Читаем без скачивания Дважды невезучие - Татьяна Устименко

Тетка Аграфена, жена Агафона, славилась в округе длинным злым языком и тяжелой карающей дланью. Собственно говоря, именно россказни орка о дебелой ручке оной воительницы и заставили нас с Зорганом пожелать оказаться как можно дальше от этой страшной женщины. Однако эмпиру невольно пришлось изображать из себя перезревший кабачок, а нам с Бальдуром совесть не позволяла бросить товарища в такой беде. Кстати, при разборках с воришками, покусившимися на дары ее сада, Аграфена не признавала ни нравоучительных лекций, ни деревенского судилища, искренне считая, что старые добрые средства – гибкая хворостина да пук жгучей крапивы – гораздо действеннее. Однажды попавшийся ей Бальдур, воровавший вишню, с тех пор полностью разделял это мнение, стараясь лазить в ее огород лишь тогда, когда противная тетка надолго отлучалась из дому.

Итак, злосчастный Агафон, застигнутый на месте преступления, подпрыгнул на локоть и, затравленно оглядевшись, засунул свою бесценную ношу под лавку, скромненько примостившуюся у крыльца…

– Агафон! – сотряс воздух очередной вопль Аграфены, и бедный мужик, втянув голову в плечи, поспешил на зов. Дверь захлопнулась, внутри что-то взвыло, громыхнуло, заверещало – и стихло.

– Фигу я когда женюсь, – обалдело пробормотал Бальдур, от души сочувствуя мужику, а потом бросил взгляд на подозрительно притихшую кабачковую грядку. – Зорган, жив? – обеспокоенно вопросил он, не обнаружив там никаких признаков наличия нашего товарища.

– Агась, – отозвались кабачки голосом эмпира.

Бальдур изумленно крякнул и присмотрелся получше.

– Ну ты и окопался! – захохотал он, разглядев виконта под ворохом кабачковых плетей.

– Ты на моем месте еще не так окопался бы, – с чувством проговорил Зорган, мотнув взлохмаченными вихрами, и тут его глаза загорелись тем самым нездоровым азартом, что так часто доводил до сердечного приступа его эйсенских наставников и охранников, наученных горьким опытом. – Ну, я пополз!

– Куда?! – протестующе прошипела я вослед шустро ползущему уже по огуречной грядке Зоргану. – А ну как Аграфена нарисуется, дурень?! Тебе что, жить надоело?

– Похорони меня тогда под тремя березками на холме, – с пафосом, не оборачиваясь, прошипел любимый, – а домой пошли письмо на имя моей матушки, дескать, пусть не держит на меня зла. А то еще с ее карающего слова стану призраком, и ей же хуже будет – вот как явлюсь темной ночкой под окна маменькиной спальни!

– Тьфу на тебя, – с чувством выругалась я, погрозив кулаком уже подползшему к крыльцу Зоргану.

Заслуженный же юморист благополучно дополз до крыльца, огляделся, по-гусиному вытянув шею, резво вскочил на ноги и, пакостливо улыбнувшись, выудил из-под лавки заветную бутыль. Шагнул было обратно к забору, но потом, немного подумав, отлил часть самогона в свою походную флягу, расплылся в широчайшей ухмылке и заныкал полупустую бутыль… обратно в ведро. Только не в то, что под крыльцом затаилось, а в то, что на виду у колодца стояло. Раскланялся, прижимая руки к груди, послал закрытой двери в избу воздушный поцелуй и, нырнув в заросли укропа, как заправский разведчик пополз обратно.

– Выпендрежник! – беззлобно ругнулась я, едва перемазанный в грязи, но все равно сияющий лик любимого явился моему взору. – А просто притащить всю бутыль ты не мог, шалопай?! И зачем тебе понадобилось совать ее в ведро?!

– Но ведь это же так скучно! – уставился на меня своими смеющимися глазищами виконт. – И потом, где дух авантюризма, ни с чем не сравнимый привкус опасности и эйфории, будоражащий кровь не хуже красного эльфийского вина?! А насчет ведра… ну что я могу сказать? Захотелось!

День неуклонно угасал, но мы мужественно оккупировали забор, дабы не пропустить подготовленное нелегкими, пусть и не совсем праведными, трудами зрелище… Первой из дому слиняла Аграфена. При виде дородной женщины, разнаряженной в кричащего цвета сарафан, грозно спускающейся по жалобно скрипящим ступеням крыльца, парни малодушно зажмурились.

– К соседке навострилась, сплетнями обмениваться, – выдохнул Бальдур, когда хлопнувшая калитка возвестила о том, что опасность миновала.

Зорган хищно улыбнулся и, приложив палец к губам, жестом предложил нам полюбоваться на крыльцо. В общем-то давно не мытое, слегка покосившееся, оно не стоило особого внимания, зато субъект, выползший из избы, определенно его заслуживал.

– Начинается! – блестя глазами, шепотом возвестил эмпир, не отрывая взгляда от рванувшего к лавке Агафона.

Мужик так увлекся, пытаясь нашарить бутыль, что почти весь залез под низенькую лавочку, демонстрируя чудеса акробатики. Спустя полминуты послышался горестный вой обманутого деда Агафона, и он, с трудом выбравшись из-под лавки, забегал подле крыльца, хватая себя за бороду и сыпля проклятиями неизвестно на чью голову. После минутной активной истерики обворованный выпивоха застыл, схватился за сердце, рухнул на землю, где и распростерся – не подавая признаков жизни… Мы растерянно переглянулись.

– Перебор, – виновато констатировал Зорган, округлившимися глазами взирая на Бальдура. – Чего делать-то? Ведь, кажись, скопытился мужик…

– Не знаю… – проблеял орк и судорожно вздохнул, пытаясь вернуть трусливо ухнувшую в пятки душу на место.

В довершение всех бед вновь хлопнула калитка, и к крыльцу гордо подплыла явно чего-то забывшая тетка Аграфена.

– Ты чего разлегся, боров старый?! – накинулась она на мужа, узрев его возле крылечка. – Никак нажраться успел?! Охти же мне, горемычной! – И добросердечная женщина очень ласково пнула любимого муженька в бок. Не дождавшись реакции, она отвесила еще один нежный пинок и наконец-то склонилась над закатившим глаза Агафоном, прислушалась к чему-то… Спустя миг окрестности сотряс дикий вопль: – Караул! Убили-и-и!..

Орк с эмпиром, вцепившись друг в друга, сидели у дыры в заборе, не смея даже дышать и стеклянными от ужаса глазами наблюдая за набирающей обороты трагедией.

– Агафон, голубчик! – голосила тетка Аграфена, бухнувшись на колени и едва не придавив бездыханного мужа своими необъятными телесами. – Боги, да что же это деется-то!.. Лю-у-у-ди-и-и!..

– В жизни себе не про… – начал Зорган, но тут тетка Аграфена, неожиданно резво вскочив на ноги, с сотрясающими землю воплями бросилась на улицу, и вскоре ее завывания слышались аж с противоположного конца немаленького села.

Мы не сговариваясь ломанулись в узенькую дыру, едва не снеся весь забор (Бальдур, к слову, выбил-таки еще одну доску, да так и вцепился в нее, не желая расставаться), и в нерешительности замялись возле новоявленного трупа.

– Может, жив он еще? – сдавленно вопросила я, пихая Бальдура в бок. – Ты же маг, помоги!

– Я не целитель! – проклацал зубами предельно напуганный орк. – Я, собственно говоря, по совершенно противоположному профилю!..

– Некромант, что ли? – не преминул поддеть изрядно струхнувшего дружка Зорган. – Тогда тем более как раз для тебя работка!

– Тьфу, язык твой! – возмутилась я и вновь уставилась на Агафона. – Бледный-то какой!.. Не, тут уже никакой целитель не поможет!

– А пальцы-то как скрючил! – вторил мне впечатлительный эмпир. – Слушай, а он на нас не бросится?!

– Точно. Как пить дать, упырем заделается, – выдала я, вспомнив свои недавние приключения на мариенрахском кладбище. – Ежели при жизни людям характером своим противным житья не давал, то и после смерти не успокоится! Может, его колышком осиновым в сердце, для верности?

Бальдур выпучил на меня глаза и выразительно повертел пальцем у виска. Перед моим мысленным взором мелькнула занимательная картинка: куча народу, собранного заполошными воплями тетки Аграфены, вламывается в огород, а тут я с парнями – деловито заколачиваю в грудь активно сопротивляющегося и категорически с этим не согласного усопшего длиннющий осиновый кол, причем кол почему-то держит сам Бальдур, а Зорган увлеченно бухает по основанию деревяшки здоровенной кувалдой…

– Ты – маньячка! – передернувшись, убежденно заявил Бальдур.

– Сам дурак! – фыркнул эмпир и, склонившись над Агафоном, коснулся пальцами его шеи… Да так и замер, возведя глаза к небу. А меня мороз продрал по коже.

– Зор… Зор… – дрожащим голосом проблеял Бальдур, чувствуя, что его ноги накрепко приросли к земле. – Ты с его душой говорить пытаешься, что ли?

– Не мешай, идиот, – отмахнулся эмпир. – Я, может, пульс нащупать пытаюсь…

– Зорган!..

– Не хрипи, не страшно, – хмыкнул виконт.

– Да я вообще молчу, – пискнул тонким голосочком орк.

– А кто же тогда… – начал было Зорган, но тут его взгляд от небесных далей вернулся к телу Агафона, и виконт вмиг отпрыгнул от него, потеряв дар речи.

– Ах вы поганцы! – еле ворочая языком и устрашающе сверкая налитыми кровью глазами, провещало внезапно ожившее тело. – Ворюги!.. Где мой самогон? – И недавний покойник сделал неловкую попытку подняться на ноги.