Читаем без скачивания Миры под лезвием секиры. Между плахой и секирой - Юрий Брайдер

Дрова действительно оказались сырыми, и костер все никак не разгорался. Матерно выругавшись, Ламех собрался отлучиться куда-то, но к нему подскочил аггел, как в бурнус, закутанный в зелено-коричневую маскировочную сеть, и что-то зашептал на ухо.

— Вот как! — Ламех не смог сдержать удивления. — Давайте ее сюда. Будет парочка, баран да ярочка.

Левке и до этого было так нехорошо, что, казалось, дальше некуда, но тут выяснилось, что есть куда. Интенсивность душевной муки, похоже, предела иметь не могла.

Снаружи уже слышался возмущенный голос Лилечки:

— Пустите! Пустите, черти!

Двое аггелов втащили ее во дворик и поставили на другой стороне бассейна, прямо напротив сковороды, из-под которой уже выбивался легкий дымок.

— Здравствуй, красавица, — сказал Ламех ласково. — Так я и думал, что еще увижусь с тобой. Рад несказанно.

— А если рад, поцелуй кобылу в зад, — не задержалась с ответом взлохмаченная и раскрасневшаяся Лилечка.

Еще недавно даже и представить себе было нельзя, что пугавшаяся комариного писка девушка решится на столь самоотверженный поступок и последует за в общем-то чужим ей человеком чуть ли не в пасть к дьяволу. Оставалось неизвестным, сотворило ли это чудо любовь или просто дал о себе знать бедовый бабушкин характер.

— Куда она шла? — спросил Ламех у аггелов, доставивших Лилечку.

— Похоже, за ним следом, — один из аггелов указал на Цыпфа. — Да еще кричала: «Левка, вернись! Вернись, паразит!»

— Оружие при ней было?

— Нет, — осклабился другой аггел. — Всю общупали. Вот только это нашли.

Он продемонстрировал губную гармошку, которую со словами: «Отдай, гад!» — Лилечка тут же вырвала из его рук. Накинувшихся на девушку аггелов остановил Ламех.

— Пусть остается ей, — сказал он благосклонно. — Даже инквизиторы позволяют ведьмам брать с собой на костер орудия их колдовства.

Аггелы, по-видимому, умели понимать не только слова, но и интонации своего вождя, потому что Лилечка в единый миг лишилась обуви, зато обрела цепи.

— Цилла сообщила мне, что ты неравнодушен к этому юному созданию, — Ламех обратился к Левке. — Конечно, ее следовало бы использовать в других, гораздо более приятных целях, но сейчас она послужит тем ключиком, который отомкнет замок твоего красноречия.

— Видишь, миленький, как все неудачно получилось, — сказала Лилечка Левке, все это время не спускавшему с нее глаз. — Надо было бы тревогу поднимать, а я, дурочка, за тобой побежала. Слава Богу, хоть живым застала…

Левка смотрел на нее и молчал. Слов у него не было.

Лилечку столкнули в бассейн и, потянув за одну из цепей, принудили взойти на сковороду. Аггелы, до этого возившиеся с костром, принялись размахивать кусками картона, раздувая огонь и одновременно отгоняя в сторону дым.

Поверхность сковороды еще не успела нагреться, и Лилечка, осторожно ступая босыми ногами, дошла до ее центра. Обе цепи сразу натянулись, заставив раскинуть в стороны руки. В правой ладони она продолжала сжимать губную гармошку.

— Больно! — скривилась девушка. — Зачем же так сильно дергать!

— Прекратите! — Левке казалось, что он кричит, а на самом деле из его горла вырвалось еле слышное сипение. — Ваша взяла! Перестаньте мучить ее, и через час оружие будет здесь.

— Как же ты собираешься его раздобыть? — неизвестно, чего в словах Ламеха было больше, — издевки или недоверия.

— Это уже мои проблемы.

— Да ты и поздороваться со своими корешками не успеешь, как они тебя на нож поставят. Что я, Зяблика не знаю? Он ссучившихся не прощает.

— Никто не знает, что я здесь. Она должна была все рассказать, да не успела, — Левка кивнул на Лилечку, уже начавшую шаркать ногами.

— Лева, не надо! — закричала она. — Я выдержу! Не связывайся с этой сволочью!

— И я такого же мнения, — спокойно кивнул Ламех. — Оружие от нас никуда не денется, а вот молодые девки на нашей сковороде давно не прыгали. Жаль такое зрелище упускать.

— Может, я лучше под музыку попрыгаю? — внезапно предложила Лилечка. — И мне легче, и вам веселее.

— Почему бы и нет, — ухмыльнулся Ламех. — А ты девица рисковая. Не ожидал даже.

Лева завопил что-то покаянное, но ему зажали рот да еще дали хорошенького тычка по печени. Одна из цепей ослабла ровно настолько, чтобы Лилечка смогла поднести гармошку ко рту.

— Русская народная песня «Барыня», — объявила она таким тоном, словно стояла не на адской сковороде, а на сцене какого-нибудь клуба. — Кстати, плясовая.

Начала она так лихо и задорно, что спустя полминуты некоторые аггелы уже притоптывали в такт музыке. Можно было подумать, что Лилечка дует не в обыкновенную губную гармошку, а в сказочную дудку, заставляющую всех присутствующих помимо воли пускаться в пляс. То ли девушка действительно в совершенстве овладела этим простеньким инструментом, то ли жар сковороды, уже начавший кусать ее за пятки, не позволял играть кое-как.

— Лихая у тебя бикса, — покосившись на Левку, с одобрением сказал Ламех. — Вот только «Барыню» на пару положено плясать. Не желаешь ли присоединиться?

Лапа, зажимавшая Левкин рот, на секунду убралась, что позволило ему произвести в сторону Ламеха прицельный плевок.

— Считаю твою наглую выходку знаком согласия. Посмотрим, кто из вас лучший танцор… — Ламех хотел сказать еще что-то, но, глянув в сторону бассейна, онемел.

У Лилечки, оказывается, уже и так объявился партнер. Был он темен лицом и шкурой, слеп, страшен обликом, но именно поэтому очень подходил к этой сковороде — адское исчадие на адской посудине.

Лилечку варнак успел подхватить под мышку, а сам стоял на горячем железе так же спокойно, словно был обут в асбестовые галоши. Захватив свободной лапой сразу обе цепи, он потянул их на себя и легко сбросил упиравшихся аггелов в бассейн.

— Стреляйте! Чего хавало раскрыли, порчаки позорные! — едва только ситуация выходила из-под контроля, Ламех сразу переходил на привычный ему язык.

Со всех сторон загрохотали пистолеты, но стрелять было уже не в кого. Пули клевали пустую сковороду. Задетый рикошетом, истошно взвыл один из свалившихся в бассейн аггелов. В клубах дыма плясали жирные черные хлопья.

В начавшейся суматохе о Левке как-то забыли. Не совсем, конечно, — пять или шесть аггелов по-прежнему не спускали с него глаз, но испытание на сковородке было отложено.

Ламех, хватанувший целую горсть бдолаха, как бешеный метался по дворику виллы и вымещал свою ярость на подчиненных. Тому из аггелов, который посмел заметить, что попасть из пистолета в варнака еще никому не удавалось, он едва шею не свернул. Успокоить Ламеха смогла только появившаяся на шум Соня-Цилла.

— Ну что тут такого страшного случилось? — рассуждала она. — Верно, смылась девчонка, так ведь мы за ней специально и не охотились. Тебе не об этом надо думать. Тебе надо думать, как Смыка и Зяблика пришить да их оружием завладеть.

— Не пофартит нам, если варнаки с ними заодно, — возразил Ламех. — И когда только они, суки, спеться успели…

— Не иначе как варнаков против нас тот самый Дон Бутадеус подстрекает. Вот уж кого надо было бы к ногтю взять, — лексикончик у Левкиной сестрицы был под стать какой-нибудь бандырше.

— Эх… — Ламех в сердцах махнул рукой. — Мне он давно как кость поперек горла…

— А с этим ты что решил? — Соня-Цилла Левку уже и по имени не называла.

— Сам пока не знаю… — Ламех в задумчивости потер то место на щеке, куда угодил Левкин плевок. — На сковороду поставить? Так варнаки уволокут. Пристрелить? Так ведь еще пригодиться может… Пусть пока в подвале посидит, а там видно будет.

На том и порешили. Левку сволокли в подвал, где под потолком имелось одно-единственное окошечко, решетка которого послужила для крепления цепей. Обувь ему, естественно, не вернули, хорошо хоть верхнюю одежду оставили.

После всех пережитых ужасов Левку потянуло в сон, и он, гремя цепями, как богоборец Прометей, стал устраиваться на ночлег. Пол подвала был каменный, холодный да вдобавок еще и сырой. Пришлось постелить куртку. При этом в ней что-то явственно звякнуло, что весьма удивило Левку, лишившегося при обыске всех металлических предметов, начиная от пистолета и кончая обломком бритвенного лезвия.

После недолгих поисков Левка нащупал в поле куртки некий предмет, формой и размерами соответствующий пресловутому гранатному запалу. Вскоре в вывернутом наизнанку потайном кармане обнаружилась дырка, в которую свободно проходил палец. Получалось, что запал никуда не пропадал, а все эти мучительные минуты находился у него под рукой. Тут уже деликатный Левка не удержался от ругательства.

Надорвав подкладку, он извлек запал на белый свет (который назывался так только по привычке, а на самом деле был тускло-серым, как вода в илистом озерце). Теперь свести счеты с жизнью не представляло никаких трудностей. Но Левка уже передумал. Друзьям он ничего плохого не сделал, а умереть из-за коварства Соньки было бы чересчур большой честью для нее.