Читаем без скачивания Скоро пойдет снег - Джессика Ау
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Позже в тот же день отец Лори привел нас в свою мастерскую, похожую на гараж из гофрированного железа. Здесь все было уставлено инструментами, лежали листы пластика, у стены стоял низкий столик, за которым можно было поесть или почитать. Нам показали некоторые незаконченные работы: скульптурный портрет друга, над которым отец Лори работал уже несколько лет и все никак не мог закончить, и еще фигуру женщины, отлитую из бронзы. Фигура странным образом казалась одновременно и легкой и тяжелой. Я подумала, что мужскому лицу недостает определенности, словно скульптор предал лишь самые необходимые для узнавания черты. На глаза мужчины падала тень, нельзя было сказать, открыты они или закрыты. Губы твердые, уголки губ опущены. Отец Лори говорил со всеми легко, по-дружески, и Лори перенял у него эту привычку. Еще раньше, когда мы шли по саду, отец Лори показывал мне дикие орхидеи, проросшие из трещин в камне, и я подумала, что он, как и Лори, подмечает мелкие детали, которые другой человек мог и не заметить. Наверное, эта способность характерна для скульпторов вообще, но мне показалось, что он воспитывал в себе это чувство намеренно, будто ухаживая за только что посаженным растением.
Я открыла обувную коробку, найденную Лори в чулане, и высыпала содержимое на кровать. С фотографий на меня смотрел Лори с братьями и сестрами; еще маленькие, они шли в сумерках по грунтовой дороге. Пейзаж вокруг только угадывался. Мать несла на руках ребенка, видимо, его или сестру. Над головами виднелась бледная луна. Еще там нашлись открытки от людей, которых я не знала, паспорт с вырезанной страницей, удостоверяющей личность. Рисунок рыбы в воде, сделанный рукой Лори. Когда я спросила его об этой рыбе, он вспомнил, что это еще из начальной школы, ему шел одиннадцатый год. Я усомнилась, рисунок, пожалуй, слишком хорош для одиннадцатилетнего мальчика, а он в ответ напомнил, что его мать была художницей; это ее рисунки и картины висят на стенах.
Целый день Лори ремонтировал окно в мастерской отца. Он по несколько раз делал замеры, строгал и подгонял раму, а я читала и наблюдала за ним с террасы. На ужин его отец приготовил простое зеленое карри, и мы поели на улице, обсасывая креветок и наблюдая, как небо постепенно приобретает фиолетовые тона. Столешница так давно жила в этом доме, что ее поверхность стала серебристой. За едой Лори разговаривал с отцом. Они вспоминали истории о людях, выживших в циклонах, о том, как вместе путешествовали, о детских проказах. Я чувствовала, что это своего рода семейная хроника, что эти истории рассказывались не раз, постепенно обретая завершенный вид. А еще я думала о рисунке Лори, о скульптурах его отца, о том, что в изваяниях сохраняется часть жизни оригинала. Я уже расспрашивала отца Лори о его работах, он рассказывал о методе вычитания или сложения, о том, что главное в камне или дереве – его свойства, они диктуют будущие формы, и о том, как делается форма для отливки. Мне хотелось глубже вникнуть в этот процесс, но я не сразу сообразила, как сформулировать свой вопрос и упустила время. Перед тем как заснуть, мы с Лори долго читали, и, когда я наконец почти заснула, Лори отложил книжку и смотрел на меня, хотя видел меня далеко не в первый раз.
Я проснулась рано, едва рассвело. В горах стоял туман, шел мелкий дождик. Я натянула на рюкзак непромокаемый чехол, взяла плащ и вышла. Никого не было видно. Я шла по обочине, и редкие машины опасливо притормаживали, словно я животное, которого не хочется пугать шумом мотора. Кожей лица я ощущала прохладу и влажность воздуха. Я проходила мимо тихих деревень, мимо домов с небольшими садиками и огородами. Урожай сушился в корзинах под навесами. Пустая железнодорожная платформа, мост, плотина, через которую шла вода, неизвестно откуда берущаяся, холодная и черная, а на камнях – с клочьями белой пены. В рюкзаке были еда и вода, и еще два огромных красных яблока, купленных накануне в продуктовом магазине. Меня окружали проселочные дороги и поля. Я миновала сарай, перед которым кто-то аккуратно сложил свежие бревна. Впереди я заметила на деревьях яркие плоды, а подойдя поближе, поняла, что это хурма. Те, что висели на ветках, выглядели твердыми, а на земле лежали поспевшие и осыпавшиеся. Я поискала на ветках те, что уже почти дошли, собрала немного, и дальше шла, неторопливо объедая вяжущую мякоть. Думала о том, как бы вел себя Лори, будь он сейчас со мной, о чем бы он говорил, на что смотрел. В одиночестве мне плохо думалось. Вспомнила его имейл. Лори писал, что придумал, как сделать полку у меня в кабинете. На нее можно поставить цветочные горшки, и комната станет походить на маленькие джунгли.
Вскоре я сошла с дороги и пошла по тропе. В некоторых местах она походила на коридор, окруженный деревьями с обеих сторон. Они неторопливо покачивались под ветром, которого я не ощущала, высокие, призрачные. Земля пахла холодной тиной, как дно колодца. Тропа круто забирала вверх, встречались очень грязные места. Я миновала два небольших водопада. Их шум почти не отличался от шелеста дождя. Вода, струившаяся по камням, казалась белой, как соль. Я совсем ни о чем не думала. На камне у моих ног сидел крохотный лягушонок, очень похожий на простой осенний листочек. А тропа все поднималась. Иногда в распадках мелькали деревни, на открытых местах становились видны горы. Я то исчезала в лесу, то выныривала из него, словно персонаж из книги. На высоком
