Читаем без скачивания Кошка Фрося и другие животные (сборник) - Мария Штейникова

Потом завариваешь себе мяту перечную, которая успокаивает. Сверяешься по Малышевой. Летального исхода не обещает, зато выясняется, что мята не прокатывает, если у женщины есть мужчина и ПМС, которые делают ее опасной. ПМС раз в месяц, мужчина – всегда. Поскольку жрет в постели и мастерски перепрятывает грязные носки.

Получила от бабулечки гостинец на двадцать третье февраля. Крем от морщин «после шестидесяти», шерстяные носки сорок второго размера (видимо, брала на вырост или с Ванькой поссорилась) и упаковку сенаде. Чувствуется, от сердца отрывала. Говорит:

– Марея, сенаде хорошие, я проверяла, из дома не выйти. Зато все полы перемыла, постирала тюль и пропылесосила. Теперь сижу без токсинов, сериал смотрю. Боюсь взлететь. Надо котом себя прижать. У него вроде был в функциях утяжеляющий эффект.

Счастливые владельцы ксенофоба

У нас старший шпиц очень ответственный и трудоголик. О приближении каждой кошки или какого завалящего таджика мы знаем задолго и заранее. Не оставляет пост ни днем, ни ночью. Серьезная охрана в два кг весом. В общем, истеричка. Такие есть в каждом коллективе. Часто хочется отправить им в рылеево здоровенный кулак. Да так, чтобы застрял в черепе. Такой заполошный и суетный сотрудник, бегает по потолку, пока не собьешь его хорошим ударом. Причитает: «Ох, начальство машину неровно поставило. Ох, не к добру это, ах, не к добру. Нас всех уволят! Все пропало! Где мое смёртное?!»

У шпица Мачо под контролем весь периметр. Наблюдение ведется и за ночным небом. Ведь враги могут легко напасть сверху. Не дай бог какой самолет или дятел пролетит. Снизу скоро начнет покушаться куча живности – муравьи, кроты всякие и иные кузнечики. А пока нужно облаять каждую снежинку. Для острастки. Все пространство залито звонким, истеричным, гадским лаем. Лают веранда, кошки, деревья. Недавно принялся лаять гостевой домик. Потом Мачо сделал подкоп и научил лаять улицу. А ведь когда-то мы были симпатичными людьми без шпицев. А сейчас мы социопаты, счастливые владельцы ксенофоба.

Кошка Фрося борется с лаем по своим кошачьим понятиям. Научилась делать ловушки из себя. Сначала умирает на полу в доступном месте. Труп кошки должен привлечь всех. Шпиц как главный впереди планеты всей засовывает свое мерзкое, по Фросиным понятиям, рыло во Фросину шубу. Явно шмоная на предмет бумажника. Параллельно зверь старательно открывает пасть, ибо не затыкается ни на секунду. Фрося отправляет кулак псине в пасть и выпускает когти. Затем шпиц катает Фросю на себе по всему дому, раскручивая и ударяя ею об углы. Потом шпиц на больничном. Производственная травма. Лаять нечем. Мы делаем вид, что нам его не хватает. Врачи говорят:

– На две недели минимум.

Мы восклицаем:

– На две недели? Какой кошмар! Мы этого не переживем. Он такой незаменимый работник. Кто теперь будет нам лаять ночи напролет? Ох, ах…

В тренде

Каюсь, выбирала горные лыжи как баба. По цвету. Красивые, точно дорогая иномарка. С узором и разными штучками. На лыжах можно обогнать «Феррари». Мне потом сказали по секрету. Женщина всегда так. Сначала что-то берет в порыве страсти, а потом не знает, через что это носить. Сегодня поехала в издательство на каблуках. Жениться в торжественной обстановке. Все чин чинарем. Лимузин, фата, пьяные гости. Подписала договор на книгу, выбежала счастливая и как потеряю сознание. Словно в дамских романах. Рухнула в руки редкой толпе, кишащей аристократичного вида брюнетами в ярких жилетах. Очнулась от своего густого матерного, который железным тоном сообщал мужу в телефон место дислокации моего падшего тела. Каблуки и лыжи теперь не тренд сезона. Замороженные брокколи и фиксаторы голеностопа – новые прет-а-порте.

Бабулечка говорит:

– Надо делать всегда чуточку больше, чем другие. Тогда ты будешь лучшей.

Отличительной чертой бабулечки был богатый выбор мужчин. Их она тоже выбирала по цвету. Черненькие всегда котировались больше, чем беленькие. Может, потому что на них не видно грязи. Зеленоглазые мужчины были к изменам. Голубые глаза – к скорой разлуке. Черные – к ежевечерней пьяной цыганочке на пианинах. Каблуки у бабулечки были умопомрачительных высот – до самого артрита голеностопа. Теперь она вся в фиксаторах под цвет маникюра и помады. Деды в восторге.

Муж если что-то самостоятельно мне покупает, то сугубо синее. Говорит, под глаза подходит. Стоим на кассе с синим молоком и синей жестяной коробкой печенья. Я сама стою, как с фабрики гжели сбежала. Выгодно сливаюсь с транспортерной лентой. Муж радуется и дарит всякие синие камни и синие машины. Хоть глаза выкалывай.

Бабулечка меня всегда одевала как пожарную машину. Из-за этого никто в младших классах не мог запомнить моего имени. Зато я хорошо выделялась на снегу и была замечательной мишенью. А бабулечка сильно радовалась моей популярности. Говорила:

«Бьют – значит, любят». Меня любило полшколы. Я даже чемпионом класса по стометровке была.

Кошка Фрося на зиму обзавелась шубой, которую теперь не знает как носить. Шуба путается сама с собой, радостно лезет Фросе в рот и мешает обедать. Таблоиды в шоке. Мех во рту – хуже целлюлита. Расстаться с шубой не выходит. Она требует половину совместно нажитого. Так и сидим – Фрося в шубе, я – в брокколи и фиксаторе. Обе, короче, в полном тренде.

Отпуск

Бабулечка уехала в отпуск. «Надо отдохнуть от цветов, – сказала. – Такой стресс, такой стресс». Собралась и уехала. В госпиталь ветеранов. Оставила на цветы Мишку. Он у нас гот и с радостью примет смерть за каждый погибший кустик. «Для цветов – самый самолет», – решила она.

К тому же остальные родственники отказались остаться с цветами. Они страстно стремятся к жизни. Бабулечка сперва не поверила в такой грубый отказ. Все должны мечтать ухаживать за ее цветами. Приехала все сказать всем в бесстыжие глаза, а тут ее кот показательно сидит в залах за общим столом в косоворотке и пьет чай с баранками. «Деревни потемкинские», – сплюнула бабулечка, пригвоздив правдой весь белый свет. И убыла дышать кислородом. «Рябину» увезла с собой.

Звоним поздравить ее с Восьмым марта, а она уже «Рябину» из чемодана достала, слышны заводские гудки и гулянка. Мы ей помешали еще минутку налаживать личную жизнь. Потом бабулечка срочно изобразила одышку, и ее засосали звуки ночного города. Бабулечка как развратный Карлсон. Того лечило варенье, а бабулечку – гулянки. А все остальные процедуры – для профилактики.

Также выяснилось, что мы счастливые обладатели мужчины-суки. Прекрасный подарок к Восьмому марта. Старый шпиц истерил, распускал зубы и вообще вел себя как баба. И все из-за того, что ему помешали убить шашлык. Это был как раз тот случай, когда воруешь больше, чем можешь унести. Со шпицами всегда так. Если на дороге валяется какой беспризорный дом, то его точно стянут шпицы. Даже если он культурно стоит на своем месте, то его можно расшатать, опрокинуть и стянуть. Потому что если валяется, то ничье. Соседи потом приходят, говорят:

– Вы наш дом не брали?

Мы говорим:

– Погодите, погодите, такой – в дебильную полосочку?

Они говорят:

– Да, еще безвкусный такой забор с ним был – в стиле модерн.

Мы говорим:

– Ну как же, видели, шпицы третий день им играют. Простите, если немного погрызен.

Соседи говорят:

– Ничего-ничего, мы как раз хотели провести косметический ремонт к весне, спасибо вам.

В общем, шикарные люди.

Шпицы – очень серьезные собаки, если учитывать коэффициент разрушений. Нужен глухой бетонный забор высотой три метра вверх, метр вглубь и электронная калитка. У нас до шпицев была живая ограда. Теперь она мертвая. Вот так все быстро меняется. Мы до шпицев были просто счастливыми людьми, а теперь мы – счастливые обладатели.

Некрасивая девочка

Тетя Зина Халявская была фанаткой алкоголя. В ее подполе даже стоял памятник градусу – тридцатилитровая бутыль рябиновой настойки. Тетя Зина любила приложиться к алтарю. Сначала по разочку в день, потом чаще. А под конец совсем бросила представать пред светлы залиты очи мужа свово – дяди Вани. «Утратила смысл», – поясняла она глухо из подпола. И, скрипя домом, укладывалась между лагами. Декламировала «Некрасивую девочку» Заболоцкого и пьяно рыдала разными гадкими голосами.

– Окопалась, сука! Выходи! – взлаивал дядя Ваня.

В глазах его вспыхивал адский огонь, вздрагивал седой грязный чуб, худая жилистая шея наливалась венами. Тетя Зина затихала и показательно гремела пробкой алтаря. Дяди-Ванино пламя безвольно затухало. Он выходил на лавочку со свежей газеткой, отрывал аккуратно осьмушку и мастырил самокрутки толстыми непослушными пальцами. Часть газеты усиленно мял для разных важных нужд. Остатки пускал на гигиену стола, под закусь. Негоже жрать с поджопника. Наливал в два стакана – себе и соседскому псу Пудику. Приятная псина и власть осуждает.

– Выпьем или будем сиси мять? А, Пудик? Святая ты тварь. Дай тебе бох здоровья. И матушке твоей, Дамке, царствие небесное. А Ельцин-то мудло, ох мудло… Зинаида! Зинаида, – вдруг вновь взлаивал дядя Ваня, – блядь, иди, выпьем как люди!