Читаем без скачивания Записки натуралиста - Владимир Водяницкий

Теперь у нас есть документ, с которым можно приступить к практическим действиям. Но кто будет строить Биологическую станцию, когда весь город — это сплошные развалины? Вопрос удалось решить лишь благодаря помощи командования военно-морским флотом, взявшего на себя первоочередные работы по восстановлению северного крыла и части центра здания. В них можно было разместить возвращающихся из Душанбе сотрудников и оборудовать небольшие лаборатории.

Но что стало с библиотекой и с оборудованием Севастопольской биологической станции? В свое время по инициативе адмирала Ф. С. Октябрьского наш завхоз Н. М. Сабанов вывез на военном корабле несколько десятков ящиков с оборудованием и сдал их на хранение в Тбилиси. Книги же, уложенные в 124 ящика, по словам М. А. Галаджиева, еще стояли в нижнем зале библиотеки, когда упала первая бомба и рухнуло южное крыло. Они должны быть там! Если бы это было так! Ведь в ящиках — одна из лучших морских биологических библиотек. В них самое ценное, что требуется для возобновления работы, и потеря их непоправима. Хотелось надеяться, что ящики с книгами еще лежат под развалинами.

Возвращаюсь в Москву и предъявляю копию акта о состоянии здания станции для оформления дела о его восстановлении. Потом отправляюсь в Новороссийск.

Не менее грустная картина представляется мне в Новороссийске. Основное здание Биологической станции в общем сохранилось, но сильно повреждено. Все имущество исчезло. Второй дом, где помещалась библиотека, полностью разрушен.

Убедившись, что здание станции пригодно для восстановления, отправляюсь в горсовет. Там узнаю, что в город вернулся бывший (до Малятского) временный ее директор Пискарев, человек пенсионного возраста. Разыскиваю его и договариваюсь о присмотре за зданием. Пискарев охотно соглашается, причем даже берется подготовить документацию для ремонта. В голову приходит мысль о привлечении к работе на станции Е. И. Драпкина — человека энергичного, способного, на мой взгляд, взяться за это дело. Правда, он еще в Ташкенте, но должен был скоро вернуться в Ростов. Из старых сотрудников станции не осталось никого. Все нужно было начинать заново.

Однажды, когда мы с Пискаревым находились в полуразрушенном здании станции, туда неожиданно явился почтальон. Он вручил нам огромную пачку писем и бандеролей. Среди них было несколько зарубежных корреспонденций. Очевидно, все эти письма пролежали где-то всю войну, а теперь точно доставлены по адресу. На некоторые пришлось сразу же отвечать. Так началась новая жизнь Новороссийской биологической станции.

Возвращаюсь в Ростов. Вскоре сюда прибыл университетский эшелон из Оша. Приехала и Нина Васильевна с внуком.

Война везде оставила следы. Вот и сейчас оказалось, что основное здание университета, где помещался биологический факультет, очень сильно разрушено. Временно разместились в бывшем студенческом общежитии. Вскоре начались занятия. Мне пришлось, замещая отсутствовавших профессоров, читать несколько курсов. Студентов было немного, но все они работали особенно старательно, видимо, сознавая ответственность перед наступающим завтрашним днем — днем свободы.

От нашей личной большой библиотеки, оставшейся в квартире в университетском доме, сохранилась едва ли четвертая часть. Все иностранные книги забрали немцы, остальные оказались выброшенными из шкафов (они кому-то понадобились) на площадку лестницы и растаскивались всеми желающими. Кое-что подобрали лаборантки с кафедры ботаники, когда немцы разрешили им войти в здание, в котором сначала жили солдаты. После войны я уже не занимался собиранием личной библиотеки.

1945—1949 гг.

Учебный год заканчивался, и мы готовились к переезду в Севастополь. Туда из Душанбе уже вернулась группа сотрудников. В частично отремонтированном здании станции жили ученый секретарь М. А. Долгопольская, ее муж профессор В. Л. Паули, хозяйственник Н. М. Сабанов и бухгалтер С. Н. Сабанова. На станцию перебрались с городской разрушенной квартиры М. А. и О. А. Галаджиевы. Здесь же поселились микробиолог Ф. И. Копп с женой. Они возвратились из Борового, где часто встречались с С. А. Зерновым, сообщившим им о предстоящем восстановлении станции. Из Симферополя прибыла библиотекарь А. Н. Шаврова. Н. М. Сабанов сумел договориться с местными органами власти и со строителями, так что работа по восстановлению здания шла успешно.

Мы решили прежде всего поехать в Москву. Нас пригласили участвовать в праздновании 220-летия Академии наук. Дата не очень круглая, но это был удобный повод для демонстрации успехов советской науки. В те дни в Москву съехалось очень много видных ученых, советских и зарубежных. Цель юбилея, несомненно, была достигнута — все торжества и заседания показали большие достижения советской науки, не только выдержавшей бедствия четырехлетней тяжелейшей войны, но вышедшей из нее окрепшей и закаленной, полной новых сил и дерзаний. Участники юбилея получили билеты на Красную площадь. Здесь 9 мая состоялся парад Победы, показавший волнующую картину мощи нашей армии, одолевшей злейшего врага человечества. Многие работники Академии наук были награждены орденами и медалями. Я получил орден Трудового Красного Знамени.

Наконец, мы едем в Севастополь. Что ждет нас там? Ведь все нужно начинать сначала. И главная трудность заключается не только в замене пропавших в войну материальных ценностей. Еще до войны та станция, которую мы старались превратить в разностороннее морское научное учреждение, по существу прекратила свою деятельность. Столкнулись два направления ее работы — зоологическое и биоокеанологическое. Последнее, которого придерживались мы с Ниной Васильевной, было признано ненужным. Все, что мы строили, планировали, потерпело крах. Теперь приходится начинать все снова, но в большем масштабе и на пустом месте. Но нам уже пошел шестой десяток. Не спокойней ли остаться профессорами университета? Или, быть может, именно на пустом месте легче начинать новое, чем переделывать старое? Попробуем!

В здании станции оживленно работает большая бригада военнопленных. Уже приведены в терпимое состояние два нижних этажа северного крыла. Там и живут прибывшие сотрудники. Приготовлена комната и для нас. В момент нашего приезда разбирали обвалившиеся центральную часть здания и его южное крыло. Обнаружатся ли ящики с библиотекой. Это ведь самое ценное, что имела станция. К сожалению, их не нашли.

Нужно начинать научную работу. Нина Васильевна привезла с собой обработанные материалы по фитопланктону Севастопольского района за 1938—1939 гг. Она решает заняться их теоретическим обобщением (это дало начало капитальному исследованию, опубликованному позднее в двух томах «Трудов» станции). Я за время пребывания в Ростове начал продумывать некоторые вопросы биологической продуктивности и написал статью, которую приняли в «Зоологическом журнале».

Вновь берусь за черноморские проблемы, затронутые в моей работе 1935 г., опубликованной в 1941 г. За десять лет в этом направлении я не сделал ничего нового! Прежде всего, вопрос о вертикальном перемешивании вод Черного моря, самая постановка которого уже могла показаться ересью. Но надо продолжать начатое дело.

Кстати появляется и непосредственный повод для этого. В американском географическом журнале опубликована совместная статья двух гидрологов — американца Ф. Эллиота и турка О. Илгаза, в которой заново пересматривается вопрос о водообмене через Босфор, и в связи с этим подвергаются сомнению результаты босфорских исследований Макарова (1898) и Мерца-Меллер (1912). По мнению Илгаза и Эллиота, мраморноморские воды почти не попадают по дну Босфора в Черное море, так как путь им преграждает порог, расположенный в Черном море против устья пролива. Отсюда они сделали очень ответственные выводы и в отношении общей гидрологической структуры Черного моря, трактуя ее как устойчивую систему двух несмешивающихся водных масс,— глубинной и поверхностной.

Вопрос этот имеет первостепенное значение для проблемы продуктивности Черного моря, и я должен был разобраться в нем досконально. Поначалу казалось, что сделать это очень нелегко: в науке о Черном море господствовала концепция «несмешивания». Однако постепенно удалось решить этот вопрос путем совершенно элементарного расчета.

В результате я получил логически неопровержимое доказательство общего перемешивания вод Черного моря в течение примерно ста лет. Оно уже кардинально отличалось от прежнего представления о многотысячелетнем возрасте глубинных вод Черного моря.

Рабочая схема вертикального водообмена в Черном море (по В. А. Водяницкому)

Совершенно другой вопрос — как же совершается это перемешивание, какие силы приводят в движение глубинные, более соленые и более тяжелые воды, заставляя их подниматься к поверхности. В этом отношении пришлось ограничиться теоретическими соображениями. Я решил составить рабочую гипотезу структуры и динамики водных масс Черного моря в самом общем виде, надеясь, что она послужит предметом обсуждения и поможет поискам лучшего решения, а пока что явится некоторым подкреплением моих высказываний о нормальном, а не резко заниженном уровне продуктивности Черного моря. Я был убежден, что правильно продолжаю линию Н. М. Книповича и вместе с тем был готов к тому, что меня снова обвинят в дилетантизме. Отчасти так и случилось, некоторые из ученых-черноморцев искренне возмущались моими домыслами и предрекали их крах. Но были и сочувствующие и прежде всего мой старый друг академик В. В. Шулейкин, который полностью одобрил цепь моих умозаключений начиная от ихтиопланктона и до общей структуры моря. Директор Океанографического института Н. Н. Зубов пригласил меня сделать в институте доклад и немедленно его опубликовал. Выступал я и в Московском обществе испытателей природы при сочувственной поддержке Л. А. Зенкевича.