Читаем без скачивания Жесткй вариант - Игорь Приходько
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Грязь со дна лимана обладала свойствами отнюдь не худшими, чем хваленый «Пантин-про-ви»: после двукратного нанесения ее на волосы на куске мыла, прихваченного предусмотрительным Сумароковым, можно было сэкономить.
Мы смотрели на море, сидя на теплых валунах, понимая, что машина завертелась вовсю и минута отдыха выпадет теперь не скоро.
— Сколько стоит кило коки? — задал риторический вопрос Володя, пошевелив губами.
— Пол-«лимона» «зелеными», плюс-минус. Ширнуться захотел?
— Всего, — поднял указательный палец он и глубокомысленно посмотрел на меня.
— Все очень относительно. Некоторые стриптиз-звезды в Америке получают по десять «лимонов» за то, что стаскивают с себя трусики, и им это не кажется много.
— А для заводчика?.. Что стоит члену правления банка, владельцу трех заводов, двух фирменных магазинов взять миллион под залог? И не подвергать при этом риску жену и ребенка. За сто баксов шофер вывез бы Кубацкого и закопал, да еще и заасфальтировал бы!
— А почему ты о коке спросил?
— Вспомнил, что ты об операции Интерпола рассказывал. Из Осло через Хельсинки в Питер полтора центнера шло, а здесь объявилось пять килограммов — «женатого», девяностопятипроцентного акрилика. И два мертвеца. Если бы это был нормальный порошок, с двенадцатипроцентным содержанием хлоргидрата, то пять кило потянуло бы на два с половиной «лимона», так?.. Но там было пять процентов. Вот я и считаю, сколько осталось.
— Кто дело с обстрелом «мерса» вел? ОЭП?
— С «уголовкой». Иевлев, Васин, курировал сам Овсянников.
— Вот пусть они и считают, причем тут кока? — Мой ошахтерившийся мозг отказывался перебирать извилинами.
— Завод в Питере, филиал — в Градинске. Наркота прибыла в Питер — объявилась в Градинске… На один «лимон» можно купить два кило готовой к употреблению коки… — зациклило следователя.
— Не сходится, — похлопал я его по плечу. — Не мучайся.
— Почему?
— Одолжить один миллион, два заработать, вернуть одолженный, один себе оставить — и вся, как говорится, недолга: нет долга. Зачем же устраивать шухер? — Я встал и, не дожидаясь его возражений, пошел к морю.
Разговоры, которые свойственны канцелярским работникам отделов по экономическим преступлениям и прокурорам, вызывают у меня аллергию. Слушая их, я начинаю ощущать процесс собственной деградации и депрофессионализации. Чтоб этому Коробейникову приснился страшный сон с четверга на пятницу за то, что он продал меня ментам! Продал ведь, старый хрен! Списал!
Это я сейчас точно понял: кинули Веню, волки позорные!..
Глава 8
1
Эксперты работали дотемна. Хорошо снаряженные диггеры в составе милицейского эксперта, горноспасателей и саперов спустились в шахту, в надежде отыскать все возможные пути к одному из ее стволов. Я им не завидовал, хотя их повел бывший главный маркшейдер.
На мое предположение о причине срыва старой вагонетки вислоусый командир горноспасателей недоверчиво покачал головой и, подергав ус, снисходительно пообещал: «Посмотрим». На-гора выдали скелет неизвестного. Судмедэксперт с фотографом первыми опустились в шурф и возились там так долго, что мы стали беспокоиться, не сожрали ли и их хвостатые мутанты. На главный вопрос следователя: «Когда произошло убийство?» — судмедэксперты обычно отвечают: вскрытие покажет». Так как в данном случае вскрывать было некого, лысый трупорез только руками развел и возложил надежду на антропологов. Правда, на голеностопном суставе скелета он высмотрел-таки старый перелом и предположил, что если он сопровождался разрывом связок, то вполне возможно, неизвестный хромал (естественно, до того, как его съели крысы).
Таких данных о Виталии Жигарине — именно о нем подумал я, увидев мертвеца, — у меня не было, но буква С, выгравированная на лезвии зековского ножа, все же не давала мне покоя. Нож наверняка находился в кармане покойного, не допускать же, что убийца защелкнул лезвие и бросил его в шурф вслед жертве. Определять возможные следы и параметры крови должны были в Краснодаре: ни хроматографа, ни растрового микроскопа в градинской лаборатории не оказалось. Масштабный фотоснимок ножа собирались отправлять в ГУИНА. Я заказал себе экземпляр, чтобы передать по факсу в «секретку» МВД и колонию в Петушках, где по «легенде» «отсиживал» Северов-Рапан: его вполне могли вооружить таким ножом с гравировкой для вящей убедительности. Там этот образчик народного творчества, конечно, изучат и установят фамилию умельца, а возможно, и владельца, только когда это будет?..
До истечения срока, отведенного мне Коробейниковым, оставалось пятнадцать дней. Мне то казалось, что все эти разрозненные случаи не являют собой целостной картины и я нахожусь в стороне от подлинных событий, то — наоборот, что я в самой гуще, еще чуть-чуть и система взаимодействия местных «авторитетов» друг с другом и с должностными лицами выстроится с отчетливостью менделеевской таблицы. Условия «игры в майора МВД» не давали желанной свободы, работа опера была непростительной тратой времени: я куда комфортнее чувствовал бы себя в банде на месте Жигарина. Если он, конечно, еще жив. А если нет, то я бы не хотел оказаться на его месте.
За сегодняшний день меня никто не смог бы упрекнуть: по насыщенности он соответствовал году жизни депутата.
Снилось мне, что я лежу на крыше котельной в обнимку с «СВД» и смотрю в оптический прицел, а он установлен наоборот, отчего мишень кажется не близкой, а далекой — такой далекой, что ее нельзя разглядеть.
2
14 августа 1996 г., среда.
Утром ко мне заявился Кифа. Интересовался, как идут дела. Я ему посоветовал перекраситься, потому что инспектору угро быть рыжим — все равно что закрывать секретную карту прозрачной занавеской. Еще его очень интересовало, выполнил ли я свою «диогенову миссию»: угро собирался провести широкомасштабную облаву на барыг. Кифа полагал, что Рапан может оказаться среди них, коль скоро он бежал, прихватив полтора кило кокаина, и просил показать фотокарточку еще раз. Оснований отказать ему и не поблагодарить за желание помочь я не видел.
В прокуратуре при мне Сумарокову принесли заключения судебно-медицинской и баллистической экспертиз: телохранителя Онуфриевых Кубацкого застрелили из пистолета им. товарища Макарова — того самого, из которого Франк собирался стрелять в меня. И хотя участие Франка в киднеппинге и без того не оставляло сомнений, я пожалел, что не взял чуть ниже и левее: Франк мог избавить нас от очень трудоемкой и неблагодарной работы. Хороший Франк — это живой Франк.
Ходить по домам бывшего поселка Южного, теперь почти слившегося с городской окраиной, и спрашивать: «Не видели ли вы кого-нибудь подозрительного?» было бы все равно, что ходить с микрофоном и телекамерой по Тверской и спрашивать: «На что бы вы потратили свой миллион долларов, если бы он у вас был?»
Лично я бы свой миллион потратил на два кило кокаина. И потравил им южанских крыс.
Умный Сумароков из всего списка шахтеров «Южной» выбрал ранее судимых. Вчетвером — с незаменимым Ордынским и участковым Козубом — мы отправились брать у них интервью. Список состоял из четырнадцати человек. Пятерых из них мы исключили — горнорабочих поверхности, которые в шахту не спускались и ходов-выходов не знали. Думаю, что преступники, подбирая проводника, действовали по такому же принципу. Из девяти оставшихся двое стариков умерло. Один человек переквалифицировался в матросы и двое суток находился в плавании. У троих было железное алиби, но и им были предъявлены фотографии Франка, Шороха, Демьяна, Зайчевского, Губарского, Нечаева, Бубенца, Забарова, Ардатовых — словом, всех живых и мертвых, кто так или иначе фигурировал в объединенных делах. Никто никого не опознал, никто никого не видел, несмотря на «угрозу» Сумарокова об ответственности за дачу заведомо ложных показаний. Всем были также предъявлены фото двух погибших в «мерседес-бенце» второго августа и по делу о киднеппинге не проходивших. С тем же успехом. Следствие — это тяжелый и кропотливый труд, требующий усидчивости. Поэтому я на следственную работу в свое время и не пошел. Но сладкий миг удачи оказался не чужд и мне: престарелый, однако сохранивший ясность ума родитель предпоследнего из отобранных для опроса долго разглядывал фотографии и вдруг ткнул почерневшим от пожизненно въевшейся антрацитовой пыли пальцем в… Кубацкого.
— От цього я бачив, — сказал по-украински.
— Где вы его видели? — взял след Володя.
— Тута бачив, у поселку. Приезжав на «москвиче».
— Когда это было?
Старик помолчал, наморщив лоб.
— Семого, — сказал он уверенно. — Семого, у середу.
Я знаю, о чем подумали Сумароков и участковый, переглянувшись: старик был отцом одного из тех, у кого на момент преступления алиби отсутствовало, и кто, между прочим, «чалился» по 78-й — за контрабанду, так что основания выгораживать непутевого отпрыска у него были.