помахать рукой, конечно, не смогла. – Я зову-зову. Пить хочу, воды дайте, пожалуйста.
Дети о чем-то стали переговариваться. Они спорили. Мальчик, который выглядел старше всех и, видимо, был главарем, дал в лоб мальчишке помладше, тот ответил, и наверху началась потасовка. Старший победил. Он заглянул в яму, и уже по выражению его глаз Катя поняла, что помощи ждать не придется, – ватага ребят исчезла, только топот босых ног было слышно.
Минут через пять в яму снова заглянули дети. Только теперь они были вооружены трубками для метания дротиков, острыми обломками глиняной посуды, сухими ветками.
– Вы чего задумали? – Катя с опаской посмотрела вверх, шагнула назад, но уперлась в холодную и сырую стену.
Окружив яму со всех сторон, в порядке строгой очередности, установленной главарем – он выкрикивал имена и прозвища, – дети стали метать все это «богатство» в связанную пленницу. Очевидно, главарь ставил перед своими «воинами» задачи, потому что иногда, особенно удачно и метко попав в Катю, ватага радостно взвизгивала, а успешный стрелок тут же награждался бонусным выстрелом.
– Эй, так нельзя! – Катя уворачивалась как могла, прижималась к стенам, пыталась найти слепую зону, но колодец был настолько узким, что большинство остро заточенных дротиков-веток больно впивались в ее плечи, царапали лицо и спину, а острые грани черепков в кровь изрезали кожу.
Катя сперва кричала, уговаривала прекратить, угрожала, ругалась, звала на помощь. Но скоро поняла, что это бесполезно – ее крики еще больше их забавили. Никто не останавливал травлю, дети поняли, что им можно все. Их никто не накажет, им никто не ответит, ведь жертва мало того что в яме – она связана.
Все, что безнаказанно и не находит отпора, обращается
