Читаем без скачивания Щит героя - Анатолий Маркуша

Кажется, они согласились.

Это, впрочем, не означало, что все действительно явятся. А ему нужно было получить эти сто процентов явки не для жюри, конечно, и не для удовлетворения своего самолюбия, а для них, чтобы ребята почувствовали себя коллективом, группой.

В субботу жена сказала Грачеву:

- Завтра с утра надо съездить к маме. Соседка звонила, сказала, мама приболела, третий день не встает. Если уж мама лежит, значит, ей на самом деле худо.

- Поезжай утром с Олей, а я после часу тоже приеду...

- А до часу что ты будешь делать?

- Утром в училище надо. Кросс с утра у нас.

- Или ты за физрука тоже нанялся? - нехорошо прищурившись, спросила Настя. Грачев давно знал этот ее недобрый прищур и нисколько не сомневался, что сейчас последует взрыв.

- Первый весенний кросс у ребятишек. Надо организовать, проверить, поглядеть на них вне училища...

- А собственный дом пусть горит и обваливается? Я должна чуть свет тащить Олю к бабушке, чем та больна - неизвестно, но тебя это не волнует... Если ребенок тоже заболеет - пусть...

- Ну, брось ты, Настя. Знаешь ведь - группа у меня новая, я не привык и ребята не привыкли. Людей воспитывать не железки клепать, бац-бац, и готово, тут подход нужен...

- Вот-вот, и я про это говорю: клепал бы ты железки, бац-бац - две сотни в месяц, и никаких переживаний. Подумаешь, Макаренко новый выискался. Подход, заход, психология... Воспитатель! А дочку кто будет воспитывать, вот ты мне что скажи?

Вечер был испорчен. Настя долго гремела кастрюльками в кухне, демонстративно не обращая внимания на Грачева, и позволила себе такое, что обычно никогда не позволяла: велела пятилетней Оле пойти и спросить у папочки, собирается ли он ужинать, если да, то может пожаловать к столу.

Оля с удивлением посмотрела на мать, Анатолий Михайлович укоризненно взглянул на жену и сказал дочке:

- Это мама с нами играет: она директор, ты секретарь, а я вроде публика. Ты выясняешь желание публики и даешь ценные указания... Понимаешь?

- Понимаю, - с сомнением сказала Оля, - пусть лучше ты будешь директором. Мама, пусть папа будет директором? Пусть?

- Боюсь, папа не согласится.

- Папа, ты согласишься? Согласись, пожалуйста, папа!

- Согласен, уговорили, но только понарошку.

- А по правде?

- По правде не согласен. Таланта нет, не справлюсь.

Грачев загадал: если к месту сбора явятся двадцать из двадцати пяти оглоедиков, можно считать - все в порядке, если меньше - плохо. Он шел от станции метро "Сокольники", не замечая стендов, пропуская ларьки "Союзпечати", не сосредоточивая внимания на встречных, хотя обычно любил смотреть по сторонам, и, злясь сам на себя, мысленно спрашивал: ну, сколько, сколько их там?

За аркой Сокольнического парка, справа от главной аллеи толкалась прорва народу. По преувеличенно громкому звучанию мальчишеских голосов, суетливому шнырянию ребят и множеству других, плохо поддающихся определению признаков Грачев понял - наши.

Завидев мастера, ребята его группы потянулись навстречу. То и дело слышалось:

- Здравствуйте, Анатолий Михайлович!

- Доброе утро!

- Привет!

А он считал:

- Семь... десять... четырнадцать... двадцать, - вздохнул незаметно, с облегчением, - та-а-ак - и двадцать один... и двадцать два и двадцать три! - И сразу заметил: а день-то какой синий-синий! И парк пахнет оттаявшей землей, и, если прислушаться, можно даже различить голоса птиц.

До старта оставалось еще минут десять, Грачев сказал:

- Ну что, разомнемся, ребятки? - и скинул пальто. На нем был синий тренировочный костюм, кроссовые туфли. - Пробежимся легко-легко, никто никого не обгоняет, все следят за выдохом. Выдох глубокий, полный, до самого конца. Пошли!

Он бежал неторопливо, мягко отталкиваясь от пружинившей под ногами земли, стараясь дышать ровно и глубоко. Мальчишки сначала держались рядом с Анатолием Михайловичем, а потом растянулись вслед, словно пестрый хвост невиданной птицы...

До старта оставалось минуты две. Болельщики толкались у места финиша, некоторые заспешили на середину дистанции, чтобы вдохновлять и подбадривать своих; галдеж стоял невообразимый.

Грачев успел сказать:

- Бегу последним, ребята, кого догоню, берегись! Пятки оттопчу!

Судья закричал в жестяную трубу:

- Уча-а-астники, на ста-а-арт!

И вот уже добрых восемь сотен ног ударили в весеннюю землю, заработали локтями мальчишки, задышали в полную силу легких и понеслись, понеслись вперед.

Бегать Грачев был не особенный мастер и решил замыкать группу по двум соображениям: чтобы кто-нибудь из длинноногих оглоедиков не обыграл его, пока еще такого нельзя было допускать, и, во-вторых, чтобы каждый старался убежать от мастера.

Анатолий Михайлович, с мальчишества приверженный к спорту, пробовал себя в легкой атлетике, в борьбе и наконец в штанге, он знал и радость побед, и горечь поражений, и хотя всю свою жизнь считался, да и на самом деле был уравновешенным человеком, на дистанции, ринге или помосте увлекался и, случалось, терял контроль над собой. Втянувшись в ритм общего движения, Грачев почувствовал вдруг, что ноги незаметно увеличивают темп и какой-то глубоко спрятанный черт начинает нашептывать: "А ну прибавь, прибавь..."

Грачев подумал: "Да ты что?" - усмехнулся и стал внимательнее наблюдать за обстановкой: ребята бежали хорошо, в голове колонны, тесной группой. Никто заметно не отстал. Но лидировал бег "чужой" мальчишка. Длинный и тощий, откинув далеко назад голову, он шел с отрывом метров в двадцать, мерно работал локтями и почти незаметно прибавлял и прибавлял шаг.

"Вот дьявол, - подумал Грачев, - как машина", - и не испытал к пареньку никакого иного чувства, кроме раздражения. Ему даже сделалось неловко - тоже воспитатель! Но эта мысль тут же вылетела из головы. Надо, чтобы победили его оглоедики. Ему эта победа как голодному хлеб, как жаждущему глоток воды... И пусть сгорят все педагогические теории и методики!

Выиграть! Надо выиграть!

С поворота Грачев прибавил темп и, приблизившись вплотную к своим мальчишкам, задышал в затылок замыкавшему группу. Парнишка на мгновение обернулся, увидел лицо мастера, нависшее над самым его плечом, и рванулся вперед, и еще один рванулся, и еще один...

Кто-то из болельщиков заметил этот рывок и поддержал ребят:

- Даешь, грачата! - заорали зрители. И только что приобретшие кличку грачата рванули, словно пришпоренные кони!

Нет, тощего и длинноногого, что захватил первенство с самого начала, обогнать не удалось. Победителем кросса вышел он. Увы, чужой, из группы токарей. Но первое командное место завоевали.

Только тот, кто долго терпел неудачи - в науках, в любви, в работе, может понять состояние грачевских мальчишек, может быть, впервые в жизни услыхавших: сегодня вы были лучше всех!

Анатолий Михайлович понимал, что творится с ребятами, и думал: "Пусть вдоволь накупаются в заслуженной славе. Сегодня их день".

Конечно, слава - коварное зелье, и не счесть, скольких оно сгубило. Но если умненько, осторожно, в правильной дозировке дать пацану пригубить, глотнуть, отхлебнуть славы... никто даже приблизительно не сможет предсказать, на какую высоту окажется способным подняться человек!

После кросса ребята разошлись не сразу, и, конечно, Анатолий Михайлович побыл с ними.

Когда он наконец предстал пред ясные очи супруги и первым делом спросил: "Ну как мама?", вместо ответа услышал: "Проиграли?"

- Как же - проиграли! Первое командное и первое место за массовость.

- Все-таки ты псих, Толище, - сказала Настя и повела его в кухню кормить обедом.

Остаток дня прошел в "теплой и дружеской обстановке", как написали бы газеты, будь у нас принято публиковать семейную хронику.

ГРАЧЕВ И ГРАЧАТА

Приглашая в гости, Анна Егоровна сказала:

- Приходите на рюмку чаю, доклада не будет, только прения и раздача небольших призов. Жду в пятницу, к восьми.

В роли хозяйки я видел Анну Егоровну впервые. Должен сразу сказать и здесь она выглядела великолепно, как всюду: несуетливая, приветливая и вместе с тем властная женщина, она легко и непринужденно управляла гостями. Незаметно подрезала торт, ловко подкладывала на тарелки, следила за рюмками, умело дирижировала разговором...

Запомнился высокий седеющий мужчина, ровесник хозяйки дома. Звали его Николаем Михайловичем. Как я понял, он имел какое-то отношение к профессионально-техническому образованию.

- Коля, неужели это правда, что ты от нового помещения отказался? спросила Анна Егоровна. - Услышала, чуть со стула не упала.

- И зря... Зря удивилась. От нового помещения я действительно отказался. Здание строили под техникум, потом решили переиграть, чтобы все увидели, какое внимание оказывается профессионально-техническим училищам. На нас теперь мода... Вот и придумали передать помещение, а техникум вселить на наше место. Но я отказался...

- Выходит, из благородства?