Читаем без скачивания Очарованная душа - Ромен Роллан

Аннета не хотела отвечать.

– Сама не знаю, – говорила она, – мне стало не по себе, захотелось... походить, подышать...

– Нет, ты говоришь не правду. Аннета, скажи мне все!

Она склонилась над ней и тихонько добавила:

– Душенька, не из-за него?..

Аннета прервала ее:

– Нет! Нет! Но Сильвия настаивала:

– Не лги! Скажи правду! Скажи! Скажи своей сестренке! Из-за него?

Аннета вытерла глаза и сказала, стараясь улыбнуться:

– Да нет же, уверяю тебя... Было немного тяжело, это верно... Так все глупо... Но с этим теперь покончено. Я счастлива, что он тебя любит.

Сильвия подскочила, всплеснула руками и со злостью выпалила:

– Так, значит, из-за него!.. Но ведь я-то ни чуточки, ни чуточки не люблю этого красавчика!..

– Нет, любишь...

– Нет! Нет! Нет! Сильвия затопала ногами.

– Забавно было кружить ему голову, я просто играла, но он для меня – ничто, ничто по сравнению с тобой... Ах, все поцелуи мужчины не вознаградят меня за одну твою слезинку!

Аннета была вне себя от счастья.

– Правда? Правда? Сильвия бросилась ей в объятия.

Когда они немного успокоились, Сильвия спросила Аннету:

– Теперь сознавайся: ты тоже любила его?

– Тоже? А, вот видишь! Ты и проговорилась, что любишь его!..

– Да нет же, говорят тебе, нет, я тебе запрещаю... Я не желаю больше о нем слышать. Кончено, кончено.

– Кончено, – повторила Аннета.

Они возвращались по дороге, залитой лунным сиянием, улыбаясь, в восторге, что снова обрели друг друга. Вдруг Сильвия остановилась и, грозя кулаком луне, воскликнула:

– Скотина!.. Он мне за все заплатит!..

И обе расхохотались при этом не очень добропорядочном заявлении, ибо молодость никогда не теряет своих прав.

– А знаешь, что мы сделаем? – добавила коварная Сильвия. – Вернемся, сейчас же уложим вещи и завтра, завтра утром уедем с первой почтовой каретой. Он выйдет к столу во время завтрака – никого... Птички упорхнули!

А потом... (Она прыснула.) Я и забыла!.. Я назначила ему свидание в десять часов в лесу, на горе... Он проищет меня все утро...

Она расхохоталась еще звонче. И Аннета тоже.

Пресмешное выражение лица будет у разочарованного, разъяренного Туллио. Шалуньи! Все горести остались позади.

– Однако, – проговорила Аннета, – пожалуй, не очень это хорошо, дорогая, так себя компрометировать.

– Вот еще! Для меня это ровно ничего не значит, – возразила Сильвия.

– Я с этим не считаюсь... А впрочем, пора бы мне, – продолжала она, ласково покусывая руку Аннеты, легонько теребившую ее за ухо, – пора бы поумнеть, теперь, когда я стала твоей сестрой. И я поумнею, обещаю тебе...

Но, знаешь ли, хоть ты и старшая сестра, а ведь ты была не умнее меня.

– Ты права, – произнесла покаянным тоном Аннета. – И боюсь, что временами я вела себя еще глупее... Ах, странное у нас сердце! – продолжала она, прижимаясь к сестре. – Никогда не знаешь, что же там в душе делается: что-то изнутри поднимается и, кажется, сейчас унесет тебя... А куда?

– Вот поэтому-то, – ответила Сильвия, крепко обнимая ее, – я и люблю тебя! У тебя это здорово получается!

Они уже были у входа в гостиницу. Крыши блестели под лунным светом.

Сильвия обвила руками шею Аннеты и шепнула ей на ухо горячо, с непривычной для себя серьезностью:

– Ах ты, сестра моя старшая! Никогда не забуду, как ты намучилась этой ночью, как ты мучилась из-за меня... Да, да, не отрицай! У меня было время обо всем подумать, когда я бежала, когда искала тебя, дрожа от горя... Если бы что-нибудь случилось... Что сталось бы со мной!.. Я бы не вернулась.

– Родная, – взволнованно ответила Аннета, – ты не виновата, ты ведь не знала, что делаешь мне больно.

– Знала, очень хорошо знала, что мучаю тебя, и даже, – послушай, Аннета! – и даже мне это доставляло удовольствие!

У Аннеты упало сердце, но она подумала, что ведь она тоже упивалась бы, видя, как Сильвия страдает, и что готова была заставить ее мучиться еще больше. И она сказала об этом. Они сжали друг другу руки.

– Но что же это такое было, что же это такое? – спрашивали они друг друга, пристыженные и подавленные, хотя их и утешало сознание, что они обе одинаковы.

– Это – любовь, – проговорила Сильвия.

– Любовь, – машинально повторила Аннета. И в тревоге спросила:

– Так это и есть любовь?

– И знаешь ли, – заметила Сильвия, – это только начало.

Аннета запальчиво Объявила, что больше не хочет любить.

Сильвия посмеивалась над ней. Но Аннета повторяла вполне серьезно:

– Больше не хочу! Не создана я для любви.

– Ах, вот как! – рассмеялась Сильвия. – Не повезло тебе, бедненькая моя Аннета. Да ведь ты-ты перестанешь любить, когда перестанешь жить!

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Первые – пасмурные и тихие – дни октября. Воздух застыл. Не спеша сеет прямой теплый дождь. Пряный, сильный запах мокрой земли, спелых плодов в подвале, виноградного сока в давильнях...

У открытого окна на даче Ривьеров, в Бургундии, друг против друга сидели сестры и шили. Они склонили головы над работой и, казалось, вот-вот стукнутся своими крутыми чистыми лбами. Лоб у них совсем одинаковый – выпуклый, только у Сильвии он поуже, у Аннеты пошире, у одной капризный, у другой упрямый, – козочка и бычок. Но когда они поднимали головы, глаза их обменивались понимающим взглядом. А языки отдыхали, неугомонно протрезвонив столько дней подряд. Они еще раз переживали лихорадку переезда, свои восторги, залпом высказанные слова и все то, что узнали и познали за много дней, ибо теперь они по-настоящему привязались друг к другу и им хотелось все взять друг у друга и все отдать. А пока они молчали, раздумывая о спрятанной добыче.

Но напрасно хотелось им все увидеть и всем обладать: в конце концов они так и остались загадкой друг для друга. И в самом деле, всякое существо для всякого существа – загадка, и в этом есть своя прелесть.

Сколько же в каждой из них таится такого, чего никогда не постичь другой! Тщетно они говорили себе (ибо они это знали):

«Что значит взаимопонимание? Понимать – это объяснять. А когда любишь, нет нужды объяснять...»

И все же это имеет большое значение! Ведь если не понимаешь, то не можешь обладать целиком. А любить, как любили они друг друга? Каждая любила по-своему. Обе дочери Рауля Ривьера унаследовали от отца живительные жизненные силы, – они лежали под гнетом у одной, были рассеяны у другой.

Различие их натур особенно проявлялось в любви. Легкомысленная и ласковая Сильвия, веселая, шаловливая, самоуверенная, но по сути очень рассудительная, быстро воспламенялась, однако никогда не теряла головы; шелестя крылышками, летала лишь вокруг своей голубятни. Темный демон любви притаился в Аннете, и о его существовании она узнала только за последние полгода; она его подавляла, старалась его упрятать, потому что сама его страшилась: инстинкт подсказывал ей, что другие не правильно судили бы о нем. Эрос в клетке, с завязанными глазами, беспокойный, алчный и голодный, молча бьется о решетку мира и медленно грызет стены своей темницы-сердца! Жгучее жало впивалось беспрерывно, безмолвно и незаметно, тревожило рассудок Аннеты; она все время ощущала его, впав в раздражающее оцепенение, в котором было что-то чувственное; мурашки пробегали у нее по коже, как бывало, когда она прикасалась к жесткой материи, когда ей мешала одежда или когда она проводила рукой по неровному дереву мебели, по холодящей шершавой стене. Она словно жевала терпкую кору ветки, и тогда на нее находило какое-то самозабвение и забвение времени; у нее бывали провалы в сознании, и она не могла бы сказать, сколько это продолжалось – четверть ли секунды, час ли? И сразу собиралась с мыслями; ей становилось стыдно, она подозрительно ловила незримый взгляд Сильвии, которая прикидывалась, что работает, а сама лукаво следила за ней украдкой. Сестры молчали. Обе сидели, как ни в чем не бывало, а горячие волны крови приливали к щекам Аннеты. Сильвия, мало что понимая, вынюхивала своим носиком ее внутреннюю жизнь, которая, задремав на солнце, то вдруг успокаивалась, то одичало извивалась, как уж под листьями: Сильвия считала, что старшая сестра-чудачка, что она не в своем уме, право – на людей не похожа... И не страстные порывы, не горячность и не то, что она угадывала в тревожных мыслях Аннеты, особенно удивляли ее, но то серьезное, чуть ли не трагическое начало, которое во все вносила сестра...

Трагическое? Ну что за выдумки! Серьезное? Ради чего серьезничать? Все идет своим чередом. Так все и надо принимать. Сильвию вовсе не беспокоили тысячи фантазий, которые ей лезли в голову. Они приходят и уходят.

Все, что хорошо и приятно, – просто и естественно, а что плохо и неприятно, – тоже свойственно жизни. Хорошее ли, нехорошее ли, а изволь глотать, и я глотаю мигом! Зачем разводить антимонии? Ох уж эта запутавшаяся Аннета! Дебри горячих и холодных мыслей, пряжа страхов и желаний, пучки страстных и целомудренных чувств перемешиваются во всех закоулках души... И кто только все это распутает? Но, как бы там ни было, чудная, странная, непостижимая Аннета очень занимала Сильвию, интриговала ее, притягивала к себе. И за это она еще сильнее любила сестру.