Читаем без скачивания Теория бобра - Туомайнен Антти
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подержанный «Рено», явно непривлекательный для угонщиков, который я купил для нужд парка, загружен и готов отправиться в путь. Машина ждет меня на заднем дворе, где оставляют свои автомобили работники. Я приготовился провести немало времени в машине и рядом с ней, поэтому багажник забит разными вещами, купленными сегодня утром.
Я еще раз заглядываю в компьютер и собираюсь его выключить, когда моя рука повисает в воздухе. Шаги, которые доносятся из коридора, принадлежат не тому, кого я жду, тем не менее я сразу узнаю их. Мне очень хотелось бы никогда больше не слышать цоканья этих маленьких мужских кожаных туфель. Этот звук я не спутаю ни с каким другим. Шаги смолкают на пороге моего кабинета.
Пентти Осмала, старший следователь подразделения полиции Хельсинки по борьбе с организованной преступностью и экономическими преступлениями, выглядит так же, как всегда, когда приходит ко мне в парк. Это грузный человек на излете среднего возраста, а его голова формой и размерами напоминает головы истуканов с острова Пасхи. На нем его любимый серый пиджак, который он, кажется, носит круглый год, светло-голубая рубашка, мешковатые брюки и все те же бежевые, судя по всему, итальянские, миниатюрные кожаные туфли, которые мало подходят для снежной зимы. Кажется, что в их крошечных острых каблуках имеется что-то очень твердое и плотное, и при каждом шаге Осмалы возникает удивительный звуковой эффект, сочетание маракаса с копером.
— Надеюсь, не помешал? — спрашивает Осмала, входя в дверь.
Сразу и не сосчитать, в который раз мы с ним встречаемся. С этого вопроса он начинал разговор и раньше.
— Разумеется, нет, — традиционно отвечаю я.
Конечно, Осмала отлично знает, что он мне помешал, и именно с этой целью сюда и явился. Своим погремушечно-забойным шагом он доходит до середины кабинета. Причина, почему я не ждал его появления, вполне обоснованна. Мне казалось, органы власти уже продемонстрировали ко мне достаточный интерес в лице Ластумяки и Салми. И, что самое важное, успели проанализировать события в «Сальто-мортале» и мою с ними связь. Но теперь явился еще и Осмала. Наверняка неспроста.
— Со своих предыдущих визитов не припомню здесь такой тишины, — говорит он, указывая рукой на дверь и в сторону игрового павильона.
— Да, это для нас внове, — соглашаюсь я.
Возможно, Осмала на мгновение задумывается, а может, и нет. Выражение его лица и жесты для меня по-прежнему темный лес.
— Надеюсь, у художницы все хорошо? — наконец спрашивает он. — Недавно я поймал себя на мысли, что вспоминаю ее муралы. Они так органичны, так непринужденно и деликатно сочетают в себе разные эпохи и стили…
— Лаура Хеланто сейчас работает над новым проектом, — говорю я. — Будем надеяться, у нее все получится. Этот проект кажется очень перспективным.
Осмала кивает, показывая поднятыми бровями, что впечатлен ответом. Во всяком случае, я именно так интерпретирую его мимику. Некоторые выводы можно сделать и из того, что он задал вопрос только про Лауру Хеланто. Разумеется, я знаю, что Осмала интересуется искусством, в особенности современным, и что задуманные, выполненные, а потом и демонтированные Лаурой скульптурные проекты и муралы произвели на Осмалу впечатление. Видимо, он спрашивает о том, как дела у Лауры, только потому, что о моих делах и так осведомлен.
— В «Сальто-мортале», — продолжает он, — произошла довольно неприятная история. Вы, наверное, о ней уже знаете. Убили директора и владельца по фамилии Хяюринен.
Я подтверждаю, что в курсе произошедшего.
— Вы, по всей вероятности, уже встречались со следователями Ластумяки и Салми.
— Да, они заходили.
Осмала кивает.
— И все прошло хорошо?
Странно слышать такой вопрос.
— Думаю, да.
— Я рад, — говорит Осмала. — У меня не всегда получается настроиться, как бы сказать… на молодежную волну.
Я молчу. Мне кажется, наш разговор вышел за рамки беседы об убийстве в «Сальто-мортале». С другой стороны, я и сам пока до конца не понимаю, о чем мы, собственно, говорим.
— Разумеется, я тоже не могу с уверенностью сказать, что все понимаю... — начинаю я, но Осмала перебивает:
— Возможно, дело в разнице в возрасте, а может быть, у меня просто свои методы и привычки. — Осмала снова о чем-то задумывается. — Вообще говоря, я не очень понимаю, зачем они сюда приходили.
Осмала пристально смотрит мне прямо в глаза.
— Вы ведь не убивали Хяюринена? — неожиданно произносит он.
Между нами происходит обмен беззвучными репликами, которые летят через стол, словно в комиксах моего детства. Я не берусь судить об их содержании, однако в результате этого молчаливого обмена информацией через какие-то доли секунды я понимаю, что наши отношения уже нельзя назвать прежними. Поэтому я честно говорю:
— Нет, я не убивал.
Осмала мгновение выжидает.
— Тем не менее Ластумяки и Салми считают убийство ваших рук делом. Не знаю, как вам, но мне показалось, это интересный взгляд на проблему.
Прежде, чем ответить, прокручиваю в голове слова Осмалы. Хочу быть уверенным, что правильно все расслышал.
— Да уж, — говорю я, — чрезвычайно интересный.
— И, если принять во внимание все обстоятельства, это, вероятно, означает одно: вам нужно доказать свою невиновность, — продолжает Осмала, — прежде, чем они смогут доказать обратное — что вы все-таки виновны.
Я толком не знаю, что означает термин «сдвиг тектонических плит» в применении к собственной жизни или к событиям в жизни близких, но он лучше всего описывает происходящее сейчас у меня в кабинете.
— Понимаю, что обстоятельства складываются именно так.
Осмала задумчиво кивает.
— Думаю, вам будет весьма полезно узнать, что Ластумяки и Салми, похоже, в своем расследовании не проявляют ни малейшего интереса к людям, стоящим за «Сальто-мортале». Скорее, даже наоборот: у них словно шоры на глазах и они полностью исключили их из числа подозреваемых.
— Мне это кажется во многих отношениях странным, — говорю я.
— Да, такие мысли посещали и меня, — соглашается Осмала.
Дальнейшие разговоры излишни. Я наконец понимаю, на что он намекает. Во всяком случае, почти уверен, что понимаю.
— Ластумяки и Салми, — говорю я. — Вы интересуетесь ими, потому что…
— Насколько я помню, — решительно прерывает меня Осмала, — художница Лаура Хеланто делает множество эскизов, прежде чем приступить к воплощению своего замысла.
— Да, это так, — отвечаю я, — зачастую десятки эскизов. В зависимости, разумеется…
— Мне очень импонирует такой обстоятельный подход к делу, — говорит Осмала. — Сначала посмотреть, за счет чего достигается эффект, какие элементы выделяются и что сильнее всего воздействует на зрителя. Какой вариант в конце концов окажется лучшим…
Конечно, я не могу быть полностью уверен, что понимаю, чего Осмала добивается своими разглагольствованиями, но мне кажется, что понимаю я достаточно.
— Если они явятся снова, я постараюсь все выяснить и сообщить вам, — говорю я.
— С вашей стороны это было бы очень любезно, — кивает Осмала. — И полезно для дела. Это помогло бы сложить все фрагменты в общую картину.
Затем Осмала просит меня передать художнице — имея в виду, конечно, Лауру Хеланто — горячий привет и выражает надежду, что его, Осмалу, снова пригласят на открытие выставки. Осмала подчеркивает, что это, конечно, необязательно. Но в сложившихся обстоятельствах понятно, что уклониться нельзя. Затем Осмала поворачивается — итальянские туфли, которые все еще кажутся комически миниатюрными, издают визг — и выходит. В дверях он не задерживается, как часто случалось прежде. Я слышу его удаляющиеся шаги. Потом снова наступает тишина.
5
Пять часов и восемнадцать минут спустя слова Осмалы все еще эхом отдаются в моей голове. Ситуация, мягко говоря, новая и неожиданная. Вдобавок к тому, что я должен раскрыть убийство и организовать поездку школьников в Центральную Европу, мне еще нужно докладывать в полицию о действиях полиции же, стараясь при этом оградить от неприятностей мою новую семейную жизнь. А пока что я сижу в служебном «Рено» на парковке парка «Сальто-мортале» и мой телефон заполняется сообщениями от взволнованных папаш.