Читаем без скачивания Крест и посох - Валерий Елманов

– За то, что вначале пелось, ты, Стожар, плетей заслужил да сидения долгого в порубе моем, дабы ума прибавилось, но потом ты вовремя поправился...

– Это не я поправился, это князь Константин, – возразил гусляр с достоинством. – И не в песне, а в жизни своей. И ума не у меня прибавилось. Мой как был при мне, так и остался.

– Ты говори, да не заговаривайся. Ну да ладно. Иные даруют тебе кубки из серебра, от меня ж получи из золота. Знай мою щедрость.

И с этими словами красивый кубок, начищенный до блеска расторопными слугами, полетел к ногам Стожара. Гусляр, наклонившись, ловко поймал его, вежливым поклоном поблагодарил хозяина и попросил о передышке.

– Ну что ж, – разрешил Глеб, – присядь, подкрепись малость, да на медок не налегай больно, тебе ведь сегодня еще много песен спеть придется. – И видя, что гусляр озирается, куда бы примоститься, потому что на лавках сидели и без того тесно, ткнул пальцем в сторону Константина: – Вон туда садись, – пояснив во всеуслышание: – Обычно былинщиков да гостей худородных на самый край сажают, да тут случай особый. Пусть с тем сидит, про кого песню свою сложил.

«Недоволен Глеб», – подумал Константин, старательно двигаясь, чтоб освободить немного места для гусляра, но не успел еще тот сесть, как в шатер ворвался всклокоченный, тяжело дышащий Епифан, а следом за ним четверка дружинников во главе с Гремиславом.

– Княже, Рязань горит! – выпалил стремянной, обращаясь, как они ранее и условились, исключительно к Константину.

Все повскакивали со своих мест, но Глеб оказался возле печального вестника первым. Схватив его за грудки, он заорал, брызгая слюной:

– Как горит?! Откуда ты знаешь?!

– Скакал мимо, вот и видел. А где точно, не ведаю – издали смотрел. Углядел только дым черный, столбом стоящий. Видать, вся занялась.

– Та-ак, – протянул Глеб, обвел взглядом всех гостей, задержавшись чуть-чуть, самую малость, на Константине и незаметно подмигнув ему.

– Та-ак, – повторил он вновь. Глаза его помутнели, налились кровью, и было заметно, как он еле сдерживает себя.

– Немедля гонцов к граду моему заслать, – кивнул он одному из слуг, и тот сразу же выскочил наружу.

– Медов на столах мало, – рявкнул он в сторону еще двоих, и те тоже опрометью выбежали из шатра.

– А вы садитесь, гости дорогие, – принялся Глеб вновь рассаживать князей и бояр, и когда те наконец уселись на свои места, продолжил тихим голосом, медленно разматывая при этом крученую веревку, обвивавшую главную опору шатра – большой столб, вырезанный из орешника: – Это она не просто так возгорелась. Это ковы злобные врагов моих, которые мира на Рязани не хотят, на меня покушаются да на друзей моих. Велика их подлость. Выждали, пока я уеду подальше, дружину свою уведу, да град подпалили, чтобы людишек безвинных крова лишить, все добро их в огне изничтожить. Да только просчитались они, – тут он начал постепенно повышать голос. – Не бывать этому, ибо ведаю я лики их смрадные и дела их гнусные. И месть моя страшна и ужасна будет, ибо я всем своим смердам, да умельцам разным, да купчишкам, да слугам, как гусляр в песне сказывал, как отец родной. И ныне заступлюсь я за них, погорельцев сирых да убогих, заставлю сполна уплатить за все содеянное.

Тут он с силой дернул за веревку, после чего наверху раздался громкий хлопок, и завизжал исступленно, выхватывая из ножен меч:

– Бей их.

В следующее мгновение началось нечто невообразимое. Умело рассаженные Глебовы и Константиновы бояре, выхватив мечи, принялись рубить своих недавних соседей по столу. Те, ничего не понимающие, толком даже не защищались. Видя, что все планы в одночасье рухнули, Константин, не вынимая меча, кинулся к Глебу.

– Опомнись, ведь они же братья твои, – заорал он, обхватив его руками и не давая нанести очередной удар по Ростиславу, брату пьяного Святослава.

– Уйди, пусти, – рычал Глеб, пытаясь вырваться из крепких объятий Константина. – Уйди, Иуда. Забыл про сговор.

– Опомнись, – кричал Константин. Сзади него топтался в растерянности Епифан, не понимающий, что происходит, а по бокам застыли в напряженном ожидании нападения на них самих или на князя Изибор с Лебедой и Гремислав с Козликом. Отчаянные крики слышались уже отовсюду.

– Предатель, – успел простонать, падая, князь Юрий.

– Проклят будь навеки, – выплюнул вместе со сгустком крови умирающий Кир-Михаил.

Бешенство удесятерило силы Глеба, и он наконец как-то вывернулся из рук Константина, тут же, отскочив назад, замахнулся мечом, но вовремя подставленный клинок Изибора отбил так и не ставший роковым удар братоубийцы. Тем временем в живых оставалось лишь двое – пронский князь Изяслав в одном крыле шатра и князь Переяславля-Рязанского Ингварь, дравшийся спиной к спине с одним из уцелевших своих бояр. Остальных, из числа не испустивших дух, попросту деловито добивали.

Третий очаг сопротивления оказался для Глеба неожиданностью. Вытащив свой меч из ножен, Константин, судя по всему, окончательно забыл про тайный сговор и упорно пробивался на выручку к Изяславу, изнемогавшему к тому времени от полученных ран. Подоспел он поздно. Клинок Кунея ловко, почти не касаясь, скользнул по оголенной шее пронского князя и тут же окрасился красным. Струйка крови из перерезанной конной артерии брызнула прямо в лицо Кунею, и его секундного замешательства вполне хватило Константину, чтобы рассечь подлого боярина чуть ли не до пояса.

– Славно, брате, – натужно улыбнувшись, одобрил красивый удар Изяслав и рухнул навзничь.

– Назад, к Ингварю! – крикнул отчаянно Константин, и они принялись в шесть клинков прорубаться к еще стоящему на ногах, но уже в гордом одиночестве, переяславскому князю.

– Держись, подмога идет, – крикнул, чтобы приободрить его, Константин, но и здесь он не успевал.

Князь Ингварь, как матерый тур, еще недолгое время отмахивался от стаи волков, но тур был стар, а волков оказалось слишком много... Едва он рухнул, как все обрушились на шестерку во главе с Константином.

– Эх, места маловато, – успел задорно выкрикнуть невысокий поджарый Козлик. При этом он, в полной мере оправдывая свое прозвище, не переставая гарцевал на месте, перемещаясь с ноги на ногу, не столько отбивая удары атакующих, сколько ловко уворачиваясь от них.

Прижавшись к полотняной стенке шатра, они отчаянно отбивались от множества врагов. Нападавших было столько, что зачастую они мешали друг другу, что было на руку защищавшимся, но уже рухнул зазевавшийся на миг Лебеда. Константин вспомнил библейские строки и попытался их процитировать срывающимся от волнения голосом. Всю душу вложил он в эти слова, произнося их и глядя прямо в лицо Глебу:

– И спросил Господь: «Где брат твой, Каин?» И ответил тот: «Разве я сторож брату своему». Это про тебя сказано, Глеб, слышишь?! Только твой грех в десять раз страшнее, ибо на совести твоей смерть уже девяти Авелей, а сейчас ты крови десятого алчешь.

– Это ты Авель?! – бешено заорал Глеб. – Да ты самый что ни на есть Каин, – и повернувшись к своим боярам, скомандовал: – Всех убить, а братца моего живьем взять!

Натиск усилился, но тут наконец-то Константин вспомнил про гранаты. Уж очень больно его хлестал при каждом выпаде или ударе тяжелый кошель у пояса. Он обернулся назад и, крикнув Епифану, чтобы заслонил, одним взмахом меча пропорол сверху вниз легкую полотняную обшивку шатра. Вывернув меч, он подрезал ее еще и снизу, параллельно земле, а затем вновь располосовал уж по направлению вверх.

С криком: «Я за подмогой», – он выскочил наружу, полной грудью вдохнул такой свежий после шатра воздух и... понял, что бежать некуда. В двух или трех местах еще кто-то вяло отбивался, еще звенели вдалеке мечи у Изяславовых ладей, но в целом победа заговорщиков была полная и безоговорочная.

Однако его самого почему-то никто не трогал. Лишь спустя несколько секунд до него дошла причина этого. Ведь он же должен был стать в числе победителей, следовательно...

Нужное и единственно правильное решение пришло в голову сразу же.

– Стой, – притормозил он бежавшего куда-то дружинника. Лицо было знакомо, но вот имени Костя, хоть убей, припомнить не смог. Впрочем, этого и не потребовалось, поскольку тот сам признал остановившего его, охнув удивленно:

– Княже Константине? А говорят, что убили тебя вороги лихие.

– Как видишь, жив, – устало усмехнулся Константин и тут же приказал: – Воев наших собери и в шатер. Там Гремислав с Изибором насмерть бьются. Помочь надо. Прямо ко входу бегите, врывайтесь и рубите всех подряд.

– Ясно, – кивнул головой ратник и метнулся назад.

Тут на Константина налетел Епифан, вынырнувший в ту же прорезь.

– Живой! – пробасил он радостно, но князь ловко уклонился от медвежьих объятий своего стремянного и гневно крикнул:

– Ты почему остальных бросил?

– Так сами они и послали, – растерялся Епифан. – Говорят, беги к князю за подмогой, а мы уж тут продержимся.