Читаем без скачивания Подруги Высоцкого - Юрий Сушко

Образ Ахмадулиной, как и прежде, будоражил кинематографистов. Режиссер Глеб Панфилов, приступая к экранизации горьковской пьесы «Васса Железнова», отчетливо видел в роли Рашели только Беллу: «В ее облике есть тот же сплав человеческих качеств – талантливость, восторженность, проницательность, незащищенность, хрупкость. Когда она читает свои стихи с эстрады, невольно ощущаешь восхищение и одновременно желание ее защитить, защитить ее – против чего, не знаю, но защитить. Не зря же ей так симпатизирует даже железная Васса, искренне предлагавшая: «Живи с нами, Рашель…»

Но она, понимая степень своего актерского дарования, от лестного предложения отказалась. Перед глазами по-прежнему оставался образ Владимира Высоцкого, которому она отчасти завидовала, так, чуть-чуть: «Общий человеческий гений Владимира Высоцкого… в том, что у него было совершенство дара и совершенство исполнения. В нем совпадало сильнейшее литературное начало с безызъянным артистизмом, с безукоризненной актерской одаренностью…»

В последние годы жизни Белла часто вспоминала Высоцкого, размышляла, писала о нем и говорила: «Он очень высоко ценил свой литературный дар, и я с ним в этом мнении совпадаю… Он служил не залам, а всем своим соотечественникам и современникам. Его аудитория – есть Земля, на которой он родился… Он всенародно любим. Он и при жизни знал это… Все, что делает человек художественно одаренный, на сцене или за письменным столом, – это все-таки всегда погибель для других его благ.

Для меня главное то, что Владимир Высоцкий прежде всего поэт. И счастливая мысль о том, что нам явился такой поэт, превосходит печаль его утраты… Дело не в том, что когда-то что-то запрещалось. Он ведь не был неудачником. Вообще сослагательное наклонение к нему неприменимо. Он изначально поэт, вождь своей судьбы и ни в каком благоденствии не нуждался. Судьба поэта – есть нечто большее, чем жизнь и смерть. И судьба Высоцкого состоялась».

Ее судьба тоже.

* * *

После очередного приступа почти неделю врачи пытались ее спасти, «а потом, – рассказывала она слабым голосом, – когда я пришла в себя, то ничего не соображала, ничего не помнила и, видимо, сильно обидела медиков, потому что, когда очнулась, еще в полубессознательном состоянии моими первыми словами были: «Угодила-таки в подвалы НКВД!» Потом я, конечно, очень извинялась. Но все-таки я думаю, нечто потустороннее от этого состояния сохранилось у меня… Я создала огромный и довольно загадочный цикл стихотворений «Отлучка мозга». Сознание возвращается к своему бессознанию и думает, что мозг был вблизи последней черты и некую тайну постиг. Возможно, это было отчасти предуведомлением. Я люблю повторять: как жаль, что свой последний миг ни один певец воспеть не может».

Конец ее жизни был незаслуженно жесток. Ее слова были горьки: «Я не могу читать. И воспринимаю это как тяжелое испытание, рок. Это разлука с письмами. Я не вижу букв, цифр. Конечно, мою посуду, гуляю с собакой. Могу гладить книги, но не могу их прочесть. Это сильное переживание. Пока я все равно сочиняю. Когда находилась в больнице, я писала фломастерами большими буквами. Но теперь и это уже не могу видеть. Мой муж с трудом расшифровывает, что я написала. Поэтому он записывает с моих слов…»

Незадолго до смерти она сказала, что ощущает «жизнь как ближайшую соседку смерти. И потому надо дорожить всеми нашими осознанными мгновениями…». Кончину свою она предрекла в самом начале 2010 года. На последнем свидании со смертельно больным Андреем Вознесенским Белла Ахатовна, пытаясь утешить его, говорила: «Андрюша, я переживу тебя ненадолго, ведь мы с тобой не разлей вода». Так и случилось.

Смерть наступила вследствие сердечно-сосудистого криза. Таков был последний врачебный диагноз. Андрей Битов увидел не простое совпадение в том, что Ахмадулина родилась через сто лет после смерти Пушкина и ушла через сто лет после смерти Толстого. Еще кто-то добавил, что «вместе с ней не стало поэзии – она была ее воплощением. Ее внешность, голос, пальцы…». Евгений Евтушенко, узнав о смерти Беллы, онемел и долго не мог разговаривать.

Все друзья помнили ее слова: «Никто не бывает так счастлив на белом свете, как поэт. Только он один, сколько бы ему ни выпало жить, может поражаться сочетанию цвета и света, капли и солнечного луча, осознать блаженство бытия, всегда думая о небытии больше, чем другие. Счастье для любого человека – это умение радоваться. А для поэта в особенности, потому что всем остальным людям нужно что-нибудь, а поэту – ничего…»

* * *

Редко кто из соотечественников и ровесников рисковал обращаться к ней по метрическому имени – Изабелла. Разве что в официозном декоре время от времени вынужденно и с оттенком некоторого недоумения звучало – «Изабелла Ахатовна».

Все друзья и знакомые говорили «Белла». А самые близкие обращались к ней любовно: «Белла Донна». Так римляне почтительно называли прекрасных женщин. Жаль, что в российском обиходе «белладонна» – дурман, ядовитое растение…

Напрасно мы так. «Ошибка вышла – вот о чем молчит наука», – объяснил бы Высоцкий.

Алла Демидова:

«Почему я хочу сыграть Гамлета»

И жаль мне, что Гертруда – мать моя,

И что не мать мне Василиса, Алла…

Владимир Высоцкий, «Театрально-тюремный этюд на таганские темы»

От легкого прикосновения она вздрогнула, как от удара током. Резко обернулась: «Ты?! Фу, Володя, ну как же ты меня напугал!»

– Прости, Алл… Я не хотел. – Высоцкий стоял за спинкой кресла и выглядел смущенным. – Извини. А где весь народ-то? Забыли, что ли, про «родительское собрание», что сезон на носу?..

Он присел рядом с Демидовой, примирительно положил ладонь на ее сжатый кулачок.

– Наверное, не всем успели сообщить, что сбор труппы перенесен на сегодня.

– Я тоже, кстати, случайно узнал, – сказал Высоцкий. – А мы, дураки, с Золотухой-отроком с ног сбились, спешили, на перекладных из самой Сибири добирались… Из глухой-глухой деревни по имени Выезжий Лог, не слыхала о такой?

– Конечно нет, – наконец смягчившись, улыбнулась она. – И чем же вы там промышляли? На медведя ходили?

– В кино снимались. Фильм будет такой, со страшным названием – «Хозяин тайги». А вообще-то, пропало лето, отпуск пропал, настроение тоже… Ну, а ты как?

– Да ничего особенного… Болшево с Валуцким, потом Крым… Тихие радости пожилой женщины…

– Да брось ты. Хорошеешь с каждым днем.

Зал постепенно стал заполняться актерами. Все громко переговаривались, обменивались шутливыми приветствиями, наперебой расхваливали загар и свежий вид наиболее отличившихся за время летних отпусков. Наконец появился «шеф» в сопровождении директора Таганки Николая Лукьяновича, который, как водится, жмурил глаза в благостной улыбке.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});