Читаем без скачивания Враги по оружию - Виктор Глумов

- Вперед!!!

Курганник взревел и скосил ближайших людоедов короткой очередью. Дикари заметались, несколько мужчин побежали к шатру, где, видимо, хранили оружие. Маклай пресек их бег. Артур вскинул автомат и выстрелил в грудь выскочившему из шатра голому мужику, судя по всему вождю — тело его покрывала татуировка, шею увивали бусы, собранные, похоже, из человеческих позвонков. Завопили бабы. Кормившая младенца женщина, прижав ребенка к груди, бросилась прочь. Маклай кинулся следом, схватил ее за волосы, дернул, повалил. Женщина извернулась зверем, по-прежнему держа свое отродье обеими руками, оскалилась. Маклай ударил ее прикладом в челюсть.

Артур едва успевал следить за боем. Или за бойней. В том, что перед ними людоеды, не оставалось сомнения. Достаточно было присмотреться к костям, из которых они делали себе украшения. Артура одолевала брезгливость: эти отродья Пустоши, самые мерзкие из всех существующих, похоже, не знали ни стыда, ни чести. Что ж, есть в мире справедливость, и противоестественное племя получит по заслугам.

Баб стаскивали на площадь, мужиков и пацанов отстреливали. Маклай, ощерившись, угрожал бабам автоматом. Те, узнавшие силу оружия, стояли молча, не плача, прижимали к себе детей.

Артур обыскивал шатры. В третьем по счету абсолютно голый парень закрывал собой плачущую девчонку, совсем ребенка. Артур сразу понял, чем они занимались, и его скрутило от ненависти: у дикарей нет ничего святого, они готовы сношаться с детьми.

— Не убивать! — с запинкой, умоляюще крикнул парень. Опустился на колени и поклонился низко, коснувшись обеими ладонями и лбом шкур на полу. — Н-не убивать!

Столько жажды жизни было в его словах, что Артур медлил. Девчонка, скуля, простерлась рядом с любовником, повторила поклон, подняла зареванное лицо:

— Н-не убивать! Аан служить! Аан все служить! Аан убивать! Не убивать Угр! Парень страшно, безысходно рассмеялся:

— Аан не убивать! Аан!

И видно, для иллюстрации, коснулся девчушки. Надо думать, ее так звали — Аан. Артур понял: каждый из них предлагал свою жизнь в обмен на жизнь другого. Дикари. Людоеды. Не знающие стыда и закона. Он медленно поднял автомат. Девчушка закричала и бросилась к парню, закрывая его собой. По бедрам ее струилась кровь. Парень хотел отстраниться, но Аан льнула к нему, цеплялась, не переставая плакать, твердила:

— Угр не убивать! Угр не убивать! — И добавила что-то на своем языке.

Артур зажмурился. Он не знал, что Аан твердит возлюбленному своему мужу: «Мы никогда не умрем». Возможно, если бы Артур знал, он не смог бы выстрелить. Пули прошили обоих: и Угра, и Аан.

— Что с бабами? — спросил Артур Курганника.

Коновал пожал плечами. Все мужчины были мертвы, как и несколько женщин, кинувшихся на врагов.

Маклай глянул на сержанта, облизнул тонкие губы. Левый глаз, пронзительно-синий на красном лице, смотрел куда-то в небо:

— А есть ничего, симпатичные.

— Опомнись! — Курганника перекосило» — Они людей жрали. Все.

— Убивать женщин — последнее дело, — встрял Паш.

Как ни странно, на этот раз он сказал по делу: если людоедов-мужиков перестреляли не без удовольствия, то казнить беззащитных женщин было противно. А детей — и подавно.

— На человеческом языке кто говорит? — обратился к людоедкам Курганник.

Вперед вышла женщина с отвисшим от постоянных родов животом и пустыми длинными грудями. Ее дети остались в толпе.

— Иях говорить. Иях понимать.

— Жить хотите?

Иях оглянулась на соплеменниц, потом со страшной улыбкой посмотрела на захватчиков:

— Вождь убить. Дочь убить. Убить всех.

Курганник поскреб бритый затылок. Артуру стало тоскливо. Он не понял, о чем толкует эта дикарка: что всех убили или что жить не хочет? Опять вспомнилась родная ферма, оставшаяся без мужиков. Бабам трудно будет. А эти без жилья, без еды и вовсе передохнут. Или сожрут друг друга.

— Я не смогу их убить, — пожаловался Щуплый. — Я вообще не люблю стрелять, а в женщин — прав Паш, последнее дело.

— Думаешь, я такой убийца? — вызверился на него Курганник. — Я вообще больше лечить люблю. Эй, ты, людоедка. Что дашь за ваши жизни? Иях рассмеялась:

— Твоя смерть. Курганник побагровел.

— Дай я. — Маклай опустил автомат и шагнул к ба- бе. — Иях. Мы вас отпустить. Совсем отпустить. И вы идти куда хотите. И мы уезжать. Мы взять воды и еды. И отпустить. Поняла, дура?

— Щуплый, Клоп, — позвал Артур самых бесполезных в бою земляков, — пройдитесь-ка по шатрам. Особенно в шатре вождя пошерстите. Что полезного найдете — волоките сюда. А Маклай пока с дикарями общнется.

Маклай вошел во вкус. Отчаянно жестикулируя, он пытался втолковать бабам и детям, что людоедство — занятие пагубное, что жрать нужно тех, кто не разговаривает, и что, если бабы захотят, их в любой деревне примут. Это Маклай, конечно, дал маху: раньше, когда на фермах были мужики, дикарок, может, и не погнали бы, а бабы их точно не пустят.

Время тянулось мучительно долго. Небо темнело. Сначала Артуру показалось, что уже наступил вечер, но странный коричневый оттенок неба говорил о другом: надвигалась пылевая буря. И пережидать ее в становище людоедов он не горел желанием.

— Быстрее давайте! — крикнул Щуплому и Клопу. Щуплый высунулся из шатра вождя, наступив на труп:

— Гляди, Артур, что нашли! Это же карта! А дика- ри небось и не знают, какую ценность хранили!

— Уходить надо, — Курганник тронул Артура за плечо, — буря идет.

Забрав скудную провизию и бурдюки (Артур не хотел думать, из чьей кожи они сделаны) с водой, отряд вернулся к грузовику.

Когда налетела, заметая тела погибших людоедов, пылевая буря, грузовик был уже далеко от стойбища. Все дружно забились в кузов, окно заткнули тряпкой. Свистело, ревело, машина раскачивалась под порывами ветра. При свете фонаря Артур рассматривал карту: она была старая, но, похоже, омеговская. Через плечо заглянул Курганник:

— До Москвы по ней дойдем. Не подробная, но лучше, чем ничего.

— Ты карты читать умеешь? — поразился Артур. Он думал, никто в отряде не умеет читать карты. Его самого научили этому в Омеге, как и другим полезным вещам.

— Да пришлось научиться. Я много путешествовал. Артуру показалось, что спутники навострили уши, но Курганник надежд не оправдал, не стал байки травить.

— До Москвы несколько дней ходу, — сказал коновал, — а еды и воды у нас считай нет. Кукурузы чутка—и всё. Видать, голодное время у людоедов выпало, раз мяса не нашли… А нашли бы - я и баб перестрелял бы, и детей. Хотя теперь им все равно кранты, даже если бурю переживут.

Помолчали. Все вспоминали ферму, детей и женщин. Конечно, туда пылевая буря могла и не дойти, но все равно боязно.

— Будем искать деревню, — решил Артур. — Даже если Омега там побывала, вода и какие-никакие припасы найдутся. Убедим поделиться. И хорошо бы еще грузовик на сендеры поменять.

Песок скрипел на зубах. Артур потянулся к бурдюку и сделал глоток. Ему показалось, что вода пахла кровью.

Глава 9

БОЙТЕСЬ ДАНАЙЦЕВ

Чтобы поразмыслить, Гарпун частенько взбирался на крышу своего двухэтажного дома, откуда открывался чудесный вид на его богатство, его гордость — нефтекачку. Вчерашний ураган повалил нефтяную вышку, и с самого утра рабочие тщательно проверяли, целы ли механизмы на остальных трех. Суетящиеся люди напоминали муравьев: бегали туда-сюда, останавливались, переговариваясь, ползали по металлическим опорам. «Износилась техника», — с тоской думал Гарпун, почесывая пузо под бордовой рубахой. Пока границы Вертикального города были открыты (дед Гарпуну рассказывал), там можно было достать нужные детали, сейчас же — просто Погибель!

С каждым годом все хуже добыча, ведь у Южного братства выгоднее покупать. Им повезло: на юге нефть хоть ковшом черпай! Жиреют, некроз им в подмышку! Хорошо, Северному братству от Древних нефтеперерабатывающий комплекс достался. Половина приборов поломалась, половина непонятно как работает, но сохранившихся знаний хватало, чтобы худо-бедно использовать завод. Тайны приборов Гарпун узнал от отца, отец — от деда. Дед рассказывал, что его предки до Погибели на нефтекачке работали, но люди говаривали, что прадед захватил завод и секреты узнал, пытая прежних хозяев.

Над каменным забором плыло недоброе, багряно-красное солнце, цеплялось расплывающимся краем за проволоку-секучку и балансировало, словно раздумывая, повисеть еще немного или подниматься выше.

Тени укорачивались, небо белело, зной крепчал. Поморщившись, Гарпун прищурил левый глаз, чихнул и повернулся на запад, где к полуразваленному зданию Древних, приспособленному под барак, жались лачуги рабочих.

— Готов! — густым басом гаркнул Потрошитель. — Запускай!

Заревел мотор, заклекотала лебедка, заглушив голоса рабочих и свист ветряков. Отраженные лучи золотили гигантские лопасти и жестяные бока сараев.