Читаем без скачивания Развод с незнакомцем - Алина Кускова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С такими думами приличный молодой человек резко развернулся и направился прочь от дома. Вдали голубыми огнями мелькала вывеска развеселого бара со странным названием «Гей-Хлопцы». Причем если раньше восклицательный знак между двумя словами стоял строго вертикально, то со временем и благодаря погодным катаклизмам он лег строго горизонтально. Чем привлек внимание людей сомнительной ориентации и сделал бар их постоянным местом сходок. Но в данный момент подвыпившему жениху было совершенно все равно, кто рядом с ним выпьет рюмку-другую. А выпить ему очень хотелось. Напиться и забыться. Утром проснуться с головной болью и не мучиться по поводу того, разлюбила его коварная Лариска или все еще собирается разводиться. Даже если она укатит с этим своим принцем на край света, поначалу ему будет наплевать – головная боль, вот решение всех его проблем. Для этого нужно упиться.
– Двойную водки! – потребовал у бармена Роман, подсаживаясь к стойке.
– У нас только приличные напитки, – фыркнул бармен, в профиль удивительно похожий на мать Стрелкина, – «Пино-колада», «Махито»…
– Слей все в одну емкость и принеси!
Через минуту бармен поставил перед Романом рюмку водки.
– Только для вас, – прошептал он, – осталась от специального заказа.
– Маловато осталось, – вытер губы рукавом Роман, – ищи еще.
Бармен вздохнул и выставил на стойку початую бутылку водки.
– Ну вот, а говоришь, «Махито». – И Роман налил себе еще.
– Молодой человек, – раздалось у него над ухом, – а ты скучаешь. Хочешь, я скрашу твое одиночество?
Он обернулся, рядом с ним стояла разукрашенная черногривая особа с лошадиной мордой лица, готовая вот-вот заржать. Копия его матери. Он отмахнулся от нее, осознавая, что так быстро Ирина Викторовна не смогла бы прибежать за ним в бар.
– Фу-ты, фантом, исчезни!
– Борюся! Он обозвал меня фантомасом!
Вслед за лошадиной появилась разъяренная львиная морда. Теперь ее анфас напомнил Роману о маме. Морда рыкнула на него, двинула в челюсть кулаком, девица довольно заржала. Роман вместе с бутылкой отлетел в дальний угол стойки.
– Не понял?! – возмутился он на весь зал, поднимаясь. – Жениху морду бить?!
И пошел на льва с лошадью, размахивая перед собой рюмкой как шпагой.
Два бритоголовых парня в закутке бара, который предоставлялся исключительно лицам определенной ориентации, встрепенулись.
– Он?! – доставая из кармана пиджака фотографию и протягивая ее другому, спросил один. – Жених!
– Похож, – с сомнением в голосе произнес второй. – Как бы не ошибиться в пятый раз. Шеф убьет.
– Глянь, морда один в один!
Они подняли головы и уставились на перекошенную физиономию Стрелкина, которому как раз в этот момент снова засветили в челюсть.
– На этот раз верняк. Берем!
Бритоголовые поднялись и дружно направились к выходу. По пути они ловко подхватили под обе руки незадачливого Стрелкина, снова размахивающего рюмкой перед львиной гривой, и понесли его к выходу. Вырываться тот не мог – боялся расплескать содержимое бутылки, которую трепетно прижимал к груди все это время.
Его погрузили в багажник, где он свернулся калачиком и уснул.
Очнулся Роман от яркого света, который бил ему прямо в лицо. Он огляделся: зубопротезное кресло, серебристые иномарки, бритоголовые пацаны. Он кисло улыбнулся. Харлам поднес к его глазам фотографию девицы в обнимку с каким-то перекошенным типом и спросил, тыкая в перекошенного пальцем:
– Жених?
– Жених, – честно сознался Стрелкин.
– Я же говорил, верняк! – обратился к Никитосу сотоварищ.
– Но это еще ничего не значит! – сварливо заметил очнувшийся жених. – Я ее разлюбил!
– Что?! – Оба изобразили такие злые рожи, что Роман зажмурился.
– Ну, ты, жмурик, повтори, что сказал.
– Она сама меня бросила, – быстро пояснил, усаживаясь в кресло, Роман. – Ушла с каким-то принцем!
– Это не меняет сути дела. Принцев у нее полно, – почесал у себя за ухом Харлам. – Нам сказано тебя доставить, мы тебя и доставили.
– И правильно сделали, – махнул рукой Стрелкин, – что доставили. Мне же все равно. Я из-за нее топиться хотел.
– Да ты что?! Вот стерва, довела мужика!
– Тише, ты хочешь, чтобы он нас убил?
– Пацаны, нет ли у вас чего-нибудь выпить? – поинтересовался Стрелкин. – Залить, так сказать, мое горе не водой, раз вы не дали мне утопиться, так водкой.
– Ну ты, это, мужик, давай не бери в голову. Она со всеми такая, – попытался успокоить его Харлам, отсылая Никитоса за крепленым подкреплением.
– Вертихвостка! – заявил Роман, откидываясь на подголовник. – Убейте меня, мне все равно.
Убивать его не стали. Подготовленные для этих целей инструменты свалили со столика, стоявшего рядом с креслом, на пол, и их место заняла бутылка виски и грубо порезанная ливерная колбаса, которую Никитос стащил у соседской собаки.
– Она такая, такая… – тряс в воздухе колбасой Стрелкин, – несерьезная! Ну есть один, другой. Ну зачем же третий?!
– Она такая, – соглашался с ним Харлам, устроившийся рядом на корточках.
– У нее всегда то один, то другой, – кивал головой Никитос, разливая по стаканам иноземный напиток.
– За нас, за пацанов!
– У нее на все, на все есть отговорки, – жаловался Роман.
– Кругом алиби, – поддакивал Харлам, – вчера замочила кошку, свалила на нас.
– У нее всегда так. Сама замочила, а мы виноваты.
– Так она еще и убийца?! – Роман опрокинул свой стакан и подставил снова.
– Она такая.
– Да, она такая. Стерва!
– Тише, тише…
Они выпили еще, после чего обнялись и еле слышно запели: «Главное, ребята, сердцем не стареть, водку, что открыли, до конца допить…» Через пару часов уже вся округа деревни Нудельной слушала: «Запрягайте, девки, лошадь…» А еще через некоторое время Харлам с Никитосом осторожно несли из гаража практически безжизненное тело Стрелкина наверх, на второй этаж. В святая святых – комнату стервы Любки, дочери их шефа и работодателя, поручившего им кровь из носу найти для своей беременной дурынды жениха.
Стрелкин утонул в огромной постели, затерялся среди одеял и подушек. Он по привычке поначалу сложился калачиком, но почувствовал дикую жару и потребовал себя раздеть. Никитос пожал плечами и освободил бесчувственное тело от всей одежды.
– Тише, тише, – шептал ему Харлам, – не дай бог, очухается.
– Вот потеха будет, – радовался Никитос, – когда дурында вернется!
Любка вернулась под утро и, не обращая никакого внимания на Стрелкина, завалилась в свою огромную постель. Отключилась сразу, она весь вечер и всю ночь провела с друзьями на вечеринке, опустошая одну емкость за другой, сожалея вместе со всеми о загубленной молодости целого поколения – очень модная нынче тема.
Любовь Воропаева была дочкой известного в Тугуеве бизнесмена. С самого раннего детства ее приучили к тому, что папа – человек занятой, видеться с ним можно только в самых необходимых случаях, а еще лучше – не лезть к нему со своими проблемами вообще. Матери у Любки не было, она бросила Воропаева еще в молодости, подкинув ему годовалую дочь, и сбежала с очередным мужем за океан. Там у нее образовалась новая семья, так что желания встретиться с бывшим мужем и бывшей дочерью не возникало. Так и жила Люба все свои восемнадцать лет под присмотром постоянно меняющихся экономок и нянек, каждая из которых старалась воспитать ее под себя. В результате получилась пухлолицая девица с собственным мнением, в корне отличающимся от мнения всех остальных, вместе взятых, большим гонором и ранимой душой, которую она никогда никому не выворачивала наизнанку.
На последнем дне ее рождения по случайному стечению обстоятельств присутствовал отец. Поглядев на нее в дорогом вечернем платье с огромным вырезом на пышной груди, он решил, что ей пора отправляться в самостоятельное плавание, и подыскал ей жениха, достаток которого позволял ей это делать без особых усилий. За Любкой он решил дать хорошее приданое, где-то в глубине души чувствуя свою вину перед ней. Но дочь неожиданно взбрыкнула, как необъезженная кобылица, и заявила, что замуж не пойдет. Ни за того, ни за другого, что присмотрел ей отец. Она съездила на столичный вокзал, затащила в моментальную фотографию первого попавшегося ей парня, заплатив тому десятку. В результате чего отцу была представлена фотокопия Любкиного жениха с легендой о том, что он стал отцом ее ребенка, после чего бросил бедную девушку.
Люба знала, на что давила. Отец никогда бы никому не простил такого хамского отношения к своему потомству, потому как считал, что если уважаешь Воропаева, уважай и колесо его автомобиля. Отец изъял у Любки фотокарточку и дал задание двум своим бритоголовым помощникам изловить проходимца и доставить его на расправу.