Читаем без скачивания Цикл "Детектив Киёси Митараи. Книги 1-8" (СИ) - Симада Содзи

С какой целью? Понятное дело – чтобы семья получила деньги. Но ведь это не ботинки у Ихары стащить, для этого нужны время и усилия. Речь могла идти о плане, задача которого – завладеть всем имуществом Ихары. План с большой долей вероятности мог быть таков: устранить, то есть убить, Ихару чужими руками.

Потом я связал свои рассуждения с паническим состоянием, в котором увидел тебя тогда на станции. Если был план заставить тебя убить Ихару, то твое смятение могло означать, что ранен человек, помешавший его реализовать. И таким человеком, как я уже говорил, могла быть только Рёко. В какой она больнице – неизвестно. За этим может стоять Сюдзи. Если так оно и есть, какую цель он преследует? Поставив себя на место Сюдзи, я все понял. Он воспользовался сложившимися обстоятельствами, чтобы срежиссировать второй акт драмы с убийством.

То есть можно было ожидать нападения на дом Ихары. Я побывал на заводе Ихары в Кавасаки и, представившись сотрудником отдела районной администрации по учету населения, получил там его адрес. Потом поехал к тебе, но уже не застал. Значит, ты собирался напасть на Ихару в его доме, подумал я и решил мчаться туда. На электричке или такси я не успел бы, поэтому без разрешения позаимствовал у соседа мотоцикл и отправился к месту событий. Я умею быстро ездить, когда требуется. Успел вовремя. Единственное, о чем я пожалел, – это то, что не смог обстоятельно поговорить с Сюдзи Масико. Ничего не поделаешь. Зато я избавил от серьезных неприятностей дорогого друга.

В этот момент раздался стук в дверь.

– Да! – громко крикнул Митараи. Дверь отворилась, и на пороге появился… Сюдзи Масико.

Тут даже мой приятель оторопел и несколько секунд молча смотрел на непрошеного гостя. Придя в себя, он поднялся и гостеприимно предложил:

– Пожалуйста. Налить кофе?

– Не беспокойтесь. Я пришел, только чтобы передать это, – тихо и мрачно проговорил Сюдзи Масико. – Раньше хотел это сделать, но вы не взяли. – С этими словами он протянул мне белый конверт, тот самый, который хотел вручить тогда, у больницы «Мукодзима». Увидев, что я не хочу его брать, положил на стоявший рядом столик.

– Ты специально за этим сюда пришел? – решил поинтересоваться Митараи.

– Я подумал, что это нужно сделать, – таким же мрачным голосом ответил Сюдзи Масико. Без очков, длинные тусклые волосы, неопрятная бородка. «И этот человек заварил всю эту кашу?» – думал я, глядя на стоявшего передо мной худощавого парня. Я уже ничего к нему не испытывал: ни враждебности, ни уважения. Кроме усталости, у меня вообще не было никаких чувств. И в этом незваном госте чувствовалась та же усталость.

– Можно узнать, как вас зовут? – спросил Масико, обращаясь к моему приятелю.

– Киёси Митараи, – ответил тот.

– Киёси Митараи… Хорошо, я запомню. Тогда позвольте…

Масико повернулся и направился к двери, которая оставалась приоткрытой.

– Подожди минутку, – окликнул его Митараи.

Масико обернулся и быстро проговорил:

– Вы можете делать что угодно. Но у вас больше нет доказательств.

– Мне так не кажется, и решать это буду не я. Послушайте, Сюдзи Масико… или, может, быть, Кэйсукэ Исикава?

Сюдзи бросил быстрый взгляд в мою сторону. Я медленно покачал головой.

– Не хочу изображать из себя полицейского, но все-таки хотел бы с тобой поговорить, – продолжал Митараи.

– А я вот совсем не расположен, – сказал Масико на прощание и отворил дверь.

– Всего одно слово. Как настроение? – бросил Митараи вслед уходящему, не желая отставать. Тот остановился. – Злишься на меня?

Масико обернулся к нам – похоже, раздумал уходить.

– Я не злюсь на Рёко. Поэтому не злюсь и на вас.

– Ну-ну.

– Я лишь хотел узнать, как ваше имя. Только и всего.

– Какая честь! А можно спросить? Когда у тебя день рождения?

– Восемнадцатое ноября тысяча девятьсот пятьдесят первого года, – помолчав, ответил Сюдзи Масико.

– Вот как? Просто хотел уточнить. Давай так: ты запомнишь мое имя, я – твой день рождения… Что будешь делать дальше?

– Да ничего особенного. Умирать ведь – сразу не умрешь, тоже дело хлопотное. Буду жить обыкновенно, день за днем.

Масико снова повернул к выходу. Митараи быстро опередил его и, как дворецкий, провожающий важную персону, почтительно распахнул перед ним дверь.

– Может, еще увидимся, Масико-кун, – держась за дверную ручку, сказал он таким тоном, будто обращался к дорогому другу.

– Мне бы этого не хотелось, – сухо бросил Масико и сделал еще шаг к двери. Но вдруг остановился и снова взглянул на Митараи. – Вы спрашивали, какое у меня настроение?

Тот кивнул.

– Я по жизни – человек невезучий, от макушки до кончиков ногтей. На меня все шишки валятся. Что-то вроде собаки, если хотите, на которой кишат блохи. Все время приходится чесаться задней лапой. Но если все блохи куда-то денутся, я забуду о том, что я собака.

Сюдзи Масико криво усмехнулся – видимо, над самим собой – и вышел в коридор, где был набросан разный мусор. Митараи прикрыл за ним дверь.

Я взял лежавший рядом конверт, оставленный Сюдзи Масико. Вряд ли ему хотелось сюда идти, но он все-таки явился. Что же он мне написал?

Я раскрыл конверт и вынул несколько листков почтовой бумаги.

«Дорогой Кэйсукэ» – увидел я маленькие аккуратные иероглифы. Знакомый милый почерк Рёко. Это было ее письмо, не Масико.

35

Дорогой Кэйсукэ!

Я тебя обманула. Ты потерял память, и был план использовать тебя, чтобы убить нашего бессердечного папашу. Придумал его мой старший брат, а я ему подпевала.

Наш отец в самом деле человек страшный. Переехав в Токио, он заработал много денег. Несмотря на семью – маму, братьев и меня, – у него постоянно жили какие-то девицы, а то, бывало, и две сразу. Для них даже сделали отдельный вход.

Девицы, естественно, мечтали о том, чтобы выжить из дома «посторонних», и при каждом удобном случае поднимали крик, начинали рыдать и жаловаться отцу. В памяти о том времени, когда я была девчонкой, остались пронзительные крики девиц и хмурое лицо матери.

Отец легко распускал руки, даже когда был виноват. Мать оглохла на левое ухо – от его оплеухи лопнула барабанная перепонка.

Человек не должен убивать. Это против его природы. Сейчас, познав любовь, я никак не могу поверить, что однажды у меня появилась мысль убить человека, с которым я к тому же связана кровными узами. Это невозможно. Я думаю, что больше не способна никого полюбить. У меня больше ничего не осталось. Я все отдала тебе.

У меня есть брат, намного младше. Он – инвалид с задержкой психического развития. На его содержание и лечение нужны деньги. Ты ведь понимаешь такое. Надо было мне обо всем рассказать; слова уже были готовы сорваться с языка, но я так и не смогла их произнести. Сколько раз думала открыться перед тобой, разрушить этот ужасный план и во всем положиться на тебя…

Мой старший брат чертовски умен, он разработал свой план до мельчайших деталей. Рассказал, что делать, если за четыре дня моего отсутствия ты так и не съездишь в Нисиоги, если перед тем, как отправиться по адресу, указанному в правах, решишь сходить в районную управу, и так далее. Я всегда гордилась, что у меня такой умный брат, но со временем стала ужасно бояться его.

Это письмо я кладу в ящик комода. Просто отдать его тебе не хватает смелости.

Я верю в то, что нагадал мне Митараи-сан. У меня такое чувство, что я умру. И если план брата сработает и я не сумею тебя остановить, жить все равно не буду. Поэтому я решила застраховать свою жизнь. Так что если план сорвется, о деньгах можно будет не беспокоиться.

Конечно, я испорченная. Такое у меня в жизни было… Но я не жалею, не говорю: «Ах, какой кошмар!» С каждой женщиной может случиться такое, был бы случай или предлог. А я даже подгоняла брата, придумавшего этот план, когда он начинал сомневаться в успехе. Как я могла? Сейчас я не могу в это поверить. У меня с нервами тогда было не в порядке, я с ума сходила.

Наша с тобой жизнь вернула светлое состояние души, которого у меня не было уже несколько лет, оживила чистые чувства, пусть ребяческие, незрелые. Я снова стала искренней, настоящей. Но для брата и матери это стало несчастьем.

До того как мы приступили к реализации плана, брат не раз мне об этом говорил. Упрекал меня в слабости, твердил, что я обязательно выживу из ума. Я презрительно смеялась над его словами, но так и не решилась поговорить с ним, чтобы он отказался от своего плана.

До нашей с тобой встречи мне все время, начиная с отца, попадались какие-то уроды, и я поневоле стала думать, что все мужики одинаковые. Потому я сначала и согласилась с планом, который придумал брат, чтобы им отомстить. Хотя чему удивляться? Все естественно: если я оказалась в этом «веселом мире», какой еще у меня мог быть круг общения? Когда долго ведешь жизнь хостес, мужчины, все до одного, начинают казаться похотливыми козлами. Я представить не могла, что у меня может возникнуть к ним что-то вроде симпатии, не говоря уж о любви. Это просто невозможно. Я давным-давно позабыла о том, что это за чувство такое – любовь.

Но ты совсем не такой, как они. Ты увидел во мне человека, полюбил меня. Мы с тобой жили так, что это уродское, коверкающее душу состояние, в котором я находилась, постепенно развеялось. Все благодаря тебе. Как здорово, что я тебя встретила! Сколько ни благодари, слов все равно не хватит. И если б из тебя сделали убийцу, жизнь моя была бы кончена.

Я не прошу прощения. Но сделаю все, чтобы тебя остановить.

Я говорила тебе, что жила в Мацусиме до окончания средней школы. Это неправда. И отец, и мать – оба из Сиогамы[161]; в начальной школе я училась в Мацусиме, но отец нашел работу в Токио, и в следующий класс я пошла уже в столице. Помню, отец тогда говорил: «Сколько можно без толку торчать в деревне? Поедем в Токио, построим большой дом, заживете на широкую ногу».

Помнишь, как-то мы сидели у нас дома, слушали «Арабески», и я говорила про Мацусиму. Вот когда надо было все тебе рассказать.

В Токио дела у отца пошли в гору, но нам с матерью в Мацусиме жилось гораздо лучше. Отец выставил нас из дома после рождения Осаму, когда стало ясно, что с ним не всё в порядке. Четыре-пять лет назад. Брат учился на медицинском, подрабатывал на медосмотрах, и в принципе этих денег на семью хватало.

Но на брата все это сильно подействовало: он стал каким-то диким, гонял на машине как сумасшедший и в итоге сбил человека. Он был очень в себе уверен, но в тот раз сел за руль нетрезвым, да еще скорость прилично превысил. Пешеход, на которого он наехал, тоже был неосторожен, но брату это не помогло. Чего только он не наслушался от родственников пострадавшего… После этого характер у него совсем испортился.

Матери, которая до этого только иногда подрабатывала при случае, пришлось включаться на полную. Я только начала ходить в старшую школу, но после этого случая сразу бросила, как мать ни уговаривала меня этого не делать. Пошла работать. Думать об этом не хочется. Гадко, неприятно. Если стану об этом писать, получится, что вроде оправдываюсь.

И все-таки напишу. Думаю, после этого ты меня скоро забудешь. Я была и хостес, и моделью, и содержанкой. Какое-то время жила с американцем в Йокогаме, в районе Яматэ. Мы там с тобой гуляли, когда ездили в Йокогаму. Но тогда я себя не жалела, не считала такой уж разнесчастной. Не знаю, как сказать… мне даже нравилось, что я вроде себя в жертву приношу.

Однако брат и мать, похоже, думали по-другому. Они оба злились на весь белый свет за то, что жизнь, люди или судьба так с ними обошлись, и, наверное, думали когда-нибудь отомстить за это. Хотя нет, может, просто пришли в отчаяние. Но это было особое отчаяние, холодное, особенно у брата. Похоже, он решил: раз мы до такого докатились, можно делать все, что угодно, потому как ниже падать уже некуда.

Вообще-то брат уже давно с презрением относился к людям, смотрел на них как на никчемные существа, лишенные воли и благоразумия. Поступив на медицинский, он стал относиться к людям еще хуже.

Но он неправ. Когда я работала хостес, тоже думала: а может, так оно и есть? Но встретив тебя, поняла, что на свете много замечательных людей. Таких, как ты, как Митараи-сан.

Единственное радостное воспоминание – это как мы с тобой жили. До этого ничего хорошего в моей жизни не было.

О жизни в Мацусиме добрых воспоминаний тоже почти не осталось. И все же есть один эпизод, который я помню до сих пор.

Мы окончили начальную школу. После этого многие из нашего класса должны были перейти учиться дальше в другие школы, поэтому нам устроили прощальный вечер. На него пришел один учитель из другого класса, которого мы очень любили. И он нам сказал, что у девочек на мизинце привязана невидимая красная ниточка; она соединена с человеком, за которого девочка когда-нибудь выйдет замуж.

Не знаю, как кого, но его слова глубоко тронули меня, крепко запали в душу. С ними я и отправилась на поезде в Токио. Может быть, там живет тот самый парень, с которым меня соединяет тянущаяся от мизинца невидимая красная ниточка… Нет! Не может быть, а точно, подумала я.

Но жизнь в Токио оказалась совсем не сладкой. Отцу повезло – дела шли хорошо, а мы с матерью, наоборот, прямо на глазах опускались на дно. Жизнь становилась все хуже, превращаясь в ад.

Когда живешь в бедности и нет денег, времени на размышления не остается. Я совсем забыла слова учителя и не вспоминала о них, пока не встретила тебя. Какое счастье, что то чистое время ожило в памяти до того, как я превратилась в чудовище!

Теперь я думаю, что та красная ниточка связывала меня с тобой. Если б ты только знал, как я рада! Как жаль, что я не встретила тебя раньше…

Мы прожили с тобой так мало, всего четыре месяца, но это было настоящее счастье. Благодарю тебя и Бога за то, что мы вместе с тобой встретили день моего совершеннолетия, когда мне исполнилось двадцать. Спасибо, спасибо большое.

Думаю, ты мне не поверишь. Ведь я участвовала во всем этом ужасе. Но мне все равно. Потому что я прекрасно понимаю, что к чему.

Я люблю тебя. Если мы больше не увидимся, будь всегда здоров. Пусть у тебя будет замечательная жизнь. Живи за себя и за меня.