Читаем без скачивания Полководец - Владимир Карпов

21 декабря 1987 года в Отделении истории Академии наук СССР состоялась беседа историков и писателей на тему «Великая Отечественная война: факт и документ в исторических исследованиях и художественной литературе». В дискуссии приняли участие видные ученые историки и известные писатели.

В ходе дискуссии не раз заходил разговор о моей повести «Полководец». Доктор исторических наук В. А. Анфилов (заведующий кафедрой истории СССР Московского государственного института международных отношений) сказал следующее:

«…хочу сказать несколько слов о его повести „Полководец“. Возможно, что-то из этого он учтет в работе над новым произведением. В заметках критика, опубликованных в „Правде“ 17 февраля 1985 г., А. Бочаров пишет: „В. Карпов выступает в повести в трех ипостасях – как профессиональный военный, которому отлично ведом любой воинский маневр, как добросовестный документалист, изучивший многие сотни различных источников, и как писатель, имеющий свою художественную концепцию воинской судьбы Петрова“. Не компетентен судить о „третьей ипостаси“ В. Карпова, но что касается первых двух, я, бывший старший научный сотрудник Военно-исторического отдела Генерального штаба, затем старший преподаватель кафедры истории войны и военного искусства Военной академии Генерального штаба и автор нескольких книг о Великой Отечественной войне, в течение длительного времени работавший с архивными документами, сказал бы гораздо скромнее. Не обнаружил я в повести многие сотни различных источников. Она написана в основном на военно-исторической и мемуарной литературе. Повесть пестрит выписками из книг и статей, а автор, подобно председательствующему на симпозиуме или конференции, заявляет: „Теперь я хочу предоставить слово К. М. Симонову“ (или Жукову, Коневу, Штеменко, Москаленко, Полевому и многим другим). Причем цитаты достигают полутора-двух страниц. По-видимому, они-то и послужили основанием автору отнести свое произведение к жанру „документальной повести“.

В книге говорится о многих событиях, к которым герой повествования не имел никакого отношения. Здесь и переписка Сталина с Черчиллем, и действия союзных войск, и контрнаступление немцев в Арденнах, которое автор почему-то называет «контрударом», хотя это далеко не одно и то же («Новый мир», 1984, № 8, с. 79), и многое другое.

В то же время в повести нет достаточного материала, характеризующего полководческую и штабную деятельность замечательного советского военачальника.

Этот недостаток автор, по-видимому, решил восполнить немалым объемом материала мемуарного характера, граничащего в отдельных местах с самолюбованием. Не могу не привести одно из них: «Я ходил и ездил по району, по его небольшим городкам, полям и лесам и старался представить, как… старались (!) танкисты понять свой маневр (?)… Я просто вижу, как, разя на ходу (?) появляющихся на пути гитлеровцев, они мчались вперед – к логову врага… Мог ли представить в 1942 году я, окопный лейтенант, что буду ходить под Цоссеном, среди домов гитлеровской ставки! Даже во сне мне такое не могло присниться». Читая подобное, невольно задумываешься: кто же действительный герой книги?»

Мне кажется, ученый должен читать то, о чем он высказывается, более внимательно. В первых вступительных словах в повести я сказал: «Мне хочется пройти вместе с Петровым через многие этапы ВОВ. И ответить для самого себя… а может быть, и для истории…» и т. д. Все события сопровождаются моими коментариями и суждениями. Это так задумано. Мой стиль. Что же касается моих личных биографических строк, то все они имеют прямое отношение к Петрову: мои встречи, беседы с ним, какое-то влияние Ивана Ефимовича на мою судьбу. Таких строк не более двадцати (из пятисот!). Мне кажется, я имел право на эти строки, но, оказывается, и этого достаточно, чтобы заподозрить меня в нескромности и даже «самолюбовании».

Не стану опровергать другие обвинения доктора Анфилова, мне кажется, это убедительно сделала участница той дискуссии, писательница Е. М. Ржевская:

«То, что говорилось В. А. Анфиловым по поводу „Полководца“ В. Карпова и статьи А. Бочарова в „Правде“, неубедительно. Я помню эту статью и считаю, что прав критик в своих положительных высказываниях о книге, об образе в ней талантливого полководца с его сложной военной судьбой, о событиях, отраженных в книге. Чтобы быть ближе к теме нашей встречи, скажу о характере документальности этой книги. Особое недовольство Анфилова вызывает то, что Карпов так часто привлекает нужные для развития своей темы отдельные положения, свидетельства и суждения многих лиц, ранее опубликованные или устно поведанные ему, четко указывая при этом источник. Так это и есть пример добросовестности писателя-документалиста. К сожалению, случается, что новая по времени книга поглощает чужие усилия и обретения, извлекая их из предшествующих публикаций без ссылок на авторов; случается, что присваивается в том или ином видоизменении память мемуаристов. Вот за такой метод надо было бы взыскивать. Карпов же вводит поименно голоса очевидцев и документы, приказы, тем обогащает книгу, усиливает ее достоверность и читательское к ней доверие».

Очень дороги мне слова большого мастера документальной прозы, блестящего публициста Александра Кривицкого, которые он сказал о моей книге в большой своей статье, опубликованной в «Литературной газете» 22 декабря 1982 г. Статья эта называлась «Где учат на полководцев?».

В этой статье Кривицкий рассуждает вообще о военно-документальной литературе нашего времени, в ней высказаны и широкие обобщения, и частные замечания по некоторым книгам. О «Полководце» он говорит много, но я приведу несколько строк:

«Повесть „Полководец“ покорила меня тем, что оперативное искусство и тактика стали движущей пружиной ее сюжета. Каждое решение Петрова, каждый поступок предстают сознанию читателей в логической и эмоциональной связи со всей картиной боев… Она написана по-военному. И, как всегда, точное специальное знание, соединенное с образным претворением его в характер личности, действующей среди бурь моря житейского, дает эффект тонкой художественной публицистики… „Полководец“ В. Карпова еще раз подтверждает, какие большие и разнообразные возможности таит в себе такой прекрасный вид прозы, как художественная публицистика. Я не променяю эту документальную повесть на многие и многие „чистые“ романы, один за другим соскакивающие с издательского конвейера. Тут все сошлось у автора – и продолжительное знакомство с героем повести, и собственная военная образованность, и литературный дар… У нас мало таких книг, как „Полководец“…»

Я не раз говорил о том, что книгу о Петрове собирался писать и Константин Михайлович Симонов, но все у него не доходили руки и не хватало времени. Когда он узнал, что я намерен писать об Иване Ефимовиче, он этому обрадовался и сказал, что у меня даже больше права на это, потому что я знаю Петрова еще с довоенных лет, был близок ему. Симонов всячески меня благословлял на эту работу, и рассказывал мне многое, и предлагал воспользоваться его архивами. Большинство его встреч с Петровым опубликованы в воспоминаниях и публицистике о войне. Дружеская поддержка Симонова мне была очень полезна.

Приведу письмо, в котором я узнал еще одну, тоже очень приятную для меня новость о том, что о Петрове и вообще о героической обороне Одессы и Севастополя намеревался писать и мой учитель по Литературному институту Константин Георгиевич Паустовский.

Письмо из Одессы, от доцента кафедры Одесского государственного университета, участника обороны Одессы, Севастополя, Кавказа, инвалида Великой Отечественной войны Якова Мироновича Штернштейна от 25 ноября 1982 года:

«Как читатель и участник Великой Отечественной войны я знаю Вас, конечно, давно. Несколько месяцев тому назад позвонил мне в госпиталь почетный гражданин нашей Одессы, бывший секретарь горкома партии в период обороны Наум Павлович Гуревич и поведал о переписке с Вами. Хотелось мне давно написать Вам о том, что после опубликования повести об Иване Ефимовиче Петрове Вы стали для нас, участников обороны Одессы, Севастополя, Кавказа, дорогим и родным человеком. Тяжелый недуг, старые фронтовые раны не дали мне возможности написать Вам раньше… Мы, ветераны Великой Отечественной войны, давно мечтали, чтобы к подвигу Одессы прикоснулся большой мастер, человек щедрого сердца… Вел я когда-то переговоры по этому поводу с Константином Георгиевичем Паустовским, много рассказывал ему о замечательных руководителях обороны Одессы… Кстати, в этом созвездии Петров был первым. К. Г. Паустовский хотел даже переехать в Одессу, но тогдашний секретарь обкома партии по идеологии К. Коваленко не нашел для него квартиры…»

Не трудно представить, какую прекрасную книгу написал бы Константин Георгиевич! Вот еще один наглядный пример, как вредил «застой» нашей литературе.