Читаем без скачивания Гордая птичка Воробышек - Янина Логвин

— Кофе?! — я все еще не могу прийти в себя и глупо хлопаю ресницами. Какой кофе? Он что, с ума сошел?.. Или предложил честный бартер?.. Что-то я понять не могу.

— Люков, ты серьезно? — поворачиваюсь и вновь смотрю в широкую спину, топаю растерянно за парнем. Натыкаюсь на оставленные мной следы перед входом в комнату и останавливаюсь.

— Более чем, Воробышек. И не тяни время, — Люков растягивается на диване и щелкает пульт телевизора, — если не хочешь остаться здесь на ночь. Поверь, я смогу найти, чем тебя развлечь и развлечься самому. Как я понял, с «теорией машин и механизмов» у тебя тоже все запущено — будешь драить пол по всему периметру квартиры, как юнга палубу, до блеска. А за чертежи по инженерной графике — стиркой расплатишься. Если хорошо попросишь, конечно, — бросает за плечо со злой ухмылкой. — Декану понравится.

И я сдаюсь. Черт с тобой, Люков! Еще бы декану не понравилось! Но чертежи по инженерной графике — это круто, честное слово! И весьма великодушно, как для сидящего передо мной парня. Клянусь, мытье полов и стирка стоят того!

Я вспоминаю свою жалкую попытку изобразить деталь редуктора в изометрии, неделю бессонных ночей и усталые глаза преподавателя, взирающие с гадливым интересом на чудо-чертеж. Решительно бросаю сумку у стены, стягиваю шапку, шарф, расстегиваю куртку, снимаю сапоги и тащу все свое барахло в прихожую. Сажусь на миг у стены, касаясь рукой кота:

— В конце концов, чего я упрямлюсь, рыжий? — спрашиваю с улыбкой. — Ну, подумаешь, уборка! И не таких грозных, как твой хозяин, видали. Еще неизвестно, кто кого развлекать устанет! — обещаю многозначительно.

После чего встаю, достаю телефон и дважды пытаюсь дозвониться до Эльмиры.

— Эля, ты на работе? Привет. Эль, дай, пожалуйста, трубочку администратору зала. Кто сегодня, Катя?.. Кать, у меня тут произошло кое-что непредвиденное… Да нет, не ЧП, все в порядке, просто я попросить хотела. Можно, я сегодня вместо положенного графика в ночную выйду? Что? Ну, часам к одиннадцати, думаю, буду. Правда? Вот спасибо!.. Завтра? Вместе с вечерней? Ой, Кать, я не знаю… Ну-у, раз Оля на больничном, а часы пойдут по полной ставке… Да я понимаю, конечно, что ты меня выручаешь…

За окном темно и тихо, лишь мерно покачивается на декабрьском ветру, веющем от реки, одинокий фонарь. Недопитый кофе давно остыл, тема завтрашней контрольной разобрана по винтикам, и, к концу четвертого часа обстоятельного закапывания в мир энергии и механизмов, я уже едва замечаю твердое бедро Люкова рядом с собой. И даже несколько раз клюнув носом, нечаянно облокачиваюсь о ногу сидящего на столе парня.

Когда это повторяется вновь, и я непроизвольно зеваю, прикрыв рот ладошкой, вместо ответа послушно кивая на вопрос Ильи, он окидывает меня взглядом, захлопывает конспект и соскакивает со стола.

— Думаю, на сегодня хватит с тебя учебы, Воробышек, — говорит спокойно, — пора по домам.

И я соглашаюсь.

— Угу. Пора. Спасибо, — складываю сумку и бреду к двери. На часах без десяти минут одиннадцать вечера, мне надо спешить, но руки отчего-то вязнут в длинном шарфе, путаются в молнии и не хотят отыскивать на куртке кнопки. На плечи наваливается такая нежеланная усталость, что я вдруг удивляюсь бесконечно долгому дню, и не думающему оканчиваться с опустившимися на город сумерками. Плавно перетекающему в неизвестное завтра.

Я надеваю шапку, сапоги, вешаю на плечо сумку, подхожу к двери и гляжу на Люкова, обозначившегося в прихожей. Прошу вполне миролюбиво:

— Открой, а? Думаю, пора выпускать меня на свободу.

Парень тянет створку шкафа-купе, набрасывает на себя кожаную куртку и, присев, быстро шнурует кроссовки.

— Выходи, — распахивает передо мной входную дверь и ступает следом из квартиры. Щелкает позади замком, жмет кнопку лифта, задергивая повыше воротник.

— Люков, тебе точно со мной по пути? — задаю я мучающий меня вопрос, когда мы выходим на улицу и молча бредем вдвоем в сторону остановки.

Ветер холодный и злой, под его резкими порывами волосы Люкова, свободные от банданы, непривычно треплет и бросает во все стороны. Тонкий хлопок спортивных брюк облегает ноги. Я поджимаю губы и искоса гляжу на четко обрисованные мышцы бедер парня.

— Слушай, холодно, шел бы ты домой, а? — говорю, отчего-то чувствуя за собой вину. — До остановки ведь два шага всего.

— Правда, Илья, шел бы, — повторяю, пряча подбородок в воротник куртки и ежась, еще через пять минут, когда он упрямо замирает возле меня в ожидании автобуса. — Мне в центр на работу, а там люди крутятся круглосуточно, ты же знаешь.

— Помолчи, Воробышек, — сует он руку в карман и садится со мной в автобус. Едет, равнодушно разглядывая за окном ночной пейзаж. И уходит лишь тогда, когда я пересекаю двери супермаркета и здороваюсь с охранником, так больше ни слова и не сказав. А я смотрю ему вслед и думаю, что странный он какой-то парень — этот Люков. Закрытый, жесткий, уверенный в себе, но уж точно не безразличный, каким хочет казаться.

И не холодный, неожиданно решаю я.

Я еду на занятия в университет прямо с работы. От двух чашек кофе, выпитых в фойе из экспресс-автомата, ужасно колотится сердце и сводит в узел голодный желудок, но мозги проясняются и открывается взгляд. На контрольную по теоретической механике я захожу во вполне работоспособном состоянии, готовая честно сразиться с предметом. Первую часть контрольной — расчетную, я выполняю сносно, вспоминая урок Люкова и решенные вместе с ним уравнения, а вот вторая — графическая, показать схематически взаимное расположение деталей в данном механизме — заставляет меня закрыть глаза и закусить губы от бессилия.

Колька пыхтит рядом, усердно работая с циркулем; вокруг скрипят о бумагу отточенные карандаши. Голова Наташки Зотовой — одной из четырех девчонок в группе, сидящей передо мной, — клонится к плечу старосты Боброва, заискивающе выдыхая на его щеку, и я, вздохнув, погружаюсь в чертеж. Жалея, что не могу вот так же нагрузить Невского, корпящего над заданием. Я коротко улыбаюсь другу, поднявшему на меня глаза, и с шепотком «все ок!» отворачиваюсь, в надежде не отвлекать парня и не искать в жизни легкого пути.

Когда остается минут двадцать до конца ленты, Колька все же милостиво вносит правки в мою безнадежную работу. Морщит лоб и разводит под партой руками: «Извини, Воробышек — это все, на что я способен!» Но этого достаточно, я устала, и мне почти плевать. Сегодня я смею надеяться на тройку, поэтому, когда звенит звонок, с легким сердцем сдаю контрольную, оставляю Кольку одного проверять свою работу и направляюсь в буфет.