Читаем без скачивания Музей обстоятельств (сборник) - Сергей Носов

Зрители воспринимают игру очень радушно. До овации, стоя. Игра актеров! Но дырка… Именно в эпизоде с дыркой достигается удивительное состояние какой-то запредельной и жутковатой задушевности, объединяющей все – и сцену, и зал. Ведь и дырка под раковиной – символ тот еще, да? И не просто «элемент быта» дырка под раковиной, не просто «памятник борьбы с обстоятельствами». Дырка – это всегда дырка в чужое, может быть, в никуда (только оставим в покое психоанализ). Дырка – это всегда возможность потери, убыль своего, утрата, убыток. Дырка под раковиной – это дырка в нашем сознании, потому что если сознание мирится с фактом существования дырки, дырки нет, это дырка в сознании. Но дырка есть. Дырка в прошлое – мало ли что может туда закатиться (лучше не лезть). Дырка в будущее, потому что еще неизвестно, какие она скрывает угрозы. Да и слово смешное какое-то – «дырка». Дырка. Ну, дырка. Вот так всегда: смешно, смешно, а потом – бац!

Выпивали в том эпизоде не так чтобы сильно, но по-черному – без закуски. И вот однажды во время спектакля произошло следующее. Когда гиперреализм происходящего на сцене вот-вот должен был, благодаря происшествию с дыркой, обернуться едва ль не абсурдом и когда прозвучали слова Григория Васильевича: «Я-то в общем-то уважаю, в принципе. Горькая, она и есть горькая… А вот Лариса моя не очень любила. Ей вкус подавай», – на сцену Театра комедии неспешно поднялась пожилая женщина из зала. Оба актера, не зная, чего ожидать, застыли в изумлении с поднятыми стаканами, а женщина подошла к ним и молча положила на стол четвертинку хлеба. Михаил Семенович Светин, игравший Григория Васильевича, хоть и побледнел, но нашел в себе силы сказать «спасибо». Женщина повернулась и, не говоря ни слова, при полном безмолвии зала вернулась на место. Светин вытер пот со лба и продолжил прерванный монолог – дальше игра пошла своим чередом.

Господа будущие посетители Музея петербургского быта и борьбы с обстоятельствами, я воздерживаюсь от комментариев этого события. Если кто думает, что автор безразличен к эксцессам столь парадоксального восприятия пьесы, скажу лишь: это не так. И еще. Ведь такое могло произойти только у нас, в России. Точнее, только у нас, в Петербурге. В Санкт-Петербурге, когда-то именовавшемся Ленинградом.

Не гамбургер. Хлеб.

Но все, замолкаю.

Что касается реальной дыры на кухне, моя жена, побывав еще на премьере, восприняла реплику Антона Антоновича: «Давно заделали бы… Ведерко цемента всего!» – как своего рода укор, и в свою очередь, как в укор уже мне, сама зацементировала прототип сюжетообразующего объекта. Искренне жаль. Если наш Музей действительно обретет официальный статус, полагаю, дырку придется реставрировать.

Впрочем, она у нас не единственная. Есть, например, еще на потолке в туалете, которая в свое время восхитила эксперта, извлекавшего из нее труху на предмет изучения изношенности перекрытий. «Как я люблю такие квартиры!» – сказала тогда женщина на стремянке. А то я не люблю. Еще как. Знала бы эксперт, что лет тридцать назад, когда впервые здесь рухнула штукатурка и стали вынимать гнилые доски, из образовавшейся бреши с потолка посыпались косточки. Чьи? Хотелось бы думать, кошачьи. Шестьдесят лет прошло после блокады – что было, то было.

Не скрою, на выставке Ильи Кабакова я был предвзятым зрителем. С особой придирчивостью я рассматривал дары художника Государственному Эрмитажу, две инсталляции – «Туалет в углу» и «В шкафу». Пристрастность моя легко объяснима: оба объекта имеют прямое отношение к тематике Музея петербургского быта и борьбы с обстоятельствами, который, как мне мечтается, когда-нибудь будет организован в одной из квартир старого фонда Санкт-Петербурга, – со своей стороны, будучи ответственным квартиросъемщиком, я уже предложил для этих целей наше жилище.

Итак, на выставку Ильи Кабакова меня привела не столько любовь к «романтическому концептуализму», сколько, сказать попросту, ревность. Из восторженных отзывов о «Туалете в углу» я усвоил одно: основной элемент инсталляции – натуральная двустворчатая дверь, на нее-то больше всего и хотелось взглянуть, потому что о дверях, в частности дверях нашей квартиры как экспонатах будущего Музея быта, я много размышлял в эти дни. Не буду лукавить, идея «Туалета в углу» мне показалась оригинальной и совершенно успокоила меня по части оригинальности моих собственных мыслей. Надеюсь, «Туалет в углу» не разделит угрюмую участь 95 % шедевров Эрмитажа, вынужденных покоиться в запасниках. Но вот что важно. С этим художественным объектом связано одно занятное недоразумение. Большинство посетителей выставки (включая моих знакомых, среди которых есть художники) находят «Туалет», если и не настоящим туалетом, то, по крайней мере, копией реально существующего туалета. Между тем это, конечно, неверно. Давайте приглядимся к объекту поближе. В основании «Туалета» лежит равнобедренный прямоугольный треугольник, стало быть, углы при гипотенузе равны 45°. Очевидно, что высота такого треугольника равна половине гипотенузы. Я измерил гипотенузу, то есть ширину дверей – от стенки до стенки: 129 см. Значит, высота треугольника – 64,5 см. Длина боковых стен: 64,5/Cos 45° = 90,8 (см). Общая площадь туалета, как показывают нехитрые расчеты, весьма мала – 0,416 м², но полезная часть этой площади будет еще меньше, так как никакая сантехника целиком не впишется в угол. «Туалет в углу» проблематично эксплуатировать, если высота прямоугольного треугольника, лежащего в основании туалета, менее хотя бы одного метра. А ведь мы должны помнить еще о существовании фановых труб. Значит, ширина дверей должна быть более двух метров. Если бы Кабаков отгородил угол в музейном зале такими дверями, у посетителей создалось бы неверное мнение о неимоверной просторности советских мест общего пользования. Ибо это уже не двери, а ворота!

Неудивительно, что двери «Туалета в углу» надежно закрыты, и даже в щель нельзя подсмотреть, что ж там внутри. Внутри нет ничего из того, что есть в других туалетах.

Вывод прост. В реальном быту треугольных туалетов с углом при вершине в 90° никогда не было и быть не могло. Треугольный «туалет в углу», если угол прямой, – это абсурд, ему просто не найдется места в квартире. Однако он вполне уместен в пространстве музея современного искусства. Инсталляция «Туалет в углу» – это, своего рода, модель (уменьшенная примерно в два раза) некоего идеального геометрически выверенного туалета, рожденного причудливой фантазией художника. Не более того. Но и не менее. Просто наивно верить признанию автора инсталляции в том, что он (или его «герой») в детстве находил убежище от коммунальных невзгод именно в таком туалете. Мистификация, художественный вымысел, литература. И уж совсем не правы те, кто воспринимают этот художественный объект как элемент быта, как материальный памятник коммунальной культуры определенной эпохи.

С другой стороны, распространенность именно такого взгляда на данную инсталляцию Кабакова доказывает только одно: посетители ждут чего-то «настоящего», «неподдельного», и они готовы обманываться в своих ожиданиях. Тем очевиднее необходимость музеев типа Музея быта.

Что ж, в нашем Музее двери будут далеко не последними экспонатами. В том числе двери двустворчатые. Но двери, ведущие не в умозрительные идеальные пространства, а в реально существующие помещения, обжитые людьми.

Что я могу рассказать о наших дверях? Двери старые (кроме входных), им более семидесяти лет; их не сожгли в блокаду (в блокаду жгли стулья, а двери худо-бедно держали тепло). Широкие, высокие, довольно прочные двери, каких уже не делают сейчас. Лично у меня с детства нежное отношение к нашим дверям. Когда я был маленький, я на них качался – во всяком случае, на тех, что ведут из прихожей в комнату и на кухню. Достаточно было, поджав ноги, повиснуть на латунных ручках и совершать колебательные движения туда-сюда, то вправо, то влево – ввиду изрядной ширины дверей амплитуда отклонения от некой условной линии была вполне удовлетворительной для бесплатного развлечения. Качаться на дверях мне запрещалось. Говорили, петли не выдержат. Родители хотели, чтобы я осознавал причину запрета, а потому объясняли мне физику явления. Рычаг. Плечо. Направление действия силы. Так, на примере качания на дверях, я узнал об архимедовой «точке опоры» и возможности (или невозможности) «перевернуть мир». Мои сын и дочь тоже имеют опыт качания на дверях. Достоверно знаю, что мой отец тоже качался на тех же дверях, и мой дядя – мой старший дядя – тоже качался за десять лет до того, как – в сегодняшнем возрасте моей дочери – погиб на Волховском фронте.

И дверные петли выдержали наши качания.

На косяке двери в кладовку карандашными пометами зафиксированы этапы физического подрастания моих двух детей, а также меня самого, при константном уровне роста моих родителей. (Ранняя из различимых дат: 1969.) Не знаю, отслеживалась ли в тридцатые годы динамика роста моего отца, – в любом случае, слой краски скрывает намеки на давнее прошлое.