Читаем без скачивания Девушки - Вера Щербакова

Пусть порадуется мать дочерней домовитости. Готовить, конечно, котлеты и любимую отцом лапшу!

В самом веселом расположении духа Сима принялась на кухне за дела, повязав кофточку за рукава вокруг талии вместо фартука. Было, правда, небольшое осложнение с мясорубкой, которую обычно в дни празднеств занимали в соседнем семейном доме. Симе не захотелось идти за нею, и она решила щегольнуть новаторством, обойтись без машинки.

Варя с Тамарой, задержавшиеся в душе, застали Симу в самый разгар её «поварской деятельности»: в кухне стоял чад и пахло пригорелым тестом, но Сима ничего не замечала.

— Сумасшедшая, да тут дышать нечем! — крикнула Тамара, поспешно проходя в комнату.

Добродушно настроенная, Сима промолчала, перевертывая ножом котлеты на сковороде с видом заправского кулинара.

— Приглашаю снимать пробу! — крикнула она девушкам. — Сима Кулакова на новом поприще! Как вам нравится?

— Сейчас приду, дай раздеться, — не отказалась Тамара, заранеё посмеиваясь. Минуту спустя она кричала на всю квартиру — Ой, ой, не могу! Варя, Варя, ты смотри, что она настряпала!.. Это, говорит, котлеты. Узнаешь?! — Тамара, смеясь, подбрасывала на ладони кусочек темно-бурого сплющенного мяса, похожего на осколок кирпича. — По новой методе, говорит, приготовлено: вареное мясо нарублено ножом и потом при помощи яйца склеёно вот в этот каблук от старого сапога. Попробуй только разжевать его!

Сима, насупившись, молча ждала, что скажет Варя, сама несколько разочарованная в своем «изделии», хотя котлеты, жарясь, буквально плавали в русском масле и Сима ничего не жалела, лишь бы получилось вкусно.

Варя, не без труда откусив кусочек так называемой котлеты, медленно разжевала его, с трудом подавив в себе смех: он сейчас был бы очень неуместен и обидел бы Симу — ведь она так старалась!

— Нет, ничего, есть можно, — проговорила Варя. — Ну а на первое чем угощаешь? — спросила она удрученную стряпуху.

Но вмешалась Тамара, с удовольствием потешаясь над Симой:

— Лапша для дорогих родителей! Чуешь, как горелым пахнет? Ушки вместе с мясом засыпала, вот и получилась тюря.

— Кончишь издеваться? — выкрикнула вдруг Сима, бросаясь на Тамару и с силой выталкивая её из кухни в комнату. — Посмотрим, чем ты свою мамочку кормить будешь?

— Да уж угощу, пальчики оближешь, — отвечала через дверь Тамара. — Слышишь, Сима Кулакова на новом поприще!

— Успокойся, Сима, — сказала Варя, пробуя ложкой лапшу. — С дороги съедят, еще хвалить станут, хотя на до сказать, что сварена она не по-людски. Ты что, в самом деле не знала, как варить лапшу?

— Ах, да черт её возьми, никогда не задумывалась. Теперь знать буду.

Варя посоветовала пожарить луку, чтобы отбить запах горелого, и положить петрушку, которая, к счастью, нашлась на полке.

Ободренная Сима вновь захлопотала, представляя, как она станет угощать родителей.

«Папка выпивши все съест, не заметит. Он на еду не привередлив, а вот с мамой посложнеё. Ну, да пусть на закуски нажимает».

Варя, заранеё дав Симе согласие встречать родителей, поехала с ней на Савеловский вокзал; по письмам она давно уже была знакома с ними, передавая и получая поклоны.

— Обратно на такси в «Победе» вернемся, с шиком доставлю их, — говорила радостно-возбужденная Сима. — Папка у меня ужасный хвастунишка. Да ты читала его письма…

— Читала, — сказала с улыбкой Варя, вспоминая поименные поклоны Симе от знакомых колхозников, занимающие три четверти письма. И в конце по-детски затейливая с вензелями подпись Александра Павловича, глядя на которую, Варе думалось, что отец Симы человек веселого, удалого характера и что дочь вся в него.

Сима не ошиблась, собираясь взять такси: родители столько навезли всего, что о трамвае нечего было и думать. Тут были лукошко с яйцами, окорок, соленые огурцы в ведре, ватрушки, пироги на деревянном лотке и в довершение большой мешок с чем-то мягким. Сима даже ахнула, когда все эти деревенские гостинцы вытащили на платформу.

— Да вы что? Куда мне столько! Как же вы садились-то? — спросила она.

Александр Павлович в шубе сборами, крытой сукном, с черным каракулевым воротником и в каракулевой шапке, невысокий, но ладный весь только посмеивался:

— Ничего, ничего, все пригодится. Это мать постаралась. А садились мы очень даже хорошо.

Варя верно предугадывала сходство между отцом и дочерью: то же чистое круглое лицо и голубые, слегка выпуклые глаза, быстрые, озорноватые, и добродушная улыбка та же.

Мать Симы — Настасья Петровна, пол у сгорбленная женщина, накрытая поверх пальто толстой, точно одеяло, клетчатой зеленой шалью с бахромой, — стояла рядом. Лицо её напоминало сморщенный пергамент, но карие глаза были молоды. Обнимая Симу, она разогнулась— и сразу стала ростом с дочь, на полголовы выше мужа.

— Мама, а в мешке-то у вас что? — спросила обеспокоенная Сима, по характеру своему нетерпящая никаких запасов.

— Пуху тебе со своих гусей накопила, перину везу!

Сима, захохотав, плюхнулась на мешок с пухом, словно она была в общежитии, а не на многолюдном вокзале, сразу позабыв про свое решение держаться с родителями как можно степеннеё. Засмеялся и Александр Павлович, пренебрегая сердитыми взглядами жены, которые в присутствии дочери теряли, должно быть, над ним силу.

В общежитии гости перездоровались со всеми за руку, называя свое имя-отчество. А Сима, обегав все подъезды, приглашала к себе:

— Идите познакомиться с моими предками!

Сима стала накрывать на стол, в душе робея за свою стряпню. Но все обошлось как нельзя лучше. Мать, тронутая заботами Симы, словно помолодела; она сидела за обильно уставленным столом, прислонясь к спинке стула, и хвалила угощение. Александр Павлович, увидев «косушку» («как выпил, так и окосел», — приговаривал он), весело подмигнул Симе:

— Ай да дочка, вся в меня догадливая!

Тамара, посидев с полчаса с гостями, засобиралась к сестре. Она высокомерно сказала на кухне Варе:

— И охота тебе с ними цацкаться!..

— А ты помнишь: «Язык мой — враг мой»?.. — холодно сказала Варя, очень довольная, что Тамара уезжает.

За столом разговорились. Александр Павлович стал расспрашивать девушек об их жизни и работе в бригаде.

— Ну, а с учебой как у тебя, Сима? — спросил он. — В Москве нельзя не учиться.

Сима, меньше всего ожидавшая таких разговоров, не знала, как выкручиваться. Ей жалко было омрачать настроение отца, которому хотелось видеть свою дочь во всем преуспевающей. Она растерянно переглянулась с Варей. Этот взгляд не ускользнул от отца. Он нахмурился, но промолчал.

— Сима обязательно станет учиться, это я вам обещаю, — сказала Варя, строго посмотрев на подругу.

Погостив три дня. родители Симы уехали, наказав девушкам жить дружно, хорошо работать и учиться. Прощаясь с отцом на вокзале, Сима неожиданно всплакнула и потом долго стыдилась перед Варей своих слез. Об учебе Варя с ней не заговаривала: до осени далеко еще.

На второй день после отъезда гостей Никита Степанович Лукьянов пригласил к себе двух соревнующихся бригадиров. С Варей пошла и Сима, хотя Тамара пробовала намекать ей, что зря она, незваная, увязалась с ними. Но Сима будто не слышала её. Мысленно махнув на неё рукой, Тамара заглянула в карманное зеркальце и приняла независимо-надменное выражение лица. «Вы знаете, к кому я иду?»— говорил её вид.

Никита Степанович сидел за столом и разговаривал с кем-то по телефону. Он положил трубку и посмотрел на пришедших.

— Присаживайтесь, товарищи!

Варя с проступившим румянцем на щеках, раскрыв свою вместительную, с помятыми углами записную книжку, стала рассказывать о том, как бригада думает построить работу. Сима следила за нею, обдумывая, будто свое, каждое её слово.

Никита Степанович спокойно, с дружелюбием во взгляде рассматривал молодые лица девушек. Варя как будто возмужала за последнеё время, или она просто похорошела: черты её лица стали тоньше и одухотвореннеё. Озорноватое, немного мальчишеское лицо Симы нравилось Лукьянову своей безыскусственностью: оно служило его обладательнице верным отражением всех её мыслей и чувств. Тамарино важно-надутое лицо вызвало у парторга едва заметную улыбку, и он поспешил отвести взгляд.

«Начало хорошеё, хвалю!»— говорили глаза Никиты Степановича.

— А как по-твоему, — перебил он её, — Комова справится с планом, у неё ведь станочница из новичков?

— Да, думаю, — не совсем решительно отозвалась Варя, и эта нерешительность в её голосе не ускользнула от Лукьянова.

— Нельзя забывать самого главного в соревновании, — сказал он, — это помощь друг другу всегда и во всем: опытом, резцами, поковкой. Расти сам и веди за собой товарища! Вот тогда соревнование будет действенным. Да вы дружите ли между собой, девчата? — вдруг спросил Лукьянов, припоминая одно комсомольское собрание, на котором изрядно покритиковали Комову.