Читаем без скачивания Гамсун. Мистерия жизни - Наталия Будур

Кнут принимает решение: если и суждено ему умереть, сделать это лучше всего дома, в Норвегии. Тем более что с собой он везет, как следует из письма Нильсу Фрёсланду, пятьдесят страниц рукописей, предназначенных для разных редакций в Кристиании. Конечно, он и сам понимал, что работает слишком много: пишет каждый день, с утра до вечера, а иногда прихватывает и ночь, но уж так он был устроен — пока мог, работал…

Потихоньку Кнут начал вставать и даже ходить (правда, с большим трудом) на прогулки. А Кристофер Янсон тем времени организовал сбор пожертвований на билет Гамсуну в Норвегию. Наконец деньги были собраны.

Из Миннеаполиса в Нью-Йорк Кнут ехал в первом вагоне состава. Он при первой возможности пытался выйти на площадку вагона и встать так, чтобы сильный встречный поток воздуха «омывал его легкие». Он верил, что ветер в состоянии выдуть из него болезнь. Ветер ли был тому причиной или желание Гамсуна жить, но в Нью-Йорке он почувствовал себя значительно лучше, а оказавшись дома после долгого морского путешествия через океан, вообще посчитал себя практически здоровым.

Глава четвертая

ВЫЗДОРОВЛЕНИЕ

Прибыв в Кристианию, Кнут нанес визит редактору газеты «Дагбладет» Ларсу Хольсту и передал ему рекомендательное письмо от Кристофера Янсона. Господин Хольст принял его весьма любезно и даже пообещал посмотреть написанные в Америке статьи.

Гамсун также смог договориться и с издателем Альбертом Каммермейером о том, что будет писать для крупнейшей газеты «Афтенпостен» рецензии на новые книги.

Несмотря на внешне удачно складывающееся положение дел в столице, оставаться там Кнут не захотел и отправился в горы, в городок Эурдал в Вальдресе. Доктор Эдвард Булль, осмотревший молодого человека в Кристиании, сказал ему, что чахотки у него нет, а вот сильное нервное истощение и общее слабое состояние здоровья налицо.

В письме к другу Гамсун признается:

«Я уехал в Вальдрес, быть может, горный воздух поможет мне выздороветь. Я больше не харкал кровью, последний раз это случилось, когда я плыл на корабле через Атлантический океан, и я надеюсь, что больше это не повторится. Но ни в чем нельзя быть уверенным наверняка. Врачи в Кристиании сказали мне, что зимой я точно не умру, а вот весна вызывает у них опасения. Ну что ж, я и так сделал все от меня зависящее, чтобы сохранить собственную жизнь, так что теперь будь что будет. Я ни на что не жалуюсь».

Городок Эурдал, где поселился Кнут, — одно из красивейших мест Норвегии. Почти все время он живет в гостинице, которую содержит семья Фрюденлюндов, и сын хозяина гостиницы, почтмейстер Эрик Фрюденлюнд, становится другом писателя. Эту дружбу они сохранят на долгие годы.

«В Эурдале, — писал Туре Гамсун, — Кнут, словно по мановению волшебной палочки, нашел свой стиль, который сохранил на всю жизнь. Блистательно точная и прозрачная манера письма отличает все его произведения, написанные в то время».

Как и обещал, он делает рецензии на новые книги для «Афтенпостен», сочиняет несколько рассказов,[36] а также заканчивает три очерка о жизни в Америке, которые были опубликованы в январе и феврале 1885 года и подписаны псевдонимом «Ego». Эти статьи можно считать рабочими набросками, из которых впоследствии (через три года) вырастет книга «О духовной жизни Америки», в которой писатель камня на камне не оставит от американской демократии, литературы, искусства, принципов воспитания…

Но писатель обрел в Эурдале не только свой неповторимый стиль, но и имя, под которым он и стал известен в мировой литературе. Весной 1885 года в столичном журнале в трех номерах была напечатана его статья о Марке Твене, в которой автор дал подробный и серьезный анализ творчества американского классика. Подписана была статья Кнут Гамсунд, но в результате типографской ошибки «д» отпало, и с тех пор писатель стал Гамсуном.

В самоироничном очерке «В турне», опубликованном в «Дагбладет» Ларса Хольста в 1886 году, Кнут пишет: «Я молодой гений, однако настолько не известный, что ни один редактор пока еще не в состоянии правильно написать мою фамилию: никто не помнит, встречал ли когда-нибудь мое имя, так что прославить его на весь мир задача почти невозможная. Гамсун! Мне требуется не меньше пяти минут, если я хочу написать эти буквы так, чтобы люди уразумели, что написано не Гансен, не Гамсум или Гаммерсунд, а просто Гамсун. Можно прийти в отчаяние от необходимости вбивать людям в голову эту новую фамилию…»[37]

Надо сказать, что «необходимость вбивать людям в голову» собственную фамилию у Гамсуна была даже в те времена, когда к нему уже пришла всемирная известность. Двадцать два года спустя, в июле 1908 года, он пишет будущей жене:

«Я получил письмо с короной, впервые в жизни, от королевского мажордома Рустада о том, что он имеет честь по королевскому поручению пригласить „Кнуда Гамсума“ на суаре в королевский дворец 1 августа в 9 часов. Просьба ответить. Тут мне, в сущности, трудно сказать „нет“, потому что, если я не приду, то и Король и Президент Франции хватятся и будут отчаянно меня разыскивать. Но я ответил, что, во-первых, зовут меня не Кнуд, а, во-вторых, не Гамсум, и, в-третьих, у меня нет супруги (но, видит Бог, она у меня будет! Чего я им не сказал). Но я все-таки полагаю, что это письмо предназначено мне. За то я нижайше благодарил, но, к величайшему несчастью, прийти не мог. О, мы оба прекрасно изъяснялись».[38]

Но вернемся обратно в Эурдал. Весной 1885 года произошло чудо[39] — Кнут полностью выздоровел. Некоторые биографы Гамсуна считают, что он был болен не чахоткой, а тяжелым бронхитом, но более правдоподобным и тем не менее никак не объяснимым с точки зрения здравого смысла представляется предположение, что Гамсуна вылечила жажда жизни и целеустремленность (желание во что бы то ни стало стать «настоящим» писателем).

«Вскоре, — пишет Туре Гамсун, — жизнерадостность била из него ключом, вокруг него царило праздничное веселье, и никто не поверил бы, что всего несколько месяцев назад этот человек был приговорен к смерти от чахотки. Местные девушки с изумлением глядели на поэта, который умел танцевать степ, отплясывал ирландский рил и пел ковбойские песни. Иногда он даже представлял собою некоторую угрозу для окружающих. Играя на лужайке в боччью,[40] он забавлялся от души и с силой швырял шары под ноги играющих. А сила у него, прямо скажем, была незаурядная, так что играющим приходилось высоко подпрыгивать или спасаться за кустами и деревьями!