Читаем без скачивания С отцами вместе - Николай Ященко

— Принесешь мне шишку?

Костя весело кивнул и бросился догонять товарищей.

Шли легко и быстро. Стоял один из тех дней, когда забайкальское осеннее солнце по-летнему согревало землю.

У подножья Лысой горы, где каждое лето буряты устраивают религиозный праздник, Эдисон объявил первый привал.

— Закурить бы! — нерешительно предложил Индеец, косясь на Костю. Но тот не услышал. Он глядел на синеющий вдали хребет. Любил он свои родные места, леса и горы.

— А табачок у тебя есть? — изобретатель подсел к Индейцу.

Ленька извлек из кармана красную пачку с изображенной на ней золотой каской.

— Японские! — увидел Костя. — Откуда они у тебя?

— Не бойся, не воровал. Сигареты валялись, ну, я и того… нашел их!

— Где? — не отставал Костя.

— В классе, где же больше! Открыл печку, смотрю, а там две пачки.

— А зачем ты в печку нос совал?

— Зачем, зачем! — сердился Индеец. — Видел, как туда положили, вот и совал!

— Какой же ты все-таки несознательный, Ленька! — расстроился Костя.

— Ладно, теперь все равно! — примирительно сказал Эдисон. — По-хорошему Индейцу всыпать бы надо, но на первый раз простим — добро японское, а не наше.

Он прикурил, затянулся и, не выпуская дыма, быстро произнес:

— Баба печку не топила — дым не шел, баба печку затопила — дым пошел!

И с последними словами выпустил дым тонкой струйкой. Индеец попробовал сделать так же, но, выпучив глаза, закашлялся. Все посмеялись над ним, потом улеглись на высохшую траву, залюбовались безоблачным небом.

— Говорят, что самое голубое небо в Италии, — сказал Костя. — Врут все! Побывали бы у нас…

— Гуси! Гуси летят! — закричал Кузя, показывая рукой вверх.

Высоко треугольником проплывали с криком гуси. Ребята смотрели до тех пор, пока крылатые путешественники не скрылись из виду.

Тронулись дальше. За Лысой горой начиналась падь. В самый конец ее и надо было пройти, чтобы подняться по крутым тропам в кедровник.

Кузя достал ломоть черного хлеба, начал есть.

— А как, ребята, медведь сейчас в кедровнике шатается?

— Не бойся, Кузя, у нас пушка есть! — успокоил Шурка и, всех изумив, извлек из-под рубахи револьвер.

Мальчишки остановились, окружили Эдисона.

— А он настоящий? — сомневался Кузя.

— Конечно! Системы Смит-Вессон! Шестизарядный!

Индеец подержал револьвер в руках.

— Ух, тяжелющий какой! А ты стрелять умеешь?

— А то нет?! Я вот накоплю побольше патронов и махну на восток Ваню разыскивать, вместе с ним воевать буду!

Все с завистью посмотрели на изобретателя.

— Да, — вздохнул Кузя, — с такой пушкой везде проберешься!

Он потер переносицу и добавил:

— Воевать интересно, только, наверное, страшно, когда тебя убивают!

— Смотрите, кто-то едет! — закричал Пронька.

Маленькая пегая лошадь-монголка тянула через речку телегу. Ею правил пожилой бурят с трубкой во рту. Рядом с ним сидел худощавый русский в железнодорожной фуражке и брезентовом плаще. Лица третьего седока не было видно. Он был в полушубке, в новой бурятской шапке с голубым верхом и красной кисточкой на острой макушке.

— Мендэ![1] — крикнул Костя.

Бурят приветливо помахал рукой и стегнул лошадь.

— Это Цыдып Гармаев, наш знакомый, — сообщил друзьям Пронька, провожая глазами подводу…

У самой тропинки стоят два толстых кедра. Кто-то давно устроил здесь балаган-навес: лиственничной корой закрыта одна сторона, чтобы только схорониться от дождя. Вся внутренность нехитрого жилья на виду. Рядом с балаганом остатки прошлогоднего костра — затвердевшая зола и черные головешки.

— Пришли! — сказал Эдисон и снял с плеч мешок.

Все изрядно устали, но изобретатель отдыхать не дал.

— Таскать дрова, леди и джентльмены! Ночевка в лесу холодная…

Как раз в это время директор школы на заседании педагогического совета зачитывал акт. В нем говорилось, что группа детей большевистски настроенных родителей совершила нападение на хозяйственный склад одного из отрядов пятой японской дивизии и разгромила его. Позднее, когда офицер японской армии Цурамото в сопровождении нескольких нижних чинов явился в школу для проведения следствия, те же большевистские элементы избили его…

— Господа, — сказал директор, закончив чтение, — мы должны всесторонне обсудить этот, из ряда вон выходящий, факт и строго, я бы предложил, сурово наказать виновников.

— А кто виновники? — опросила Лидия Ивановна.

— Сие обязаны установить мы! — ответил за директора отец Филарет, поглаживая черную бороду. — А раньше всего надлежит выслушать пострадавшего.

Цурамото поднялся с кресла, приложил руку к сердцу и поклонился сначала священнику, потом всем присутствующим. Лицо его расплылось в улыбке, обнажился верхний ряд золотых зубов. В руке он держал очки с одним стеклом, на его переносице торчало пенсне.

— Наше командование, господа, поручило мне заявить следующее… Нет цветов лучше хризантемы, нет воинов храбрее воинов Японии…

Представитель семеновского штаба недовольно поморщился и отвернулся к окну. Японец отчетливо произносил каждое слово. Было видно, что он щеголял знанием русского языка.

— Мы имеем достаточно сил, чтобы искоренить на русской земле всякую заразу, в том числе и большевистскую. Сегодня в данном населенном пункте мы получили дерзкий вызов. Но у нас крепкие нервы, и мы боремся за справедливость. Я хочу, чтобы вы сами наказали разбойников. В другой раз будем решать уже мы.

Японец опять заулыбался, для чего-то поднял руку с разбитыми очками и сел.

Заговорил отец Филарет. Участников «сигаретной экспедиции» он назвал антихристами, выступающими против бога и законной власти. Он предложил исключить из школы всех, кто подстрекал к воровству сигарет, к нападению на Цурамото и на Евгения Драверта.

— Главным из таковых я считаю большевистского отпрыска Александра Лежанкина, брат коего бежал с красными. Сего Лежанкина изгнать из училища, ибо он подал знак к избиению беззащитного отрока Евгения.

Лицо Лидии Ивановны покрылось красными пятнами, дрожащие худые пальцы теребили кисти на шали.

— Извините, господа, но я не могу признать документом зачитанный здесь акт, — сказала она решительно.

— Куда это ты гнешь, матушка? — вскочил отец Филарет, тряся цыганской бородищей.

— А вы послушайте, батюшка! — оборвала попа старая учительница. — В акте ничего конкретного, одни общие слова. Что на самом деле было? Хулиганство! Так и скажите. Но при чем тут большевизм? Вы даете пищу большевикам, они над вами смеяться будут. Отец Филарет сказал, что здесь мы должны найти виновников. Я готова помочь в этом…

Японский офицер вытянул шею, заулыбался. Лидия Ивановна поправила на плечах шаль и продолжала:

— Весь день сегодня сыновья аптекаря и начальника лесничества похвалялись перед школьниками, что совершили благое дело и теперь покурят во славу божию.

— Кощунство глаголишь! — не стерпел опять священник.

— Да, я согласна, что кощунство, но гнев свой направляйте не на меня, отец Филарет, а на детей уважаемых вами родителей.

Цурамото зашептался с семеновским офицером, тот склонился к директору школы, что-то спросил и занес в записную книжку.

— Я спрашиваю педагогический совет, — продолжала Лидия Ивановна, — разве эти юноши не являются зачинщиками позорного для учеников воровства? Являются! Так их и нужно исключить. И я, господа, настаиваю на этом! Говорят, пострадал офицер японской императорской армии. Но кто докажет, что именно учащиеся нашей школы стреляли из рогаток? На улице была толпа и кто швырял камнями — неизвестно. Я отклоняю это обвинение. Теперь мне осталось спросить отца Филарета: за что он предлагает исключить одного из самых способных учеников — Александра Лежанкина? За то, что его брат Иван вступил в Красную гвардию? Так пусть Иван и отвечает за свои поступки. Все мы были детьми, и вы, отец Филарет, тоже. Все мы знаем, что такое «куча-мала». У вас есть основания сказать, что Александр Лежанкин разбил зубы Драверту и оборвал пуговицы на его пальто? Нет у вас таких оснований! Или вы действуете по принципу: «На бедного Макара все шишки валятся»? Побойтесь бога, отец Филарет! — голос учительницы звучал уверенно и гневно.

Но у директора заранее было подготовлено и согласовано решение: исключить из школы без права поступления Александра Лежанкина и одного второклассника, у которого в кармане нашли пачку сигарет. Это решение и было принято педагогическим советом…

Участники заседания расходились по домам, а далеко от поселка, в кедровнике, ребята пили чай у костра.

Уже высыпали звезды. Кузя озирался по сторонам. Еще совсем недавно были видны все деревья и камешки, а теперь будто кто-то закрыл огромные ставни, и в лесу ничего не разберешь. Вот там торчал сучковатый пень, а сейчас ровно бы медведь подкрадывается, там стояли кусты, а сейчас притаились какие-то чудовища. Радует один огонь, смотришь на него — не страшно, а оглянуться боязно, так и ждешь: вот-вот кто-нибудь схватит из темноты…