Читаем без скачивания Моя исповедь. Невероятная история рок-легенды из Judas Priest - Роб Хэлфорд

ошибок – вокруг ведь было много примеров.

«Dying to Meet You» была еще одной яростной песней. Она о бесполезности войны и легализованных убийствах, совершенных во имя войны, – песня написана от лица пацифиста и хиппи:

Убийца, убийца, никому не рассказываешь о своих мыслях,Каждый день убивая и уничтожая…

Хеви-метал был совершенно новым жанром, поэтому мы чувствовали, что создаем эту музыку с нуля. Мы знали, что находимся в одном клубе с Purple, Zeppelin и Sabbath, но хотелось отличаться от других. Мы усердно старались выработать звучание, которое слышали в голове.

Роджер Бейн был спокойным парнем, может быть, слишком спокойным и безучастным, потому что в последнюю ночь, когда запись уже подходила к концу, он крепко заснул. Лежал и храпел на диване. За окном был рассвет и птички пели, когда он проснулся, сел и спросил нас: «Вы закончили?»

– Да, наверное, – ответили мы ему.

– Хорошо. Сейчас буду резать, – сказал он и лениво побрел на второй этаж.

Мы переглянулись и стояли как громом пораженные. Мы считали, что мастеринг альбома – процесс долгий и кропотливый, а не то, что ты проснулся и сварганил за час. Но у Роджера был богатый послужной список. Видимо, он знает, что делает. Мы сели в фургон и поехали обратно в Уолсолл.

Альбом во многом разочаровал. Нам не нравилось название, Rocka Rolla, но так назывался первый сингл с пластинки, а в то время все именно так и работало. И нам, безусловно, не понравилась обложка, некая пародия на логотип «Кока-колы» на крышке от бутылки. Выглядело дерьмово и хеви-металом даже не пахло.

Но больше всего разочаровало звучание альбома. Слабое и невыразительное. Мы задумывали совершенно иначе. Я ведь в студии орал как ненормальный, а Кен с Гленном выпаливали риффы, словно пули из двух пулеметов. Но Роджер упустил эту мощь, и звучало все… сдержанно и прохладно.

Нас по-прежнему переполняли эмоции, оттого что выйдет альбом. Помню, получил свою копию на виниле (спасибо, Gull!), она пришла в почтовый ящик на Келвин-роуд. Не терпелось увидеть реакцию мамы с папой, испытывающих гордость за сына. Я тоже был горд… Но все равно казалось, будто возможность упущена.

Эта впечатление подтвердилось, когда альбом с треском провалился. Не сказать, что пластинка вышла – скорее сбежала в мир рока.

В хит-параде она не выстрелила, да и по радио нас не крутили.

Мы дали несколько интервью, и ни хрена они нам не помогли. В рецензии журнала Sounds было написано: «Идите лучше работайте!», что было печально, поскольку я-то с работы уже свалил. Одна журналистка приехала и была убеждена, что наша группа называется Judith Priest. Может быть, она ожидала встретить серьезную женщину-композитора?

Во всех интервью вопросы были скучными и унылыми: «Откуда взялось такое название? Кто оказал на вас влияние?» В Priest мы сразу же придумали для музыкальных журналистов презрительное прозвище «рукоблуды» и даже показывали это экспрессивным жестом руки!

В жизни также настали крутые перемены, поскольку дому в Бичдэйле я сказал «au revoir»[41] (с хорошим французским акцентом). Сью уже переехала к Яну на Мейнелхаус, а я в свои 22 до сих пор жил с предками. Настало время сваливать.

Возможность представилась благодаря другу Нику, роуди нашей группы. Он жил в общежитии на Ларчвуд-роуд, в районе Ютри-Эстейт, что в восьми километрах от Бирмингема, и обмолвился, что у них пустует комната.

– О, серьезно? Думаешь, там смогу жить я? – спросил я.

– Да, если будешь вовремя платить за аренду!

Ник был санитаром в местной больнице Уэст-Бромиджа, а в двух других комнатах жили его коллеги – медсестра Дени́з и Майкл. Нам было двадцать с небольшим, и никто не состоял в отношениях, поэтому мы любили отрываться. Место быстро превратилось в настоящий дом для тусовок и вечеринок.

Мы считали, что отделены от общества гетеросексуалов, мужчин, поэтому сделали свое жилье богемным. В Уолсолле в 1974 году это значило, что у нас были диванные подушки и кресла-мешки (стулья были признаком буржуазии!) и спали мы на матрасах на полу, чтобы, так сказать, быть более приземленными… В доме всегда воняло ароматическими палочками и эфирными маслами с запахом пачули.

Ник и Майкл были геями. Они не признавались (в то время никто этого не делал), и мы никогда это не обсуждали, но все трое из нас знали, что мы – геи. И пусть мы об этом не говорили, но у меня как-то отлегло: «Фух! У меня есть друзья, и они такие же, как я!»

Ник с Майклом отвели меня в мой первый гей-бар. Находился он в отеле «Гросвенор Хаус» на Хэгли-роуд в Бирмингеме, и это было очень роскошное место, всюду плюшевые красные бархатные шторы, и парни незаметно друг друга снимают. Я ни с кем не познакомился, но место меня крайне впечатлило.

Еще ребята отвели меня в более оживленный гей-бар «Соловей-разбойник» в районе Бирмингема под названием (не смейтесь!) Кэмп-хилл[42]. Там-то я и познакомился с Джейсоном.

Он сидел с друзьями и ел, как вдруг я его заметил. Выглядел он очень даже аппетитно, и я дождался, пока он останется один, после чего набрался смелости подойти и представиться. Оба были довольно трезвыми и мило побеседовали.

Договорились о встрече и после второго свидания начали встречаться. Он был классным парнем – довольно накачанным, но немного похож на хиппи, ему очень нравился Моне[43], и он любил выращивать дикие цветы, но больше всего ему нравилась Барбра Стрейзанд.

Отношения с Джейсоном складывались очень легко. Ему не нравилась тяжелая музыка, но у нас было достаточно общих интересов, чтобы чувствовать себя друг с другом уверенно. Он не пил и не курил, и вообще мы были на мели, поэтому редко куда-то ходили. Обычно оставались дома, залипали в телик… и слушали альбомы Барбры Стрейзанд.

Про Джейсона я, разумеется, трепать не собирался. Соседи по общаге про нас знали, но я даже и не думал знакомить его с семьей или группой. Было здорово, что я не один, и, таким образом, стал понимать, почему я – гей: «Оказывается, может быть и ВОТ ТАК!»

Отношения были очень комфортные, но не уверен, что мы вообще когда-либо относились друг к другу серьезно. Я ни разу не был у него дома – думаю, он все еще жил с родителями. Оставался у меня в Ютри-Эстейт, но дальше ласк не заходило.

Я встречался с Джейсоном несколько месяцев, может быть, даже год, а потом мы просто… сдулись, и чувства угасли. Обошлось без сцен – не припомню ни одного резкого слова в адрес друг друга за время, что мы были вместе. Страсти не было, но, во всяком случае, я понял, как бывает, когда