Читаем без скачивания Железная маска: между историей и легендой - Жан-Кристиан Птифис

Это письмо, которое Ла Прад должен был передать адресату по прибытии на Святую Маргариту, сопровождалось министерскими инструкциями следующего содержания:

«Его Величество король, решив перевести на остров Святой Маргариты в Провансе, под надзор мсье де Сен-Мара, троих государственных заключенных, которые находятся под вашей охраной в донжоне цитадели Пинероля, поручил мне написать вам, что он выбрал вас для сопровождения их одного за другим, таким образом, чтобы вы, сопроводив одного, возвращались за следующим… Мсье де Тессе позаботится об эскорте и предоставит вам деньги, которые вы затребуете для покрытия расходов на дорогу… Вы должны найти надежного человека, который взял бы на себя на время вашего отсутствия заботы о двоих заключенных, которые останутся, пока вы сопровождаете первого; точно так же вы поступите и в отношении третьего заключенного, когда отправитесь в путь со вторым… Вы не должны отправляться из Пинероля с первым заключенным до тех пор, пока не прибудут два сержанта из роты Сен-Мара, которых тот должен выбрать и послать на помощь вам в этом сопровождении».[106]

Какой абсурдный приказ! Едва ли Людовик XIV и Барбезьё отдавали себе отчет в том, сколь невероятно трудную задачу возлагают они на несчастного коменданта крепости: три раза съездить из Пинероля на остров Святой Маргариты и обратно, шесть раз по 62 лье (в общей сложности около 1500 километров), по крутым альпийским дорогам, в то время когда Пинероль в любой момент мог подвергнуться очередному нападению! Бесспорно, должны были приниматься меры предосторожности при пересылке заключенных, однако можно ли было признать оправданными столь драконовские распоряжения в отношении таких второстепенных персонажей, как Ле Бретон, Эрс и Маттиоли? При наличии более или менее усиленного эскорта всех их можно было переправить за один раз. Не утратил ли Версаль чувство меры? Во всяком случае, в тот же самый день на Леренские острова отправилось письмо Барбезьё следующего содержания:

«Прошу незамедлительно отправить в Пинероль двоих сержантов вашей роты, о которых вы говорили мне, в помощь господину де Ла Праду при пересылке на острова государственных заключенных, содержащихся в донжоне, поскольку упомянутый господин де Ла Прад не хочет отправляться из Пинероля, пока не прибудут туда сержанты; он должен сопровождать своих заключенных одного за другим, а так как король желает, чтобы они как можно скорее оказались под вашим надзором, постарайтесь сделать все возможное для беспрепятственного передвижения этих сержантов и подготовьте место для надлежащего приема заключенных по их прибытии; поскольку вам известно, что они, по крайней мере один из них, гораздо важнее тех, которые уже находятся на острове, вы должны предпочтительным образом разместить их в наиболее надежных камерах. Я написал мсье де Ла Праду, что он должен принять все необходимые меры предосторожности, чтобы эти люди не смогли по дороге сообщить кому бы то ни было что-либо о себе. Я полагаю, что нет необходимости в том, чтобы вы выехали навстречу им к границам Дофине, приготовьте только мебель и необходимые им предметы обихода».[107]

Похоже, что это письмо противоречит всей политике, проводившейся до сих пор. Оно показывает, что в представлении Барбезьё «по крайней мере один» из заключенных Пинероля был «гораздо важнее» тех, которые находились на острове, включая и Эсташа Данже. Не был ли этим важным заключенным Маттиоли, замешанный в переговоры, касавшиеся будущего Северной Италии? Ведь двое других, Ле Бретон и Эрс, явно уступали ему по значению и не представляли особого интереса. Этому указанию придается большое значение в аргументации тех, кто видит в бывшем мантуанском министре будущего человека в маске, появившегося в Бастилии. Если этот текст следует толковать подобным образом, то радикально меняется взгляд на то, к чему приучил нас Лувуа: как помним, в 1681 году двое слуг Фуке были сочтены столь важными фигурами, что нельзя было доверить их никому, кроме Сен-Мара, а это подразумевало, что все остальные заключенные донжона, в том числе и Маттиоли, были менее важны. Были приняты чрезвычайные меры предосторожности, чтобы никто ничего не узнал об этих «господах из нижней башни». Но, может быть, война, развернувшаяся у ворот Пинероля, неожиданным образом возродила интерес к тому заключенному, который до сих пор считался малозначительным?

Во всяком случае, этих арестованных окружала величайшая тайна. Даже генерал-лейтенант де Тессе, который должен был обеспечить эскорт и компенсировать расходы, связанные с переездами, не имел права осведомляться о них. Вскоре драгунский офицер мсье де Мезонзель сообщал государственному секретарю о том, что возглавляемый им конвой отправился в путь. «В данный момент, — писал он 7 апреля, — я отправляюсь обеспечивать сопровождение четверых государственных заключенных, содержавшихся в цитадели Пинероля; я буду сопровождать их до Бриансона, а затем передам под ответственность господина де Ла Прада, коменданта цитадели, в распоряжении которого имеются офицеры и двадцать сержантов на конях, выделенных графом де Тессе из числа личного состава гарнизона, чтобы обеспечивать сопровождение [заключенных] на острова».[108]

В этом письме, в отличие от предыдущих, говорится о четверых заключенных, а не о троих, как утверждали Людовик XIV и Барбезьё. Однако все правильно: вместе с Руссо, слугой Маттиоли, как раз и получается, что в донжоне содержались четверо заключенных! Удивительно и другое: Мезонзель говорит об эскортировании группы, тогда как инструкция предусматривала сопровождение заключенных по одному. Впрочем, факт существования четверых заключенных усиливает абсурдность королевского приказа: в этом случае предстояло преодолеть почти пятьсот лье (около двух тысяч километров)! Все четверо сперва были вместе доставлены в Бриансон, где Ла Прад принял их под свою ответственность. Комендант, убоявшись длительности предстоявших переходов, поделил их на две группы, так что вместо четырех надо было совершить два путешествия: первое, по всей вероятности, с Маттиоли и его слугой, а второе — с Ле Бретоном и Эрсом{25}. Эти две поездки совершались верхом на лошадях, причем арестованных крепко привязывали к седлу, без каких-либо портшезов. Продолжались же поездки, видимо, десять дней каждая, не считая обратного пути. В первых числах мая все благополучно прибыли на остров Святой Маргариты.

Спустя менее двух лет, 6 января 1696 года, Сен-Мар, отчитываясь перед Барбезьё в том, как он обращается со своими узниками, впервые употребил выражение старый заключенный, под которым, как мы знаем, подразумевается будущий человек в маске, содержавшийся в Бастилии. Вот это весьма важное письмо:

«Монсеньор, вы приказали мне доложить вам о том, какие меры предосторожности принимаются в отношении заключенных, когда я отсутствую или болен.

Двое моих лейтенантов в установленное время подают им еду, как это очень часто до сих пор делаю я, когда чувствую себя хорошо. И делается это, монсеньор, так. Любой из моих лейтенантов берет ключи от камеры моего старого заключенного, с которого обычно начинают; он отпирает трое дверей и входит в камеру заключенного, который учтиво вручает ему блюда и тарелки, сложенные стопкой, после чего лейтенант выходит, чтобы передать их одному из моих сержантов, чтобы тот отнес их на стол, стоящий в двух шагах оттуда, где второй лейтенант тщательно проверяет все, что попадает в тюрьму и выходит из нее, в частности, осматривает посуду, не написано ли на ней что-нибудь; затем проводится осмотр постелей, оконных решеток и всей камеры, а иногда и самого заключенного; после этого его вежливо спрашивают, не нуждается ли он в чем-нибудь, запирают двери и переходят к другому заключенному, чтобы проделать все то же самое».

Тому, кто знаком с внутренним устройством Королевского форта, этот текст совершенно понятен: упомянутые лейтенанты и сержанты выходили из караульного помещения, располагавшегося непосредственно у входа. Они брали ключи от камер, отпирали первую окованную железом дверь, находившуюся слева, входили в сводчатый коридор (который по воскресеньям служил часовней). Там стоял стол, на котором находились посуда и столовое белье. Камера старого заключенного была одной из первых, построенных внутри крепости. Она, по установившейся традиции, располагалась слева. Чтобы войти в его камеру, надо было, как и в наши дни, открыть двое других дверей, также окованных железом. Отметим, что заключенному никто не прислуживал. Он сам складывал стопкой блюда и тарелки. За всем следили два лейтенанта из роты вольных стрелков. В камеру мог зайти только один из них: не «любой из лейтенантов», как можно было бы подумать, судя по письму, а только первый лейтенант роты, то есть до 1692 года Ла Прад, а затем сержант Розарж, к которому перешла эта обязанность. Гийом де Формануар, назначенный лейтенантом в 1693 году вместо де Буажоли, всегда держался в стороне от непосредственного обслуживания заключенных.[109] Следует отметить, что в своем письме министру Сен-Мар не упоминает о различиях в режиме содержания старого заключенного и прочих узников.