Читаем без скачивания «Будем надеяться на всё лучшее…». Из эпистолярного наследия Д. С. Лихачева, 1938–1999 - Дмитрий Сергеевич Лихачев

был Пушкин, подготовленный Бонди (а в другом издании — Благим), Добролюбов — Рейсером (а в другом случае — Оксманом), и все бы об этом знали, как знают, что существует Шопен в редакции Падеревского[2421] (и это сообщается в нотах на самом видном месте), Бетховен — Гольденвейзера[2422], и т. д. И пусть это учитывает критика. (Это, разумеется, не значило бы, что редакторы могут вольничать, как хотят.)

Очень хочется, чтобы Ваша работа была опубликована поскорее и в советской печати. Если при этом Вы захотите снова использовать материалы моей работы, хочу напомнить Вам маленькую деталь: в надписи Фадеева слова «Канонический текст» и «только» подчеркнуты им самим. Их надо набирать курсивом. Этот категоризм нам с Вами еще более выгоден.

Желаю Вам здоровья и от души поздравляю. Это действительно — революция! (Что-то скажет теперь Вандея[2423]?)

Ваш А. Гришунин

РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 40. Л. 88, 89. Машинописная копия.

37. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 13 октября 1965 г.

13. X.65

Дорогой Андрей Леопольдович!

Большое спасибо Вам за письмо. Доклад мой будет печататься по-чешски в № 1 ж[урнала] «Чешская литература»[2424]. После обсуждения я в Праге сделал много дополнений. Дополнения эти были из моего заключительного слова. Чехи опасались субъективизма. Я ввел новые рассуждения по этому поводу. Но самое главное большое дополнение было вот какое. В художественном творчестве есть надличный и надсознательный момент. Если бы Шекспир прочел все то, что писалось о его произведениях, — он был бы удивлен. Но шекспироведы не фантазировали, не приписывали ему того, чего в них нет. Просто многое в творчестве Шекспира определяется не тем, что он хотел сознательно, но и тем, что через него говорило (эпоха, эстетич[еские] представления его времени и пр.). Фрейдизм вводил понятие «подсознание», — я же говорю о прямо противоположном — о «надсознании». Поэтому сам творец не всегда в полной мере осознает значение своих произведений (Достоевский завидовал Тургеневу). Литературовед может знать о произведении автора больше, чем о нем знает сам автор. В этих условиях видеть в произведении только художественную, сознательную волю автора недостаточно. Раз так, то рушится представление о «последней воле» как о единственном критерии. Я приводил пример с танцем балерины: танец ее, м[ожет] б[ыть], гораздо «умнее», чем она сама. Будем ли мы в танце искать «последнюю волю» танцора? А ведь и в отношении танца может быть применен принцип «последней воли» его творца. В поэзии этот надсознательный момент выражен даже сильнее, чем в танце.

Конечно, меня могут обвинить… Но я на это пойду.

После выхода в свет моей чешской статьи постараюсь создать ее русский вариант и начать новую дискуссию о надсознательном и надличном в творчестве художника. Надо будет только подобрать соответствующий материал. А дел очень много!

В Праге я очень устал. Заседания шли с 9 утра до 7 вечера с небольшим перерывом на обед (полагалось полтора часа, фактически — час).

Здесь в Ялте отдыхаем. Только вчера пришлось прекратить купание (стало холодно не в воде, а на воздухе).

Как поживает Юлиан Григорьевич?

Гурский раздосадован Нечаевой (какие-то обиды она ему выражала). Гурский спросил Ваш адрес. Он хочет Вам написать. Вы ему очень понравились.

Будьте здоровы.

Всегда Ваш Д. Лихачев

РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 201. Л. 31–32. Автограф; Ед. хр. 40. Л. 90, 91. Машинописная копия.

38. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 19 октября 1965 г.

19. X.65

Дорогой Андрей Леопольдович!

Непременно пишите статью о текстологии в Энциклопедию[2425]. Это, действительно, очень важно, и Юл[иан] Гр[игорьевич] безусловно прав.

Не помню — писал ли я Вам, что мою маленькую «Текстологию» («очерк»), вероятно, будут издавать чехи в своей энциклопедической серии (там есть брошюры «Филология», «Литературоведение», «Палеография» и пр.). Когда вопрос решится окончательно, я внесу в свою книжку дополнения и исправления.

Статью о «последней воле» я напишу для «Русской литературы» зимой.

Вера Степ[ановна] совсем уронила себя в глазах Гурского с какими-то своими обидами и претензиями к нему. Боюсь, что больше ее на текстологическое совещание не пригласят.

Место «автор говорит себе: Окончил!..» в статье Прохорова было. Очевидно, он его изъял уже в корректуре. Я ведь специально сидел с редактором и вычеркивал из своей статьи все, что вычеркнул по настоянию редакции «Русской литературы» у себя Прохоров. Смотрел и я, и редактор. Пропустить мы не могли. Очевидно, содержание моей статьи было кем-то сообщено Прохорову (у нас есть такие охотники в институте)!

Гурскому Вы напишите сами. Сошлитесь на то, что я просил Вас послать ему Ваш адрес. Он будет рад получить от Вас письмо. Мы много говорили с ним о текстологических делах. Восхищаюсь его гибкостью: умением соглашаться, уступать, отказываться от своих старых мнений и, одновременно, наступать. Как председатель комиссии он неоценим.

Я здесь 10 дней купался[2426]. Потом 7 дней было холодно. Последние 2 дня тепло, но я уже не купаюсь (хотя в воде +16°, но в воздух[е] +13).

Будьте здоровы. Желаю успехов.

Искренне Ваш Д. Лихачев

РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 201. Л. 34–35. Автограф; Ед. хр. 40. Л. 95, 96. Машинописная копия.

39. Д. С. Лихачев — А. Л. Гришунину 5 ноября 1965 г.

5. XI.65

Дорогой Андрей Леопольдович!

Поздравляю Вас с наступающим праздником.

Адрес:

Prof. Dr. Konrad Górski

Toruń

ul. Budgoska, 14, m. 4.

Посылаю Вам бандероль.

Опульскую встретил в троллейбусе после похорон[2427]. Она сказала мне, что согласна со статьей.

В январе-феврале напишу подробнее и дам в «Русскую литературу».

Ваш Д. Лихачев

РГАЛИ. Ф. 3288. Оп. 1. Ед. хр. 201. Л. 38. Автограф; Ед. хр. 40. Л. 96, 97. Машинописная копия.

40. А. Л. Гришунин — Д. С. Лихачеву 28 декабря 1965 г.

[…][2428] Совершенно отдельно от поздравления хочу рассказать немного о своих делах.

Из группы текстологии я ушел, на 1966 г. весь план занят у меня изд[анием] Чехова[2429]. К сожалению, пока еще приходится иметь дело с «текстологами». Это совсем не приятно, п[отому] ч[то] они сильно на меня сердиты: группа после моего выхода практически разваливается; там остался Прохоров — как ведущая сила, и две женщины. В[ера] С[тепановна] не кончила своего «Белинского»[2430] и текстологией заниматься не собирается. На 1966 г. они вообще не имеют плана.

Несмотря на выход из цеха присяжных текстологов, меня интересует тема «Исследовательские аспекты текстологии»[2431]. […][2432]

Продолжаю думать, что текстология позволяет многое объяснить и