Читаем без скачивания Газета День Литературы # 90 (2004 2) - Газета День Литературы

Появилась из мыльни Шура, обвитая по самую шею простынею, знать услыхала резкий голос Федора и решила не нарываться на грозу. Ей было тесно, неловко в липких пеленах, словно бы на вольную женщину натянули смирительную рубаху. Это кремень и кресало сошлись в предбаннике, и сейчас в любую минуту высечется искра, и химера счастия взорвется и уйдет в дым.

— Вижу без меня хорошо устроились?— ревниво намекнул Зулус.

— Дольше бы шлялся…

— А ты не рычи. Значит дела были… Попаришь?— Зулус властно притянул Шуру за плечо, но та ловко выскользнула, заголилось округлое малиновое плечо.

— Обойдешься, милый, своими силами… Раз меня на рюмку променял.

— Даже так? Что-то не пойму,— Федор на три глотка опустошил стакан пива, зубами привычно, хищно отодрал от леща вяленой солонинки, седые жёсткие усы вздернулись, готовые намертво пронзить бабье уросливое сердце.— Ну смотри, тебе жить… Нинка, а ты готова?

— Феденька, да я, как прикажешь… А хозяйку — не трожь. Бедная, и так вся замылилась.

— Дура, Нинка… Откуда мыло-то?— огрызнулась Шура.— Я что тебе, кобыла? Чтоб до мыла… Ступай, ступай, отбивай у подруги мужика, блоха кусучая… Может что и склеится.

— Шурочка, милая, да что с тобой? Иль взаболь на худое подумала? Ведь я замужем… Может, я что-то не по уму сказала? Так прости, пожалуйста,— Нина в искреннем испуге и удивлении округлила сорочьи глаза.

— Брось, Нинка… Баба не лужа, хватит и на татарскую орду,— Шура засмеялась, шлепнула товарку по заду.— Иди, вздрючь жеребца, чтобы шкварчал, как карась на сковороде…

Подруга покорно кивнула, натянула овчинную шапенку с кожаным верхом, одела на руки брезентовые верхонки и скрылась в парильне. Скоро оттуда раздался гогот, гиканье, шипенье воды, кинутой на раскаленные камни, хлесткие удары веником…

— Глубже, глубже, глубже, ой хорошо!— хрипло, выкручивая голосом загогулины, причитал Зулус.— Ниже, ниже, ниже, ой хорошо! Нинка, стерва, наддай, ещё наддай!— Знал варнак, что его хорошо слышно в предбаннике, и сейчас играл на сердечных струнах.

Шура загрустила, глядя в банное оконце, искрящееся от луны, на узорную оторочку подтаявшего куржака; она попала в затенье и сейчас, принакрытая простынею, походила на языческую бабу, высеченную из голубовато-розового мрамора, одиноко стоящую на веретье. А может, настроив крохотное ушко с изумрудной капелькой в сторону двери, прислушивалась к разгулу, что творился сейчас в мыльне, и рисовала вображением самые прихотливые любострастные картины? Уставясь в морозную лесную ночь, вдруг тихо попросила меня:

— Паша, Мамонтиха ведь дура… Убьет его. Ты сходи, посмотри, как он? У него ведь сердце шалит.

Тут выскочил из парильни Зулус, не прикрывая мошны, просквозил предбанник, отпахнул дверь и с головою нырнул в разворошенный бабами сугроб. Вернулся уже медленной тяжелой ступью, с ворохами снега на плечах, печатая шаг, словно нес в себе сосуд с драгоценной влагою и боялся расплескать её.

— Десяток лет долой… Ещё две ходки сделаю и запою: "А Федька такой молодой…" Шурочка, ты чего скисла?— прислонился к женщине, потерся мохнатой грудью о покатое плечо. Шура не отстранилась, но и не подалась навстречу, не отвечая, упорно смотрела в стеклинку, за которой на сахаристом снежном отроге лежал теплый лафтачок света. Моргасик догорал на дне банки, уже едва дышал. Федор, не дождавшись ласкового слова, оттолкнул Шуру, сплюнул и исчез в парилке. Тут же, появилась Нина; наматывая на голове чалму, сказала кротко:

— Шура, как хочешь… А я сдаю полномочия. Федька твой опять задурил…

— А я что могу, если он дурилка?— со слезой в голосе протянула Шура.— Я что ему, жена, чтоб на плечах тягать? У него своя, законная есть, пусть и волочит… Мамонтиха, плюнь на всё… Давай напьемся… и разбежимся, как в море корабли.

— А что мне муж скажет?

— Он кто тебе, судья или президент? Президент — чужой разведки резидент. Сегодня здравствуй, а завтра — до свиданья… Судить никто не будет, без суда посадят. И там живут… А Путину не до тебя, он чеченов в сортирах мочит и девок на лопатки кладет. Да и на кой тебе муж? Только свистни, в очередь кобеля встанут, с ног до головы обос…

Я не стал дослушивать перепалку, кой-как натянул одежонку на мокрое тело и вышел на волю.

Николай Беседин “И ПОБЕДА ВСТАЁТ НА КРЫЛО...”

***

Ночные образы во сне ли,наяву ль

Жестикулируют, враждуют, суетятся,

И пьют за Родину, и вяло матерятся

Под "Санта Барбару" и хоровод кастрюль.

Ночные образы при вспышках света фар

Похожи на зверей из мезозоя.

В извивах тел, как змеи в пору зноя,

Как в киносъемках мировой пожар.

Ночные образы в недвижимом каре

Вздымают руки и кричат победно,

И так загадочно и так бесследно

Куда-то исчезают на заре.

Но из разлома, где ни тьма, ни свет,

Где так знакомо терпят, негодуя,

Где ложками гремят, прося обед,

Гнусаво кто-то вторит:

— Аллилуйя!

***

Привычная картина —

Крестьянское былье:

На окнах паутина,

На крышах воронье.

Усталое приволье,

Смиренная река...

Ржавая правда поля

Не вызрела пока.

Мы все отсюда родом —

Из простоты святой.

Ох, трудно быть народом

И так легко — толпой.

Забыть отраду, войны,

И звезды, и кресты...

Ох, трудно быть достойным

Державной высоты.

...Корова-сиротина

Мычит, траву не ест.

На что уже скотина,

А счастья в жвачке нет.

***

Был вечер. Предгрозовье. Тишина.

Люд суетливо прятался под крыши.

Таинственно молчала глубина,

Рождая в чреве огненные вспышки.

Всегласные, мгновенные — они

Выхватывали в сумраке болотном

То хаос тел, чудовищам сродни,

То скинию в обличье первородном.

Болезненным желанием томясь,

Весь город ждал, когда в противоборстве

Тьма обретет незыблемую власть

Над вспышками, смешными в непокорстве.

Напоминало каждое окно

Театр теней, шаманство или даже

Немое действо старого кино,

В котором стерли фразы персонажей.

И невозможно было разгадать

Движенья губ и рук немые жесты.

Все реже небо стало полыхать,

Как будто вняв безмолвному протесту.

Ночь поглотила призрак грозовой,

И затерялся он в просторе горнем,

Не став ни очистительной грозой,

Ни ливнем беспощадно животворным.

***

Это новое племя — оно от вселенского корня,

Оно — комбинация символов, цифр и знаков,

Оно — это в тернии мира упавшие зерна,

Из коих не вырастет солнцем пропитанных злаков.

Это племя возмездья, бича Вседержителя племя.

Обнаженные нервы последнего скорбного века...

На обрывках страниц бытия что-то чертит рассеянно время

То ль глазницы земли,

То ль распятия крест,

То ли тело ковчега.

***

Она взалкала постоянства.

Ей опротивело скакать

По временам и по пространствам

И расставаться, и встречать.

Ей захотелось, малой птахе,

Увидеть сны в родном краю,

Сложить у вечности на плахе

Повинно голову свою.

И, вспомнив милые ей лица

И сокровенные места,

Внутри себя остановиться,

Как у пасхального креста.

ВЕТЕР В ГОРОДЕ

О, как желанна неба высота!