Читаем без скачивания Дневник его любовницы, или Дети лета - Карина Тихонова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я так и знала, — сказала Ольга. — Я так и думала! Тебе на мои просьбы откровенно наплевать!
И тут я вспомнил.
— Ой! Прости, пожалуйста!
— Тебе наплевать на все, что я говорю!
— Сегодня же переведу! — заверил я торопливо. — Просто заработался.
— Не забудь, — напомнила Ольга внушительным тоном.
— Сейчас же съезжу в банк, — снова пообещал я.
— Хорошо.
Жена успокоилась, и спросил тоном ниже:
— Как ты?
— Нормально. А ты?
— Тоже нормально.
— Да! — внезапно воскликнула Ольга, и я вздрогнул от неожиданности. А может, нервы уже никуда не годились.
— Чуть не забыла! Тебе снова звонила та женщина, с сюрпризом!
Я тихонько застонал. Вот только еще одного сюрприза мне и не хватает! Для полного счастья!
— Слушай, поговори с ней сама.
— Да не отвечает она мне! — сердито сказала жена. — Я несколько раз спрашивала, что это за сюрприз… Нет, говорит, скажу только Антону Николаевичу и только при личной встрече!
— Ах, при личной встрече…
Я нахмурился. Может, какая-нибудь фанатка-психопатка? Таких у меня немного, но все же имеются.
— Может, она из тех?.. Не вполне адекватных? — предположил я осторожно.
— Не похожа, — ответила жена. — Она оставила свой номер телефона, сказала, что пробудет в Городе еще несколько дней. Просила тебя немедленно позвонить.
— Диктуй, — сказал я со вздохом.
Оля продиктовала мне номер телефона. Похож на городской. Узнаю, кому он принадлежит, а потом позвоню.
Я забил номер в память мобильника и позвонил Сашке.
— Сколько страниц сделал вчера? — спросила она требовательно.
Я скис.
— Пять.
— Пять? — вознегодовала Сашка. — С ума сошел?
— Саш, я наверстаю.
— Чем ты там занимаешься?!
— Саш, я сегодня же наверстаю.
— Тебе в начале июля роман сдавать!
— Саш, я нагоню.
— Я сейчас приеду, проверю, чем ты занимаешься…
— Нет! — закричал я испуганно. — Только не сегодня!
Минуту Сашка удивленно молчала. А потом недоверчиво спросила:
— У тебя там баба, что ли?
Я начал смеяться. Смеялся так долго, что Сашка обиделась и отключилась. Интересно, женщины способны думать о чем-то другом? Я сложил аппарат и протянул его Егору.
— Все в порядке? — спросил он вежливо.
— В порядке, — ответил я.
В моем обычном порядке. Если существующее положение дел вообще можно назвать этим словом. Проще говоря: «На западном фронте без перемен».
Егор забрал телефон и проинформировал меня:
— Я успел довольно много наговорить.
Я махнул рукой.
— Пустяки! Не обременяйся!
Егор кивнул и вышел из кухни. Мы с Глебом остались вдвоем. Несколько минут мы сидели молча. Я допивал кофе, Глеб курил сигарету за сигаретой. Наконец я не выдержал и взвился:
— Слушай, имей совесть! Долго ты будешь меня отравлять!
— Какая разница? — ответил Глеб философски.
Ответ меня озадачил.
— То есть?
— Какая тебе разница, от чего умирать, — перевел Глеб. — У тебя есть потрясающая возможность скончаться гораздо быстрей, чем это происходит от сигаретного дыма.
Я поперхнулся остатками кофе. Вытер рот и попросил:
— Не напоминай…
— Хочешь — не хочешь, придется об этом подумать, — ответил Глеб. — Хотя бы в целях самосохранения.
Я сложил руки на груди и откинулся на спинку стула.
— Что ты предлагаешь?
Глеб разогнал дым ладонью.
— Пока не знаю.
— Вот и молчи, раз не знаешь.
Он усмехнулся. Допил кофе, загасил окурок и спросил:
— Как у тебя дела на личном фронте?
Я поразился. Глеб, конечно, иногда бравирует своей бесцеремонностью, но эта его бравада носит внешний характер. Приятель хорошо воспитан. Задавать такие вопросы совершенно не в его духе.
— Все нормально, — ответил я обтекаемо. — А почему ты спрашиваешь?
Глеб пожал плечами.
— Понятия не имею. Беспокоюсь за тебя, вот и все…
— Спасибо, — ответил я сухо. — Не беспокойся.
— Как скажешь.
Над столом повисла мучительная пауза. Впервые в жизни я чувствовал себя неловко в присутствии друга детства. Интересно, с чего он начал задавать мне подобные вопросы?
Вошел Егор, и я облегченно перевел дыхание. Кажется, Глеб тоже. Егор сел на свое прежнее место и обвел нас с Глебом пристальным взглядом. И под этим неторопливым взглядом мы с приятелем мгновенно подтянулись, как солдаты на парадном плацу.
— Значит, так, — сказал Егор размеренно. — Через час сюда привезут одежду.
— Какую? — спросил я испуганно.
— Нужную, — ответил Егор веско. Вытянул из-за стола правую ногу и пригласил:
— Посмотри сам. Можно в таком виде показаться противнику?
Брючина заканчивалась чуть ниже икры. Да, не думал, что все так плохо. Оказывается, Егор выше меня почти на десять сантиметров.
— Можно закатать, — сказал я неуверенно.
— Нет, — отказался гость. — Никакой липы. И потом, нужно чем-то прикрыть плечо. Сам понимаешь, светиться с повязкой мне не выгодно.
— Невыгодно, — согласился я.
— Вот я и велел ребятами достать два одинаковых жилета. Один для меня, другой для двойника.
— Ты прав, — сказал Глеб, вклиниваясь в беседу. — Мы не имеем права на небрежность. Уж слишком шаткие у нас позиции.
— Ты даже не представляешь себе, насколько они шаткие, — спокойно подтвердил Егор. — Мне не хочется вас пугать, ребята, но положение кислое. Один заклятый друг костьми готов лечь, лишь бы не выпустить меня отсюда.
— Откуда ему знать, что ты еще здесь? — спросил Глеб.
— На сто процентов он, разумеется, этого не знает, — согласился Егор. — Но допускает такую возможность. И пока он не прочешет всю округу, в том числе и дома в поселке, он не успокоится. Я его знаю, он настырный.
Он посмотрел на меня с сочувствием и договорил:
— А твой дом обыщут в первую очередь.
— Понимаю, — ответил я, стараясь казаться спокойным.
— Присутствие посторонних людей их сдержит, но ненадолго, — продолжал Егор. — И потом, не могут же у тебя вечно быть гости! Согласись, затянувшееся пребывание гостей тоже выглядит подозрительно. Так что, рано или поздно, ребятам придется отбыть. Лучше рано, чем поздно.
— Это точно, — подтвердил Глеб. — Я за пацанов отвечаю.
— А мне в таком случае нужно отбыть еще раньше, — договорил Егор.
Мы с Глебом переглянулись и вздохнули. Егор еще раз прощупал нас черными прищуренными глазами.
— Давайте, мужики, еще не поздно, — подбодрил он нас. — Я не хочу вас вмешивать. Правда, не хочу. Можете оставаться в стороне, я не обижусь.
Искушение было велико, но я наступил ему на горло. Если я брошу Егора и предоставлю ему выпутываться одному, то потом не смогу без стыда смотреть в зеркало. Это вопрос самоуважения, а не глупого принципа. Поэтому, несмотря на то, что мне было очень неуютно и очень страшно, я собрал в кулак все свое мужество и твердо сказал:
— Даже и не думай. Только вместе, и никак иначе.
— Согласен, — быстро поддержал Глеб.
Егор откинулся на спинку дивана. Его глаза немного потеплели.
— Ну что ж, — сказал он негромко. — Вместе, так вместе.
Подумал, почесал нос и попросил:
— Ребят, я посплю немного, ладно?
— Иди в мою спальню, — сказал я поспешно.
Гостевую спальню занимал Глеб, вторую комнату, предназначенную для гостей, я отвел хроникам. Олина комната служила в доме местом заповедным. Жена улавливала посторонние запахи лучше любой служебной собаки. Мне не хотелось, чтобы Олин нос сунулся в это дело.
— Спасибо, — ответил Егор. — Я вполглаза, не раздеваясь.
— Можешь и не вполглаза, начал Глеб, но Егор его перебил:
— Не получится.
Он посмотрел на часы, вмонтированные в висячий шкафчик, и напомнил:
— Через час привезут одежду. Через полтора придет лодка.
Мы с Глебом одновременно уставились на часы. Сейчас половина третьего. Значит, лодка придет в четыре.
— Так рано? — ахнул я. — Ты с ума сошел! Нужно было дождаться темноты!
— Рыбаки приходят днем или вечером?
— Днем, но…
— Никаких «но»! — повысил голос Егор. — Все должно быть так, как обычно! В темноте все будет выглядеть гораздо подозрительней. Они и разбираться не станут, положат всех прямо на берегу… А днем есть шанс…
Он не договорил, сочувственно оглядел наши вытянувшиеся физиономии и легко вздохнул:
— Да уж… Свалился я на ваши головы.
Рассмеялся своим бесшумным зловещим смехом и утешил:
— Ничего. Зато, если все обойдется, будет что вспомнить.
— Это точно, — только и смог проговорить побледневший Глеб.
А я ничего не мог сказать. Только подумал: «Черт, я даже завещания не составил! Хотя Ольга и так все получит. А с Сашкой что будет?»
Думать об этом было так неприятно, что я потряс головой и отогнал дурные мысли.