Читаем без скачивания Крест против Коловрата – тысячелетняя война - Михаил Сарбучев

По меньшей мере удивительно, что вопрос о канонизации царя Иоанна Грозного до сих пор (!!!) является предметом жесткой дискуссии в православном сообществе. История попыток канонизации Иоанна Васильевича полна загадок. Вообще-то по учению Православной церкви православный царь свят сам по себе, в силу совершенного над ним венчания на царство, священного миропомазания и особого служения в Христовой церкви. Отсюда идет традиция изображения православных князей на иконах как святых. О почитании Ивана IV в лике святых также свидетельствуют некоторые его древние иконографические изображения. Факт его почитания отмечает знаменитый церковный историк Е.Е. Голубинский, имя Ивана IV помещено в «Полном месяцеслове Востока» архиепископа Сергия (Спасского). Получается, царя Московского можно считать вполне официально (канонично) местночтимым святым? Так оно, судя по всему, и было, поскольку, согласно документам, незадолго до событий 1917 года в Синоде шла подготовка и к общецерковному прославлению царя Ивана Грозного. Но тут что-то сломалось… Скажете – время было такое – не до канонизации? Может быть…

НО!

Сегодня в, казалось бы, относительно благополучной стране, строимой в духе державности, по данному вопросу разгорелись нешуточные баталии. Аргументация как будто «обнулилась». Сейчас официальная Церковь и слышать ничего не хочет даже о «местном» прославлении царя. Идея встречает резкий отпор со стороны большинства церковного руководства и клириков, а также значительной части мирян. Тема нашла отклик в ряде публикаций церковных историков и богословов. Дело дошло до того, что издательским советом Русской православной церкви в 2003 году была выпущена книга «Царь Иван Васильевич: Грозный или святой? Аргументы Церкви против канонизации Ивана Грозного и Григория Распутина» (…и Григория Распутина… забавная связочка, не правда ли? Так и хочется вспомнить диалог из популярной советской кинокомедии: «Какое «житие твое», пес смердящий!» Я уже не говорю о том, что противопоставление «грозный/святой» звучит просто неграмотно с точки зрения даже не богослова, а просто культурного воцерковленного человека (см. выше). Это ж, получается, ставится под сомнение святость господнего архангела!)

Наконец, на эту тему недвусмысленно высказался в обычной своей вкрадчиво-доверительной манере св. патриарх Кирилл, еще в бытность свою митрополитом Смоленским и Калининградским. А между тем заслуги, причем безо всяких кавычек, этого царя перед христианским миром перевешивают заслуги Фридриха I Барбароссы, Андрея Венгерского, герцога Леопольда VI Австрийского, Оттона Меранского и Людовика IX (Святого), вместе взятых, и вполне заслуживают эпитета «Равноапостольный». Хотя бы потому, что никто ранее не обращал в христианство такого количества неверных людей на столь огромных территориях. По его личному указанию построено 40 церквей и 60 монастырей. По сравнению с кипучей деятельностью Иоанна Васильевича, приведшей к полному уничтожению минимум двух исламских государств (Казанского и Астраханского ханств) с последующей колонизацией Сибири экспедиционным корпусом Ермака, все многочисленные «крестовые походы» европейцев, большая часть которых закончилась «вничью», представляют собой чрезвычайно жалкое зрелище. Ничтожным инфантильным подростком в сравнении с Грозным представляется и славянский полумифический герой Влад Цепеш (Дракула), хотя бы потому, что, несмотря на всю свою самоотверженность и решительные действия зверства, оказался проигравшим в неравной битве с османами. Именно Ивану IV, царю Московскому, мы обязаны тем, что Петропавловск и Находка встречают путешественника православными крестами. Гигантское пространство Сибири и Дальнего Востока, начало христианской колонизации (слава Конкисты блекнет!) которому положил именно он, до сих пор остается недоступным для влияния каких-либо других конфессий. За то, что такой же крест не встречает путешественников в Гибралтаре, следует благодарить исключительно мощь европейской конфедерации, сумевшей свести экспансию с Востока к бессмысленному поединку равных.

А как же «царь-садист»? «Параноик на троне»? А вот как…

Различные исторические источники сообщают о том, как, например, в 1554 году «открылась ересь» московского дворянина М.С. Башкина, который, самостоятельно трактуя Новый Завет, обнаружил там следующие тезисы: любовь к ближнему, равенство людей, недопустимость рабства. Башкин отпустил своих холопов и призвал то же самое сделать других. В сфере отправления культа «русский Лютер» отвергал церковные обряды, поклонение иконам, церковное покаяние («как перестанет грех творить, так хоть у священника не покается, так не будет ему греха»), считал жития святых – «баснословием» и т. п. То есть сомнения в истинности текстов были еще тогда! Эти действия вызвали широкий резонанс. На церковном Соборе дворянин был приговорен «к вечному заточению». Сочувствовавший ему троицкий игумен Артемий и некоторые другие были сосланы (любопытно, что церковные иерархи настаивали на казни, но за еретиков заступился… «грозный царь»). Артемий бежал из ссылки и эмигрировал в Литовское государство. В это же время власти задержали некоего монаха Феодосия Косого с несколькими последователями. Косой отвергал бессмертие души, иконопочитание, институт рабства. Они также были сосланы и бежали в Литву. Один русский еретик, прозванный в Литве «вторым Лютером», свидетельствовал, что в Москве его должны были сжечь, но царь отменил смертный приговор и заменил его… ссылкой. Тогдашняя Литва – это современная Беларусь.

Одной из самых черных страниц, связанных с террором в отношении иноверцев, было взятие Полоцка. Все жители-лютеране были высланы в глубь России. Иудеи – поголовно утоплены. Католические монахи – обезглавлены. Однако, когда православное духовенство потребовало запретить лютеранам-переселенцам протестантское богослужение, царь отказал. Не очень последовательно как-то… Может, мы имеем дело с попытками «свалить» на и без того «грозного царя» чьи-то еще преступления? Обычный ход в идеологической войне. Более того, есть сведения о том, как царь наказал московского митрополита, силой заставившего одного немца принять православие. По немецким источникам, митрополит принужден был заплатить за насилие над лютеранином 60 000 рублей. Не эти ли или подобные события стали причиной раздоров царя и впоследствии канонизированных духовных лиц?

Странное дело, но большинство «свидетельств» о «перегибах» Грозного мы почерпываем из иностранных, более того, английских источников. И не просто английских источников, а источников, написанных англичанами, оказавшимися, как бы мы сейчас выразились, «персонами non grata» в Московии тех лет, т. е. провалившимися резидентами и агентами влияния. Большинство кровавых ужасов, описанных англичанами, просто не пересекаются ни с какими другими источниками. Также и миф о неутомимом «блудодействе» царя на поверку оказывается довольно гнусной выдумкой, никак не сочетающейся с личностью и убеждениями Иоанна Васильевича. Вероятно, тут имеет место тонкий английский юмор – обвинять человека именно в том, противником чего он является. А Грозный был как раз противником «блудодейства». (И авторство «Жития Петра и Февронии» вовсе не кажется в этом свете невероятным.) Мы имеем сохранившиеся источники, в частности, «венчальные чины» по всем его женам, которых было 7. Многовато, пожалуй, но на то имелись и вполне уважительные государственно-династические основания. Сам же царь относился к официальному оформлению своих связей очень щепетильно. «Дабы не творить блуд!» В знаменитой лермонтовской «Песне про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова» грозный царь олицетворяет высшую справедливость. Агитка? Может быть. Хотя с чего бы? Лермонтовскому перу в отличие от пушкинского не вменялось обязанностей, связанных с госслужбой, так что здесь имеет место отношение частного лица к мифу о грозном и справедливом царе. А это уже первый шаг к фольклорному прославлению. Пожалуй, и вправду это был уникальный российский правитель, искренне веривший в то, что он делает, и не сомневавшийся относительно способов реализации этих дел. Невероятно странно, что оценки деятельности одного из выдающихся государственных мужей России у Русской православной церкви после 1917 года и у подданных британской короны совпадают.

Nach Osten!!

Ключевым вопросом внешней политики Москвы к моменту воцарения Иоанна IV был вопрос о контроле над Волжским водным путем. На протяжении последних ста лет его удерживали мусульмане. Причем не какие-то пришлые завоеватели, а собственные, «родные», близкие этнотипически московитам волжские булгары. Мусульманами их сделали персидские купцы. Именно купцы, за которыми стояла материальная и духовная культура одного из крупнейших на тот момент государств, а никакие не кочевые «воины ислама», усвоившие из всего арсенала «восточного» стиля управления только «рубить головы». С этими волжскими булгарами тоже все, ой как непросто обстоит. Что они представляют собой сегодня – тайна сия велика есть, поскольку нет ни одного генетического исследования на эту тему, а уж что это было ДО взятия Казани и Астрахани, и вовсе terra incognita. Купеческое Поволжье во многом сохранило традиции Руси времен Рюрика – веротерпимость и многоукладность, однако в результате усиления православного влияния в Москве + общемировой контекст (успехи турок-осман) все более и более конфликт приобретал характер межконфессионального. Для того чтобы, наконец, положить конец «столетней войне» за Волгу (Москва – Казань), очень пригодилось наследие Византии. Нам трудно сегодня представить себе адекватную картину тогдашнего противостояния – очень много позднейших коннотаций, причем именно спекулятивных коннотаций. Одна из них – образ ислама как некоего «вечного врага» (позднейшее восприятие, закрепленное бесконечными русско-турецкими войнами). Но для Иоанна Васильевича исповедование ислама как таковое, оказывается, вовсе не было поводом для уничтожения. В московском войске, выступившем против Казани, на совершенно законных основаниях были подразделения мишарских татар, и никому в голову не приходило их перекрещивать. Сильно ли они выделялись из общего строя московских стрельцов? Ну, портрет по крайней мере одного «мишарского татарина» есть почти что в каждой второй русской избе – это не кто иной, как Сергей Есенин. От родины поэта (села Константиново Ряз. обл.) до города Касимов (Ряз. обл.), где сохранилась древнейшая на территории России мечеть, – 50 км. Это хорошо объясняет, почему «татаре» так любили воевать именно Рязань. Историки приписывают Грозному загадочную фразу: «Не верь тому, у кого голубые глаза и светлые волосы». Что она означала в этноисторическом контексте XV века? Так что и этнического (опять же позднего, того, которое мы в ХХ веке привыкли вкладывать) значения в названии «татарин» не было. По сути, результатом Казанского и Астраханского походов стало не то, что «русские победили татар», не то, что «православные победили мусульман», а то, что московский клан, возглавляемый потомками Рюриковичей, ориентированный на Южную Европу (Рим), потеснил местные элиты, которые были ориентированы больше на Персию и Восток. Поражение этим элитам было нанесено и вправду сокрушительное. Персия лишилась контроля над одним из ключевых транспортных путей, персидскому влиянию в России (и Европе) был положен конец, и возможность экспансии на север для исламского мира на многие столетия была пресечена. Закат одной из величайших империй своего времени был предопределен.