Читаем без скачивания Красиво жить не запретишь - Иван Мотринец

— Валечка, да что ты знаешь о гадюшниках?! Я из этого, как и из других, выйду сухой. А ушла я из его квартиры потому, что он уже сегодня на меня бы едва глядел, если бы я сразу, как он размечтался, прилегла в его постельку. Сейчас аппетит у него растет с каждым часом. Как договорились с тобой, буду звонить. Помню все координаты. Мир и согласие?

— Мир-то мир, но лучше тебе не играть в такие игры.

— Валентин Алексеевич! Разрешите сказать: вы дали моей, вами неодобряемой, жизни цель и смысл! Ну, убедила? Маша смеялась в трубку, смеялась звонко, естественно, хотя и неубедительно для Валентина. В общем, это был тот редкий случай, когда он то ли был растерян, то ли смущен. И дал отбой:

— Звони. Пока. Даже не сумел как-то достойно завершить этот разговор. До свидания? Желаю успеха? — Чурбан, — высказал о себе вслух собственное мнение Валентин.

Резкий внутренний телефонный звонок застал Скворцова врасплох. «Похоже, работать мне сегодня не дадут», — подумал, снимая трубку.

— Слушаю, товарищ подполковник. Взять с собой материалы? Все по делу Черноусовой? Есть!

Итак, очередная то ли накачка, то ли подпитка мозгов. Никулин тоже не в духе. С чего бы?

В кабинете начальника райотдела уже сидели Иволгин и замполит, который, слава Богу, пока что никому и ничему не мешал. Более чем очевидно: выслуживает мужик пенсию, не сумев сделать карьеры в райкоме партии. Просчитал, конечно: доберет стаж, получит не ахти какую, но зато задолго до шестидесяти, пенсию и окончательно осядет в каком-нибудь отделе кадров, предприятий в городе хватает. Спокойно жить не запретишь!

Только что за жизнь у сорокалетнего мужика! Однако Валентин был полностью согласен с Иволгиным: майор Куделя в качестве замполита — вариант не из худших, ретивый, деятельный дурак на таком месте мог бы и дров наломать и немало нервных клеток погубить. Но разговор предстоит серьезный коль уж подполковник блюдет этикет: приглашает замполита.

— Товарищ подполковник, по делу Черноусовой докладывать мне или капитану Скворцову? — спокойно начал Иволгин, ибо Никулин все еще перебирал бумаги на столе. Взволнован шеф. Но чем?

Пауза затягивалась. Наконец, Никулин легко поднял крепкую, малость уже отяжелевшую фигуру с «аскетического» стула, решительно хлопнул крупной, как бы корявой от густо выступающих вен рукой по столу:

— Я обязан вас проинформировать о разговоре с генералом. Убийство профессора Черноусовой, каждый из вас понимает, на контроле не только в областном управлении, не только в министерстве… Короче, пришлось держать ответ за недоработки, просчеты. Ну, а сегодня утром отдувался я в кабинете генерала.

— Ясно, товарищ подполковник. Докладываю: продвинулись в раскрытии крайне мало. Причины вам известны: очень уж чистое убийство, без ограбления, практически без улик. Дело, на мой взгляд, крайне грязное. Не согласуется звание доктора медицины с тем образом жизни, который вела убитая.

— Эпитафия — не наш жанр. Хороша-плоха старуха — мы ей не судьи. Наша задача — найти убийцу. Как можно меньше при этом привлекая внимание.

— Ну, у нас пока пресса не осаждает угрозыск, не следит за каждым нашим шагом, как это принято за бугром, — Иволгин тоже встал. — Но я все же не понял вас, товарищ подполковник!

— Ты делаешь вид, что не понял. Ладно, эзопов язык нам ни к чему. В белом доме генералу без обиняков заявили: дело Черноусовой надо кончать как можно скорее.

— Поруководили… А там не подсказали имя преступника?

— Не валяй ваньку, майор! Потише надо было действовать, твои орлы-сыщики успели перетрясти десятки уважаемых, как дали понять генералу, людей.

— Умного человека не может оскорбить поиск истины. Тем паче, речь идет об убийстве!

— А кто здесь говорит об умных? Выражаюсь точнее: влиятельных, известных в городе особ без толку тревожите. Много шума — и ничего, ни шага вперед!

— В сети, не мне вам говорить, разная рыба попадается, не только мелюзга. Естественно, что в окружении Черноусовой преобладали люди, как бы это выразиться, с интеллигентным статусом.

— О Жукровском ничего нового?

— Ищут. Капитан Скворцов подбросил киевлянам вероятные версии нахождения бывшего начмеда. В нескольких городах осторожно проверили квартиры его знакомых, пока безрезультатно. Только на Жукровского я бы поставил процентов тридцать, не более.

— Значит, что-то новое?

— Да нет, голая логика. Чересчур много следов оставил красавец. Едва ли не всем мало-мальски знакомым, у кого имеются жены помоложе, рога наставил. Большой любитель!

— Для подобных занятий нужны деньги, и немалые.

— И да, и нет. Он-то и на эту дуреху Ольгу, приятельницу нашего капитана, не больно раскошеливался. А замужние дамы, как правило, сами ему уют и прочес обеспечивали. Даже подарки подносили. Давали взаймы. И, разумеется, помалкивали. Зачем ему убивать Черноусову — при такой жизни? Да и квартира ее была престижным местом свиданий.

— Почему, в таком случае, она пыталась откупиться от него? Этот ее денежный перевод в Киев…

— А если деньги эти — часть взяток, данных чадолюбивыми родителями за поступление деток в мединститут? Скорее всего, Черноусова и Жукровский — сообщники в небогоугодном деле.

— Логика логикой, а Жукровский нужен следствию как можно скорее. Что там с нашим вторым героем-любовником?

— Особа любопытная. С виду — сокол, а копнули — грязная ворона. Но знаем пока о нем мало. Ведем наблюдение.

— Считаешь, что мотивы убийства у Федосюка имеются?

— Убийство, увы, зачастую чисто психологический всплеск. Молодой любовник, требовательная старуха, тут все может быть круто замешано — злоба, унижение, деньги. Выявлены три сберкнижки на имя Черноусовой, но имеется еще счет на предъявителя, хотя сберкнижку мы не нашли.

— Что ты мне преподносишь факты Бог весть какой давности, как только что поджаренные?

— В несколько ином ракурсе.

— Кончим эту психологическую разминку. Дело об убийстве нужно действительно завершить в кратчайший срок.

— Что, в белом доме считают, что у нас недостаточный процент раскрытий? Пора корректировать?

— Без нас скорректируют, не юмори. Разговор идет серьезный. Генералу нашему сказали без обиняков: прекратить пачкать здравоохранение!

— Ну, запачкаться они сами мастера. Вон у Скворцова далее физиономия вытянулась за последние дни, не может переварить, как к белым халатам наших медиков столько грязи налипло. Одна бабуля ему доверчиво поведала: больше месяца маялась в больнице в ожидании операции, после того, как убедили ее, что операция нужна неотложная.

— Взятка?

— Плата за умелые руки. Она и сама знала, что нужно платить, но крепко ошиблась в очередности. Сначала — деньги, потом — операционный стол.

— Грязно, но… Ты знаешь, какова зарплата хирурга? Терапевта участкового?

— Я постоянно помню, сколько получают мои сыщики. И что троих, совсем молодых еще, мне довелось хоронить. Так что о системе, но в полном объеме, я бы охотно поддержал разговор. Нам всем здесь есть что порассказать, думано-передумано каждым. Но мы о медицине. Капитан, покажите-ка ваши списочки.

Скворцов, молча наблюдавший до этого момента за начальниками, мгновенно достал из раскрытой папки схваченные крупной скрепкой несколько листов, встал, передал их Иволгину, а тот уже Никулину. Последний пробежал глазами длинный перечень фамилий, поднял левую бровь:

— Объясните.

— Это списки выпускников мединститута последних лет. «Птичками» помечены те, кто отбыл на почетную службу в глубинку, разные там райцентры, даже села. «Птичек», как видите, мизер. А фамилии, обратите на них внимание, товарищ подполковник! Из сотни не знакомы десяток-другой. Да и то времени не было разобраться поосновательнее, может, чада председателей колхозов, торговых Деятелей из соседних областей. Так что здоровье ваших и моих внуков будет в весьма не надежных руках. Дипломированные сынки номенклатуры и взяткодателей! Какое уж тут милосердие, высокие принципы!

— Василий Анатольевич, я выслушал вас. Теперь, наконец, послушайте меня. Не мы, а нам перекрывают кислород. Генералу ясно дали понять: не трогать придворную медицину, не беспокоить ответственных товарищей.

— Закон у нас, действительно, как дышло. Одних, то бишь, всех простых смертных, можно и осудить без достаточных оснований, других же не рекомендуется беспокоить даже весьма обоснованными вопросами. Но я не понял: что, дело прикрываем? И генерал на это пошел?

— Знаешь прекрасно: генерал на это не пошел. Но уходить преждевременно в отставку ни ему, ни мне, ни, кстати, тебе — не резон. Говорю прямо: продолжайте работать, однако действуйте тише, умнее. А пока наш официальный «козел отпущения» — Жукровский. При необходимости им прикрывайтесь — его ищем.