Читаем без скачивания Психология господства и подчинения: Хрестоматия - А. Чернявская

Другим свойством личности Гитлера было нарушенное чувство реальности. Слабый контакт с действительностью проявился у Гитлера уже в юношеские годы в его мечте стать художником, имевшей весьма мало общего с реальностью. Так же и люди, с которыми он имел дело и которых он обычно считал лишь инструментами в своих руках, были едва ли реальны для него. Не следует, однако, думать, что он обитал исключительно в мире фантазий – в случае необходимости он проявлял незаурядное чувство реальности, например, при оценке мотивов действий противника. С другой стороны, в стратегических планах Гитлера отсутствовало всякое чувство реальности, и он не был способен объективно оценивать положение. Перси Эрнст Шрамм, очень глубоко исследовавший эту проблему, считал, что стратегия Гитлера всегда была «стратегией престижа и пропаганды», а недостаток чувства реальности не позволял ему осознать, что война и пропаганда подчиняются совершенно различным законам и принципам. Это особенно проявилось к концу войны, когда его рассуждения полностью перенеслись в нереальный мир, и даже у Йозефа Геббельса, безгранично восхищавшегося им и рабски преданного ему, сложилось впечатление, что «Гитлер живет в облаках».

Основополагающей чертой характера Гитлера было также явно выраженное недоверие, о котором уже в начале тридцатых годов верховный комиссар города Данцига от Лиги наций швейцарец Карл И. Бургхардт, которого мы уже цитировали выше, писал: «Он не доверяет никому и ничему, подозревает каждого в контакте с врагом или даже в готовности перебежать на сторону врага». Столь крайняя недоверчивость усилила неконтактность Гитлера, проявившуюся уже в юности и присущую до конца жизни.

К числу глубоко укоренившихся особенностей характера Гитлера принадлежит высокая возбудимость и склонность к мощным, порой взрывным аффективным проявлениям – классические симптомы чрезвычайно низкого порога фрустрации. Часто упоминаемые приступы ярости послужили основой к созданию, прежде всего за границей, карикатурного образа Гитлера, согласно которому он постоянно пребывал в бешенстве, непрерывно орал и был не в состоянии совладать с приступами ярости.

Этот образ, однако, не соответствует действительности. Хотя приступы ярости, особенно к концу войны, усилились, все же они были скорее исключением, чем правилом. Свидетели единодушны в том, что, как правило, он был вежлив, предупредителен и любезен, а приступы ярости часто использовал лишь для того, чтобы запугать собеседника и подавить в нем волю к сопротивлению. Альберт Шпеер подтвердил это, сказав: «Некоторые реакции, производившие впечатление истерических припадков, можно считать проявлениями актерства». Если Гитлеру становилось ясно, что собеседника не удается таким образом склонить к капитуляции, то он мог немедленно восстановить контроль над своей яростью. Аллан Буллок вполне правдоподобно иллюстрирует это утверждение следующей сценой, имевшей место между Гитлером и Гудерианом: "Человек, стоявший передо мной с поднятыми кулаками, трясся всем телом, щеки его покраснели от гнева. Казалось, он полностью утратил контроль над собой. Он зашелся в крике, глаза его вылезли из орбит, вены на висках вздулись. Однако генерал-полковник все же продолжал настаивать на своем мнении, и тут Гитлер внезапно любезно улыбнулся и попросил Гудериана: «Продолжайте ваш доклад, пожалуйста. Сегодня генеральный штаб выиграл сражение».

Первичные качества личности Гитлера, отмеченные выше, характеризуют его как человека, которому свойственны некрофилия, деструктивность, интравертность, крайний нарциссизм, садомазохизм, отсутствие чувства реальности, неконтактность и недисциплинированность. Однако для объективного и свободного от эмоций представления о Гитлере необходимо также остановиться на его талантах и способностях, позволивших ему добиться очевидных успехов и, будучи одиночкой не от мира сего, без какого-либо профессионального образования, всего лишь за двадцать лет стать одним из самых могущественных людей Европы. Самым значительным талантом Гитлера было искусство влиять на других людей и убеждать их. Если мы попытаемся выяснить причины, лежащие в основе его таланта влиять на людей, выделявшего его из числа прочих удачливых демагогов того времени, то мы прежде всего столкнемся с необычайной одаренностью Гитлера как политического оратора, которая сочеталась в нем с явным актерским талантом. Огромные ораторские способности были важнейшим его инструментом на пути к власти, а его политический дар состоял в том, что он умел, пользуясь весьма ограниченным набором тем, соединить эти темы со специфическими условиями своего времени и окружить их чем-то вроде псевдорелигиозного мифа. Холодные, пронизывающие глаза Гитлера на многих слушателей производили почти магнетическое действие, а в столь социально и политически неустойчивое время, как двадцатые годы в Германии, непоколебимая уверенность, с которой он провозглашал свои тезисы, не могла не превратить его в чрезвычайно привлекательную фигуру, так что многими он воспринимался как избавитель Это неопределенное восприятие, возникшее в массах, он умел тактически очень ловко углублять, используя формулы христианской литургии – «Я вышел из народа. Из этого народа я в течение пятнадцати лет на волне этого движения пробивал себе дорогу вверх. Меня никто не поставил над этим народом. Я вырос из народа, я остался в народе, я вернусь в народ». Эти пророческие слова не были для него пустым звуком, но произрастали из его нарциссического убеждения в том, что ему уготована роль «политического Иоанна Предтечи». Вначале он отводил себе лишь роль провозвестника грядущего мессии, но, начиная с 1924 года, он во все большей степени ощущает самого себя «избранным», или фюрером.

Другой его сильной стороной был талант просто говорить о сложных вещах. Он прекрасно осознавал это, когда заявлял: «Наши проблемы казались сложными. Немецкий народ не знал, как к ним подступиться, и в этих условиях их предпочитали отдавать на откуп профессиональным политикам. Я же, напротив, упростил проблемы и свел их к простейшей формуле. Масса поняла это и последовала за мной». То, что при этом он выискивал факты, подтверждающее его тезисы, и связывал эти факты с вещами, не имевшими к этому никакого отношения, чтобы из месива затем вывести убедительные аргументы, для большинства некритичной массы, естественно, осталось тайной.

Необходимо также выделить феноменальную память Гитлера, о которой Перси Эрнст Шрамм наряду с прочим написал: «Одним из качеств Гитлера, поражавшим даже тех, кто ему не симпатизировал, была необычайная память, которая позволяла ему точно запоминать даже незначительные детали, и ухватывавшая все, что когда-либо попадало в его поле зрения». Генералов всегда глубоко потрясали «фундаментальные знания» Гитлера в военной области, но дело здесь было всего лишь в его феноменальной памяти на числа и технические детали. То же самое относится и к начитанности и общей образованности Гитлера, которые вызывают телячий восторг у некоторых биографов. Из «Застольных бесед», записанных Генри Пиккером, можно видеть, что он действительно очень любил читать и был в этом смысле просто ненасытен, а его прекрасная память могла удерживать огромное множество фактов. Однако именно эти часто цитируемые «Застольные беседы» выдают в нем, несомненно, талантливого, но в принципе лишь полуобразованного человека без прочных основ в какой-либо конкретной области. Однако благодаря своему интеллекту он мог связывать между собой почерпнутые из беспорядочного поверхностного чтения и удерживаемые памятью факты и так ловко вплетать их в разговор, что у собеседников создавалось впечатление о его всесторонней образованности. В полном соответствии со своим характером Гитлер избегал чтения, противоречившего его представлениям, видениям и предрассудкам, то есть он читал не для того, чтобы расширить круг знаний, а, по выражению Эриха Фромма, «в новых поисках боеприпасов для своей страсти убеждать других и самого себя… Гитлер не был человеком, который сам добыл себе образование, он был полуобразованным человеком, и той половиной, которой ему не хватало, были знания о том, что такое знания». Характер нарцисса, которому нравилась роль всезнающего и непогрешимого, приводил его к трудностям при беседах с людьми, равными ему или, тем более, превосходившими его, так как при таких беседах мнимое здание его якобы огромных знаний легко могло рухнуть. Единственным исключением являлись архитекторы, с которыми он беседовал охотно – ведь архитектура была единственной областью, которая когда-либо вызывала у него серьезный интерес. Архитектурные вкусы Гитлера, как и его вкусы в других видах искусства, были примитивными и плоскими, что не удивительно при его бесчувственном и примитивном в своей основе характере.