Читаем без скачивания Вслед кувырком - Пол Уиткавер

— Класс, — доносится до него голос Джилли, и тень Джека раздувается, растягивается, движется подоске, как живая.

Он оборачивается, пригибается, уходя от луча фонарика.

— Нашла в столе что-нибудь?

— А вот дай мне мел!

Джек, отводя глаза от света, чувствует, как мел вынимают у него из пальцев. Потом она проходит мимо, ее тень заглатывает его тень, а он за ней идет к доске. Она начинает писать большими буквами справа от символа бесконечности, мел выстукивает по доске что-то азбукой Морзе и дважды пронзительно скрипит, отчего Джек вздрагивает до самых босых пяток, пальцы ног скребут по плиткам пола. Джилли загораживает, ему не видно, что она пишет, пока она не отступает в сторону, светя фонарем туда же, куда и он.

— Вот им!

На доске написано:

СМЕРТЬ НОРМАЛАМ!

Джек восхищенно смеется: снова Джилли его переплюнула, закончив то, что он начал, да так, как он даже не думал и не воображал. Отлично, думает он, да только…

— Постой, Джилли. Так мы что, мьюты?

— А кто хочет быть скучным старым нормалом? Я подумала над тем, что дядя Джимми говорил еще дома, и поняла, что все эти люди там, в зале — нормалы. Черт побери, Джек, наша Эллен — нормалка! Она не хочет ею быть, притворяется, что не такая, да не тут-то было! Как только до меня это дошло, я поняла, кем хочу быть я.

— Точно! Нормалы — отстой! — Он не понимает, как сам раньше не допер. И тут до него доходит: — Эй, а знаешь, что? Наверное, дядя Джимми — тоже мьют!

— А как же еще? — удивляется Джилли. — Эта игра — тест. Не для того, чтобы нормалы догадались, кто здесь мьюты — это чтобы ты понял, что ты сам — мьют! И что мьюты — это вещь.

— Ух ты! А мы-то все время играли за нормалов. То есть в той, другой игре, с костями, клетчатой бумагой и прочей ерундой.

— Ты не допер, Джек? Это ж та же самая игра.

— То есть? Ты хочешь сказать, что мы на самом деле мьюты?

Джилли закатывает глаза.

— Это же… как это называется… метафора, да? Просто такой взгляд на вещи.

— Ладно, пусть метафора. — Он кивает. — Я знаешь что тебе скажу, Джилли? В следующий раз, как играть будем, я буду мьютом.

— И я. Пошли, Джек, бери мел. Надо распространить лозунг. Смерть нормалам!

— Смерть нормалам!

Смеясь, они вываливаются в коридор и дальше ищут открытые классы, а найдя, заходят внутрь, чтобы нарисовать символ и лозунг — полупредупреждение, полувосклицание — прямо на доске. В коридорах они уже не одни: несколько раз видят чужие фонарики и слышат голоса, эхо бегущих ног. Они прокрадываются мимо лестниц, где из стигийского мрака поднимаются вверх едкие дымы марихуаны — наркотика, который они часто чуяли (особенно здесь, на берегу), но ни разу не пробовали. Но любопытство подталкивает. Они слыхали рассказы учеников и пропаганду учителей и достаточно сообразительны, чтобы понять: правда где-то посередине. Но где точно? Это-то они и хотят выяснить. Дядя Джимми курит травку по выходным ночью на верхней террасе пляжного дома, когда дети уже спят (как он думает). Иногда к нему приходит Эллен, и это более всего прочего подталкивает Джека и Джилли спереть у него косяк и попробовать самим: невыносимо знать, что старшей сестре доступен опыт, которого нет у них. Это почти физическая мука — лежать по койкам, Джилли на верхней, Джек на нижней, и вдыхать проникающий в открытое окно запах, хотя дядя Джимми ставит электрический вентилятор, чтобы гнал дым прочь из дому. С напряженным вниманием слушают они тихий рокот голосов на крыше, тщетно пытаясь разобрать слова и предложения сквозь белый шум летящих мимо машин и всепоглощающую колыбельную океана. Пока что они столь же безуспешно пытаются вынюхать тайный склад дяди Джимми. С сигаретами просто, пачки он бросает где попало и не следит за ними, а вот травку прячет аккуратно и от улик избавляется так тщательно, что наутро даже пепла не остается. Излишней такую осторожность назвать нельзя: найди их Билл или Пегги, дядя Джимми будет изгнан из пляжного дома навечно.

Наконец приходит момент, который они все это время ждали: открывая дверь в класс, они до потери пульса пугаются ослепительного удара лучом фонаря в глаза, как пощечины. Панический визг застигнутых врасплох, потом рычание, как из логова тролля: «Мотайте отсюда к трепаной матери!» Они выполняют это указание незамедлительно, захлопывают дверь и несутся по коридору, обнимая друг друга за плечи и трясясь от смеха. Свернув за угол, они тормозят около следующей двери класса. Джилли пробует ручку прежде, чем Джек успевает сказать хоть слово; дверь открывается, и Джилли затаскивает брата внутрь.

— Ты что-нибудь видела? — спрашивает он с придыханием, когда она закрывает дверь.

— Нет, а ты?

— Не-а. Но перепугался до чертиков!

— Ага, и я!

— Черт, надо было постучать!

— «Я просить извинения, тут какой-то шуры-муры происходить?»

И они снова закатываются истерическим хохотом в ответ на слово, найденное в зачитанной до дыр «Уловке-22»; хорошо забитые книжные полки пляжного дома давно служили им исследовательской библиотекой в изучении страшноватой и притягательной загадки секса, поспособствовав знакомству с такими авторами, как Д. Х. Лоуренс, Генри Миллер, Филипп Рот и Джон Апдайк, обычно и прорабатываемыми двенадцатилетними подростками.

Все еще хихикая, они пробираются к доске, чтобы выполнить свою миссию. Но не успевают они начать, как Джек ощущает вдруг какое-то «ой», которое озаряет их двоих иногда, непредсказуемо. Он замирает, покрываясь гусиной кожей — ощущения такие, будто он наступил на провод под током. Голова кружится.

— Ой, — говорит Джилли, тоже это ощутившая. — Мурашки по всей шкуре.

— Прятаться надо, — решает Джек. — Быстро!

На горьком опыте оба знают, что когда доходит до таких озарений, нет времени задавать вопросы или пытаться понять, в чем дело. Предупреждение дается максимум за несколько секунд. Обычно один из них — тот, кто не будет затронут случившимся, — ощущает отчетливые покалывания, вроде как ток бежит по позвоночнику, но иногда дело впрямую касается сразу обоих, и тогда — вот как сейчас — ощущение возникает и у Джека, и у Джилл, и усиливается какой-то парапсихической петлей обратной связи. Это не то чтобы больно, но и удовольствием тоже не назовешь.

Джилли действует первой. Она оттаскивает стул от учительского стола, выключает фонарь и тащит Джека на пол.

— Сюда, — шипит она.

Под столом хватает места как раз для них двоих — пусть и без комфорта, прижав колени к груди. Они вползают туда, Джек подтягивает стул на место, выключает фонарь. Кругом непроницаемая тьма, насыщенная запахом пыли, старого дерева и книг, будто они втиснулись в библиотеку размером с ореховую скорлупу. Где-то вдалеке завывает Белль, приглушенная тяжелой шторой да стуком сердец, бьющихся в унисон. Скорчившись, Джек и Джилли затихают, едва смея дышать.

Ручка поворачивается с металлическим щелчком, от которого Джек, хоть и ожидал того, вздрагивает. Шлепают по полу босые ноги, будто спеша и таясь. Внутренний сигнал тревоги у Джилли и Джека уже отключился, что было бы облегчением, если б не сменивший тревогу напряженный страх быть застуканными. Девчоночье хихиканье, чей-то голос говорит: «шшш!» — потом дверь плотно закрывается. Под край стола заглядывает луч фонарика, и Джек сжимается, хотя знает, что это не их ищут: тот, кто держит фонарь, просто на скорую руку обшаривает класс, как только что делал сам Джек. Он ощущает что-то вроде дежа-вю, но по-другому, какое-то странное чувство, будто это вошли он и Джилли, только какие-то ранние их версии, и сейчас повторят все их действия, как в первый раз. Когда Джилли берет его за руку, он с благодарностью жмет ей руку в ответ.

Шаги приближаются к столу, останавливаются. Скрипит столешница — кто-то на нее уселся. По другую сторону стола вразнобой стучат пятки.

— Чего ты ждешь? — спрашивает голос — голос Эллен. — Приглашения?

— Разве ты не знаешь, что терпение — добродетель? — смеется в ответ дядя Джимми.

— На хрен твою добродетель! И вообще я была терпелива.

— Это ты называешь терпением? Да ты ж слюни пускаешь!

— Грубо. И неправда.

— Я создал монстра, — говорит он в стиле Бориса Карлова.

Стук пяток становится интенсивнее.

— Дядя Джимми!

Молчание. И вдруг — запах горящей травки. Потом слышен глубокий вдох и слова:

— Вот оно, детка.

— Хорош косячок.

Какое-то время разговоров не слышно, только глубокие вдохи и выдохи, когда ходит из рук в руки косяк. Джек и Джилли жмут друг другу руки в отчаянных попытках не захихикать. Это бесценная находка — скрытая информация, которой они смогут мучить чудовище Элленштейн, и самое приятное, что ей за миллион лет не догадаться, откуда они знают. Она осатанеет от злости. Надо только дождаться, пока Эллен и дядя Джимми докурят и уйдут обратно в зал.