Читаем без скачивания Краткое обозрение царствования Иоанна и Мануила Комнинов - Иоанн Киннам

______________

* 1 Об этом рассказывают так, что Рожер по смерти Лотария выгнал из Апулии Рейнальда и сам завладел ею. А по свидетельству Gotefr. Viterb.: post pauca dux Apuliae Raino, vel Rainaldus moritur. Rogerius in Apuliam revertitur, et terram duce orbatam nec resistentem occupat.

** 2 О взятии в плен папы Иннокентия и о том, что по сему случаю папа утвердил Рожера в королевском достоинстве, рассказывают abbas Usperg. et Albericus in Chron. 1139 an. Otho Frising. L. 7. Chron. c. 24. Baronius 1139 an., где излагается и данный Рожеру диплом, утверждающий инвеституру сицилийского короля.

*** 3 Здесь разумеется старший сын Рожера, называвшийся также Рожером. Alexand. abbas Celes. L. 3, с. 26. Умер в 1149 году. Romuald. Salernit. in Chron. et alii.

**** 4 О Ксире, константинопольском префекте, упоминает Анна Комнина (L. 12). Василий Ксир, вероятно, был одним из его потомков.

***** 5 О взятии Коринфа, Эвбеи и прочих греческих городов подробно рассказывают Otho Frising. L. 1. de Gest. Frid. с. 33. Nicetas L. 2, n. 1-5. Robertus de Monte A. 1148 et 1149.

3. Но едва только дошел самодержец до Филиппополя, как распространился слух, что скифские войска, перейдя Дунай, опустошают и грабят все, встречающееся им на пути, и взяли уже один при той реке важный город. Такая-то разнеслась молва. Тогда, изменив направление, царь пошел оттуда к Дунаю и к Дунаю же приказал плыть кораблям из Византии через город Анхиал6*, а до их прихода в тамошних долинах занимался охотой; ибо те совершенно пустые и издревле не населенные долины пропитывали великое множество диких зверей. Во время этих занятий донесено было ему, что скифы, собрав добычу в римских владениях, недавно переправились через Дунай и невдалеке оттуда раскинули свои палат-{101}ки. Услышав это, царь с возможной скоростью поспешил к реке и, найдя там рыбачью лодку (а лодки на Дунае употреблялись обыкновенно сделанные из одного дерева), приказал подать ее себе. Но перевозчик случился человек упрямый, который, выслушав приказание царя, отвечал: "Если бы царь заботился о нас, то Демничик (так называлась взятая, как мы сказали, скифами крепость) не был бы взят, наше имущество не попало бы в руки варваров и не было бы унесено ими". Раздраженный этим, царь, говорят, сказал: "Пусть не буду я тот, кому свыше вручено владычество над римлянами, если скифы не понесут тотчас же должного наказания за свою дерзость". И затем, прочее свое войско поставив лагерем на берегу, сам он так как корабли, сказано, еще не пришли - приказал связать и сладить рыбачьи лодки и на них с пятьюстами человеками переправился через Дунай. Но, подвигаясь далее, встретил он на пути еще две судоходных реки и, так как там не было видно рыбачьих лодок, на которых можно было бы переправиться, приказал сопровождавшим его людям привязать к лошадиным хвостам найденные на Дунае челноки и перетащить их на упомянутые реки. Когда это было сделано, они без труда переправились и, перейдя длинную равнину, достигли горы (tevov рuov), находящейся недалеко от тавроскифских границ. Там нашли они скифский лагерь совершенно пустым (потому что скифы незадолго перед тем снялись {102} оттуда) и пошли далее. Время было уже около полудня, а из врагов никто и нигде не показывался. Тогда царь, отделив союзных с римлянами скифов, под предводительством подручного себе полководца Гифарда, человека опытного в воинском деле, послал их в погоню за неприятелем, чтобы следить его и, где можно, сразиться с ним, а сам медленно двигался позади. Гифард невдалеке настиг врагов, но не осмелился сразиться с ними,- потому что число варваров показалось ему превосходнее численности его отряда,- а послал просить царя, чтобы он скорее шел к нему. Услышав это, царь тотчас вооружился сам, вооружил и все войско и, нагнав скифов, вступил с ними в бой. Скифы сперва остановились с намерением принять сражение и, построившись в фалангу, стали защищать себя и унесенную ими добычу. Посему битва с обеих сторон была стремительная и сильная. Но между римлянами находилось тогда много и других людей доблестных, доблестнее же всех был царь. Выдерживая близкий и сильный натиск врагов, он с копьем в руке нападал на их ряды, разрывал их строй и убивал их не по одному только, но и по два человека. Когда же от этих неудержимых нападений царя неприятельское войско стало приходить в замешательство, римляне, устремившись против него целой массой, одержали блистательную победу. В этом деле многие из варваров пали, а более ста человек было взято в плен, в {103} числе которых и некто Лазарь - человек, отличавшийся особенным мужеством и между скифскими филархами преимущественно заметный. Остальные спаслись благодаря быстроте коней и лесистым горам, которые тянулись там во множестве. Забрав весь скифский фураж, римляне пошли назад. Тогда, получив свободу, ушел от скифов и прибежал в лагерь тот богатый, как сказано, и по происхождению знатный человек - Сот.

______________

* 6 Анхиал - город во Фракии на одной из бухт Черного моря, недалеко от Аполлонии. Турки ныне называют его Кенхис. Leunclav. Ovid. L. 1. Trist. Eleg. 11. v. 35. Анхиал надобно отличать от Анхиала, города киликийского, отечества Афинодора.

4. Одержав эту непредполагаемую победу, самодержец двинулся отсюда и готовился к войне с Сицилией. Он был так неутомим в воинских трудах, как не приходилось, думаю, никогда и никому из людей, занимавшихся гражданской и воинской службой,- ни царям, ни военачальникам. Он шел в Сицилию, а мысль его обнимала всю Италию. Но, видно, судьба отказывается и от истинной славы и военачальство, соединенное со знанием дела, умеет без всякого труда направить совершенно к противоположному. Хотя дела со скифами и отвлекли царя от Сицилии, однако же он в пору пришел в то место, откуда надлежало начать плавание. Но случилось, что флот, оттого ли, что в своем шествии он задерживаем был противными ветрами, или от неискусства вождя в этом деле, опоздал и упустил время. Выйдя из византийской гавани весной, он пришел к царю уже при конце лета, и от этого дело римлян было неудачно. Царь взошел уже на дирему, и вся корабельная прислуга сидела {104} при веслах в готовности к отплытию, как вдруг поднялась жестокая буря, забушевал порывистый ветер, и намерение царя не могло быть приведено в исполнение, ибо там море страшно разверзает свои пучины и плавание бывает весьма опасно, особенно зимой. Поэтому царь пристал к одному месту, недалеко от Веррии, и там остался зимовать, а своего зятя Стефана, которого называли, думаю, уменьшительно Контостефаном1* (ибо он был мал ростом), со всем флотом отправил в Корциру, находившуюся тогда, как сказано, под властью Сицилии, с целью возвратить ее римлянам. Но остановившись перед городом и делая различные попытки напасть на его стены, Стефан положил там свою жизнь прежде, чем дело приняло решительный оборот; а как это случилось, я скажу. Устроив длинную лестницу, которая была гораздо выше внешних стен, он хотел ввести по ней войско в город. Но пущенный из крепости машиной огромный камень сильно ударился о лестницу и разбился на несколько осколков, из которых один попал в вождя и смертельно ранил его. Но он и при смерти, почти уже не чувствуя себя, много заботился о том, как бы при известии об этом в обоих войсках римляне не упали ду-{105}хом, а сицилийцы не сделались смелее, поэтому приказал спокойно положить себя на палубе корабля и продолжать дело; призвав также младшего из детей своих, Андроника, и начальника бердышников, просил их внушить римлянам, чтобы они не теряли бодрости, а напротив, были еще деятельнее, особенно теперь, когда так близка надежда взять город. Это, по моему мнению, было признаком души мужественной, сильной и любящей свое отечество. Однако же, как скоро несчастье случилось и между толпами распространился о том слух, все пошло напротив; ибо римлян, хотя они были уже на верху стен, сицилийцы отразили, и тогда произошло между ними общее смятение и тревога.

______________

* 1 Этого прозвания, данного Стефану, не должно смешивать с фамилией Контостефанов, которая у византийских историков встречается ранее сего времени. Вриенн., с. 155. Стефана, зятя Мануилова, прозвали Контостефаном потому, что он был мал ростом (от kvtoc - "короткий").

5. В таком положении находились дела римлян. Услышав об этом, царь, естественно, огорчился и, назначив другого начальника флота2* на место Стефана, приказал ему неотступно продолжать осаду города. Но когда и этот не сделал ничего замечательного (ибо внезапно возник раздор между римлянами и сражавшимися в их рядах венетами и помешал успеху римского войска), он принужден был наконец сам отправиться туда и приступить к осаде города. Прекратив раздор между венетами и римлянами и достойно наказав виновных с той и другой стороны, царь сделал {106} сильный приступ к стенам. Это занимало его. А сицилийский тиран Рожер, узнав, что царь находится под Корцирой, послал флот в римскую землю в той мысли, что, перенеся войну сюда, он принудит царя снять осаду города. Но Мануил, оставив при себе некоторую часть бывших с ним кораблей, прочие под начальством Хуруна немедленно отправил для отражения сицилийцев, которые, как сказано, шли в римскую землю, а сам еще настойчивее продолжал осаду. Приставив с кораблей к стенам чрезвычайно большие лестницы, он, хотя с трудом и усилиями, повел по ним войско. При этом случилось, что одна из лестниц от тяжести всходивших по ней сползла в море и увлекла с собой многих в бездну, где несчастные испустили дух, оставив римлянам долговременную память о своей доблести. Сицилийцы, при всем том что римляне были уже внутри городских стен, никак не хотели сдать царю город, но как могли скорее ушли в крепость и, защищаясь оттуда, будто с неба дождем, осыпали римлян камнями, стрелами и всем, что попадалось под руку, ибо крепость тянулась на такую высоту, что ее здания трудно было обнять и напряженным зрением3**. Кипя гневом при таком неблагоприятствовании {107} судьбы, царь стал в прямом положении на диреме, на которой плыл, и приказал гребцам немедленно подвести себя к стенам с целью самому попытаться взойти на стену. Но некоторые из военачальников и близких его родственников, употребив все усилия, удержали его, хотя ему это, думаю, весьма не нравилось, ибо с мужеством он соединял большей частью и неустрашимость, которую, я слышал, иные поставляли ему в вину как причину безрассудной его отваги. Он всегда питал в душе решительность чрезвычайную (daiuoviov), превышавшую человеческое мужество, и, быв еще шестнадцати лет, часто один своими руками брал в плен варваров. Поэтому и жена его, родом алеманянка, некогда сказала в собрании государственного совета, что хотя и сама она происходит из великого и воинственного поколения, однако ни о ком еще не слыхала, кто в один год украсился бы столькими подвигами. В это время к корцирской стене подплыл корабль из римского флота; он был не из легких и не из таких, которые бывают низки и продолговаты, но имел достаточную высоту и ширину, был нагружен лошадьми и всякого рода оружием. Силой ветра принесло его к тому месту городской стены, которое от множества насыпавшихся со скалы камней было неудобопроходимо и на котором он подвергался величайшей опасности, потому что здесь неслись на него и каменные массы, и стрелы, и все, что попадалось; так что бывшие на корабле {108} пришли оттого в отчаяние, оробели и попрятались под палубу. Заметив это, царь одной рукой взял щит,- не из тех обыкновенных щитов, которые прикрывают тело только одного человека, но весьма широкий, какой одному человеку нелегко и поднять,- а другой уложил обыкновенно находившиеся на царской диреме снаряды так, чтобы они не мешали ему отражать направляемые со стен удары, подплыл к кораблю и, привязав к нему веревки, потащил его за собой и спас от опасности. Говорят, что тогда поставленный Рожером начальник1*** корцирской крепости, видя, как много камней бросают из города в царя, сказал: "Нет, ради вашего спасения, товарищи, нет, не пускайте в это тело ни одной стрелы; если нужно будет дать за это ответ, я весь гнев приму на себя". Так шли здесь дела. Между тем сицилийский флот, схватившись с флотом Хуруна, большей частью был разбит, и лишь сорок кораблей, избежав опасности, пришли к Византии2****. Но придя туда, они не сделали там ничего замечательного, а только во время стоя-{109}нок около Дамалиса покушались произвести огонь, да и оттуда принуждены были постыдно бежать, бросив у нас много своих. Впрочем, и избегшие здесь от опасности не избавились от совершенной погибели; ибо, встретившись с кораблями, везшими критскую подать, сделались почти все добычей битвы. Между тем царь, голодом и осадой принудив город к сдаче, отплыл оттуда и начал думать о Сицилии и Италии, как бы и эти земли возвратить под Римскую державу.