Читаем без скачивания Голубые пески - Всеволод Иванов

- Теперь так не умеют.

Запусу стало скучно смотреть рисунки. Он поиграл с котенком кистью скатерти, огляделся, согнал мух с меда. Торопливо пожав руку просфирне, выбежал.

Елена Алексеевна выглянула на него в окно. Плаксиво крикнула дочери в сени:

- Убирай чашки, расселась!.. Мука мне с вами - зачем его дьявол притащил к нам? Ты что ли с ним думаешь?

- Нужен он мне.

В широкой ограде фермы Павлодарской сельско-хозяйственной школы жили матросы и красногвардейцы, бежавшие от казачьих поселков. Посредине ограды, мальчишка в дабовых штанах и учительской фуражке варил в огромном котле-казане баранину.

На плоской саманной крыше, между трех пулеметов, спали в повалку красногвардейцы. Матрос Егорко Топошин сидел на краю крыши, свесив ноги, - медленно доставал из кармана штанов просо. С ладони сыпал его в дуло револьвера, а из револьвера, махнув, рассыпал просто по песку.

Мальчишка у казана радостно взвизгивал, указывая на кур:

- А-а-ах, ки-икимо-ора-а!..

Матрос взглянул на Запуса и, вытирая рукавом потные уши, протяжно сказал:

- Военное курье будет, пороху нажрется. Мы их вместо почтовых голубей... Отобрал?

- Нет.

Матрос протянул низко и недовольно:

- Ну-у-у?..

Хлопнул себя по ляжке и тяжело спрыгнул. Мягко треща крыльями, разбежались по двору курицы. Мальчишка, подкинув дров, подбежал к матросу и, запрокинув голову, радостно глядел ему в подбородок.

- Пошто?

- Жалко, - поднимаясь на одной ноге, сказал Запус.

Матрос укоризненно посмотрел на его ногу.

- Ну-у-у!.. Врешь, поди. Девку что ли жалко?

- Обоих.

- И старуху? Хм, чудно. Что ж контрецюнеров жалеть. Дай-ка бумагу.

Он сунул бумагу в карманы широких выпачканных дегтем штанов и, точно нарочно ступая с тяжелым стуком, пошел к воротам.

- Ты бы дозоры об'ехал, - сказал он, не оборачиваясь.

Мальчишка с сожалением посмотрел Топошину в спину.

- Дяденька, он куды?

- По делам.

Запус схватил мальчишку за плечи и повалил. Мальчишка кувыркался, орал, кидал песок в глаза Запуса:

- Пу-усти, чорт, пу-усти, говорят. Шти сплывут.

Вырвался и бросился бежать, размахивая руками:

- Что, догнал? что, догнал? Бу-уржуй!..

И когда Запус сидел в комнате, мальчишка стукнул ложкой по казану и, сплевывая, сказал:

- Виселые, халипы.

Скинул покрышку и на радостях сунул подбежавшей собаке плававший сверху кусок сала:

- Жри.

Хлебнул ложку щей, посмотрел одним глазом в небо. Еще взял пол-ложки, почесал пальцем за ухом и закричал:

- Вставай!.. Братва, жрать пора, э-эй!..

А в бумажке, которую в широком кармане твердо нес Топошин, написано было:

3 сентября 1917 г., Чрезвычайный Штаб Павлод. У. Совета Р., К., К., К. и К. Деп., заслушав доклад о работе в уезде погромщика и монархиста капитана Трубочева и его ближайших помощников: прап. Марка Вознесенского, Е. Коловина и пор. Степыша, как предателей рабочего народа, - постановил: имущество предателей конфисковать, а так же их семей, движимое и недвижимое.

Председатель Чрез-Штаба комиссар Запус.

Секретарь А. Попушенко.

II.

День воскрес летних жаров, хоть и сентябрь. Расцвели над базаром тугие и жаркие облака.

В Сохтуе по воскресеньям базар.

В веселых, жарких, тесовых балаганах - ситцы, малиновые пряники. Под небом, как куски воды, - посуда.

В этом году базары редкие. Народ не едет, казаков ждут, потому что на ферме - Васька Запус, парень в зеленой рубахе и с шелковым пояском, похожим на колос.

В этом году пожрет землю солнце. От осени через всю зиму пройдет и на то лето выйдет...

Так говорила просфирня Елена Алексеевна дочери Ире, а в обед того же дня можно было говорить еще. Плакать можно громче, - приехала с казачьих поселков Фиоза Семеновна.

Сидело за столом ее широкое, окрепшее на казачьих полях, тело. Из пухловатых век распрямлялись нагие и пьяные зеницы, - во все лицо.

Просфирня, вытянув руки по столу, спрашивала:

- Зачем вам приезжать, Фиеза Семеновна? В городе хоть и впрогорячь, а терпеть можно. Тут-та... Из-за Марка у меня все отняли, последнюю животину.

- Вернет, - сказала Ира и рассмеялась, - не добавила кто. Может быть - Марк, может - капитан Трубычев...

- Последнюю кожуру слупят. Разбойники, Емельяны трижды-трою проклятые...

Фиоза Семеновна выглянула в окно, через реку, на ферму. На бревнах перед фермой лежали длинные снопы конопли. Фиоза Семеновна вспомнила запахи - зыбкие, желтые почему-то: как раздавленные муравьи. Зыбко отеплели плечи.

- Там?

- Громом вот резанет их!.. Церковь в конюшню хотели обратить, а подойти не могут. Думают только, а сила не пускает на паперть. Так и уходят.

- Поселок наш выжгли, я в Талице жила.

- Казаки скоро придут?

- Не слышно. Новоселов боятся. С войны, бают, оружию везут. Меж собой подерутся, тожно*1 казаки приедут... Новоселы и вправь пушки везут?

- Разве у них, Фиеза Семеновна, различишь? Может и пушка, а может новая сноповязка. Я и на картинках пушек боюсь; пусть все возьмут, живым бы остаться.

- Господи, и пошто такие на нас расстани удеяны?..

По воскресеньям в Сохтуе - не базары, а митинги.

Немного спустя, по приезде Фиозы Семеновны, пришел в Сохтую с Кишемского курорта лазарет. Трое солдат ехали впереди верхами, играя на балалайках, четвертый шел с бубном. Больных везли длинные фуры новоселов, покрытые от солнца больничными халатами.

Молоденький солдатик, с головой, перевязанной бинтом, задергивая халат меж ног, подскакал верхом и, не слезая, сказал Запусу:

- Разрешите доложить, товарищ комиссар, так как мы есть на вашей _______________

*1 Потом. территории... По обоюдному соглашению - решено общим собранием, врачей отпустить по домам в бессрочный, а лазарету тоже по домам, в Томскую губернию. Буде, полежали, дураков нету. Помогчи ни надо?

Топошин лениво подергал толстыми пальцами халат верхового и спросил:

- Лекарства есть?

Солдатик закричал радостно:

- Лекарства? Как же лекарствам не быть!

- Тащи. Сгодятся. Оружье есть?

- Оружье?.. Оружье, как же, для охраны-то пулемет.

- Тащи и пулемет.

Солдатик замотал руками:

- Пулемет самим нужон. Лекарства - можно.

Топошин ткнул кулаком в морду лошади:

- Тащи, пока. Осерчаем мы на вас, и больных не посмотрим, так наскребем... Не крякай. Живо расформируем. Тащи.

Пулемет притащили, а в двух мешках из рогожи - лекарства. Топошин задумчиво ковырнул их ногтем ноги:

- Хрен их знат... Фельшера надо где-нибудь сцапать. Запиши, Алешка, на память насчет фельшера.

Играли, прищелкивая, балалаечники, плясали больные в пожелтевших халатах. Парни ходили с гармошкой по улицам. С заимок, к вечеру, приехали с самогоном дезертиры.

Густая и тесная жара наполнила тело Фиозы Семеновны. Пустой пригон жег щеки сухими запахами сенов. Прошла пригонами просфирня, тоскливо ощупала стойла, забормотала:

- Што - нешто добра осталось... пожрали, поди, скотину. У кого толку добьешься?.. Орут по селу, а резаться удумают - кто уймет. Этот, с фермы-то, только хохочет... Кобель!

- Где он?

- А я знаю, провалился б он младенчиком из утробы прямо в гиену... Приходил как-то, а должно, совестно стало - не показывается. Заместо чумы послан...

Она протянула, засыкая, руки.

- Сына бы, Марка, уберечь, Фиеза Семеновна. Ты боишься, что ль?

- Кого?

- Я гляжу - в пригоне сидишь. Шла бы в горницу.

- Тесно.

- И то тесно. Мужики с тесноты и пьют. От мужа давно вести имела?

- Давно.

- Вот жизнь... И откуда оно доспелось.

Когда просфирня ушла, Фиоза Семеновна поднялась было с поваленного плетня, но вновь села. Длинный теплый лист тополя принесло на колени. Лист был темно-красный, как сушеное мясо.

Тени поветей тоже были темно-красные. Улицы хрипели растяжно и пьяно.

Спать хотела Фиоза Семеновна в сенях. Просфирня разостлала чистые половики и принесла перину. Еще раз, стуча кулак о кулак, рассказала, как отняли коров и как хотят отнять дом.

- Сожгу, не дам... Возьму грех на душу...

Не спалось. Тихо оттянув теплую щеколду, Фиоза Семеновна вышла в палисадник. Маслянисто взыграла по реке рыба. Расслояли землю жирные и пахучие зеленью воды.

Держась за палисадник, вся в темной шали, Фиоза Семеновна посмотрела, через речку, на ферму. Колебались в лазоревой степи костры.

Прошли мимо парни. Один простуженным солдатским голосом сказал:

- Кабы за этова Запуса деньги дали, я б его в перву голову кончил. В Польше как я был или у немца - там обязательно - раз отступник, полиция ищет, готово... платят...

Кто-то громко, словно ломая лучину, харкнул:

- Хлюсты!.. Там люд состоятельный. Там корова ведро молока дает... Казаков слышно?..

Солдатский голос рассказывал о польских девках. Парни хлопали друг друга кулаками.

Фиоза Семеновна запомнила одно:

- Ждут казаков.

У ней - родственник Артюшка, ей надо б бояться. Скажут - шпионка... Вспомнила, - такой же клейкой болью ныло сердце, когда по Лебяжьему бил из пулеметов Запус. Скотину резало, а один казак - двоюродный братец Лифантий Пестов - полз в пыли. Скула у него была сворочена, исщеплена пулей и кровь походила на смолу.