Читаем без скачивания Дочери богини Воды (СИ) - Шурухина Мария

Настойки и порошки ее научила готовить бабка Зарана — старуха настолько древняя, что никто не брался предположить, сколько ей лет. Самой Гведолин было пятнадцать, когда кухарка Мэг притащила с улицы еле живую бабку. Еще и слепую, как выяснилось спустя огарок. Тут же прибежала тетка Роуз, накричала на Мэг за подобное самоуправство. И чуть было не выгнала старуху обратно на улицу. Но живо притихла, когда поевшая бабка попросила принести ей моток кудели и прялку.

Прялку принесли. Бабка ощупала прялку руками, а потом пальцы ее забегали быстро- быстро, из под них потянулась шерстяная нить, которая, как у заправского паука, выходила на удивление ровной, тонкой и прочной.

И бабку оставили.

Старуха не помнила ничего из своей прошлой жизни, а доктор, осмотрев новую работницу, произнес умное слово — «амнезия». Имя Зарана ей дали из-за сходства с вольным народом йаху: темная кожа, в проколотый нос вставлено маленькое медное колечко, по семь сережек в каждом ухе, в волосы вплетены цветные нити, стеклянные бусины и перья. Когда ее нашли, она была одета в пеструю длинную юбку и цветной яркий кафтан.

А еще старуха оказалась целительницей.

Она научила Гведолин многому из того, что умела и знала сама.

Летом они заготавливали травы и ягоды. Бабка Зарана терпеливо объясняла, как цветы липы, заваренные с чаем, помогают от кашля, плоды шиповника возвращают силу и энергию. От каких болезней давать сушеную клюкву, мороженую чернику, малиновое варенье, облепиховое масло.

Настойку эхинацеи Гведолин, под руководством бабки Зараны, делала сама. Старуха долго шептала что-то над флаконами с лекарством. Потом страшно затряслась и, несмотря на смуглую кожу, побледнела, словно покойник. Два дня ни с кем не разговаривала. На третий день наказала Гведолин спрятать настойку в темном прохладном месте. Гведолин отнесла флаконы в подпол и уложила между гнилой промороженной морковкой и обвалившимся куском каменной кладки фундамента.

На четвертый день бабки Зараны не стало.

Гведолин поила больных настойкой тайно, чтобы не видела тетка Роуз; заваривала травы вместо чая…

Через три дня у них умерло еще два человека. А остальные принялись выздоравливать.

Мерну трясло и лихорадило, на улицах сжигали трупы.

И только работный дом постепенно оживал. Люди возвращались к работе, вновь мерно застучали прялки, и изголодавшиеся собаки, козы и овцы, которых бросили на произвол судьбы, истошно блеяли и лаяли, сбивая с ног любого, подошедшего к кормушке, человека.

Терри тщательно старался не смотреть на нее, отводил глаза. Возможно… на долю секунды Гведолин показалось, что она ошиблась, что такое поведение Терри — гордость, безмерное упрямство, нежелание выглядеть больным в ее глазах. Возможно… жалость? Боится, что она примется отчаянно его жалеть? И если так, то… Да нет, кто угодно другой, только не он. Хотя…

— Видишь ли, Терри, я тоже кое-что умею.

Он не повернул и головы в ее сторону. Пробурчал, отвернувшись к стене:

— Как любопытно. И что?

И тут Гведолин не выдержала. Очень захотелось схватить его за плечи и хорошенько встряхнуть, чтобы вывести из такого сонного, пугающего ее состояния. И если бы не болезнь, она бы так и сделала. Но вместо этого Гведолин, быстро наклонившись, положила голову Терри на грудь, прислонив ухо к грудной клетке. Пары вздохов оказалось достаточно — хрипы и клокотание. Значит, действительно, воспаление в легких.

Если она рассчитывала вывести его из сонного состояния, то ей это, пожалуй, удалось и безо всякой встряски.

— С ума сошла? Что творишь? — зашипел он. — По-твоему, я прямо сейчас собираюсь умереть? Нечего кидаться мне на грудь с рыданиями!

— С рыданиями? — Гведолин рассмеялась. — Не дождешься! Я тебе вообще умирать не разрешаю!

Он захлопал глазами и хотел что-то сказать, но снова закашлялся так, что у Гведолин тоскливо заныло в груди.

Откашлявшись он, все же, сипло поинтересовался:

— Так что же ты умеешь, Гвен? На всякий случай, моя мамаша не одобряет этой… нетрадиционной медицины.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Вряд ли его мамаша выражалась именно так, скорее всего Терри, как обычно, почерпнул заковыристые слова из очередного умного справочника.

— Оно и видно. Но попробовать ведь можно? Ты мне доверяешь?

Он долго молчал, а потом едва слышно:

— Да.

Улыбнулся через силу потрескавшимися, высохшими губами.

Гведолин уже стояла на подоконнике и ветер трепал ее вороную косу.

— Куда ты?

— Я вернусь. Возьму кое-что и вернусь. У тебя… у нас еще есть время. — Будешь меня ждать?

— Всегда.

***

— Госпожа!

Арон, надежный слуга, лет на пять старше Гведолин, не утруждал себя стуком в дверь.

— Госпожа! Кален заболел. Не посмотрите?

Посмотрит, конечно. Заодно и нотацию прочитает о том, как ее указы исполнять надобно.

Глава 7. Задушевные разговоры

Мастер ушел свечу назад, а в дверь уже снова стучали.

Роанна возилась с Варгом. Вымыла руки, раскупорила необходимые настойки, взвесила заживляющие порошки, и уже собиралась разматывать бинты на ноге.

— Льен, открой! — крикнула она и тут же услышала знакомый скрип входной двери. Догадливый братишка понял, что сейчас ей вовсе не до дверей. Или гостей.

Но гости, вернее, гость, пожаловал сам.

— Разрешите войти, госпожа…

— Хилл. — Роанна поднялась навстречу незнакомому мужчине — среднего возраста, светловолосому, с короткой аккуратной бородкой и бакенбардами. Одет он был в костюм, скроенный по городской моде. В руках держал внушительный саквояж.

— Добрый вечер, госпожа Хилл.

И правда, уже вечер. Какой сегодня бесконечно длинный, суматошный день.

— Меня зовут доктор Гардель. Из Гвида.

Тот самый доктор из города, которого вызвала госпожа Карпентер. Отлично, как раз вовремя.

— Рада видеть, господин Гардель, — она слегка поклонилась. — Меня предупреждали, что вы приедете. Как раз собиралась заняться перевязкой. Льен, покажи доктору, где можно вымыть руки.

Льен с доктором отлучились на кухню, а Роанна со вздохом принялась закупоривать настойки обратно. Наверняка городской доктор захочет пользоваться своими лекарствами, так что ее порошки и эликсиры больше не понадобятся. По крайней мере — сегодня.

— Варг, — обратилась она к насупившемуся мальчишке, — ты же будешь вежлив с доктором, правда?

— Еще чего! — ожидаемо пробурчал тот. — Два доктора для меня одного. Тебе не кажется, что это уже слишком?

— Спасибо, конечно, — смутилась Роанна, но я ведь вовсе не доктор…

— Вот и хорошо. Зато хоть ты не пичкаешь меня всякой дрянью. — Варг тоскливо наблюдал, как она закрывает пробками флаконы. — Когда я был совсем маленький, я часто болел. Мать души не чаяла в докторах, таскала ко мне всяких… Чего только они со мной не делали: кровопускание, пиявки, касторка, рыбий жир… Бр-р, вспоминать жутко.

Варг часто болел? Странно, по нему и не скажешь.

— А потом заболела Лия. — Лицо у него стало вовсе непроницаемым. — Никто не мог понять, что с ней, да и… до сих пор никто не определил. Но я видел, что ей становится хуже от визитов докторов, прописанных порошков, успокоительных, подозрительных процедур. — Он ухмыльнулся уголком рта. — А изводил я этих докторов тогда знатно. Мать еще удивлялась, с чего это они второй раз ни за какие деньги приходить не соглашаются. Придумала, что сестра проклята, представляешь?

Я еще тогда…

Он замолчал, потому послышались шаги, вернулись Льен с доктором Гарделем.

Раскрыв свой саквояж, доктор нашел в нем пенсне, нацепил на переносицу, и только тогда, кажется, разглядел Варга. Пристально уставившись на лежащего перед ним бледного мальчишку, доктор вдруг заговорил елейным приторным голосом, которым обычно уговаривают детей принять горькое лекарство:

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— А ты, вероятно, мой новый пациент, мальчик? И как же нас зовут?

Варг, похоже, ожидал подобного вопроса, потому, надев маску ехидного строптивца пробурчал: