Читаем без скачивания Крылья беркута - Владимир Пистоленко

На берегу валялись бревна. Надя опустилась на одно из них. На приколе покачивался плот, волны, набегая, плескались о него, этот шум и услышала Надя, когда подходила к реке. Противоположного берега не видно. Да Надя не очень-то и всматривалась. Ее вдруг охватило полное безразличие ко всему. Заблудилась? Тем лучше. У Стрюковых скандала не миновать. Вообще впереди никакого просвета. А есть же на свете люди, живут совсем по-иному...

Наде вспомнились только что покинутая душная землянка, дети, спящие на полу, и... гостиная в доме Стрюкова. И тут люди, и там люди, а вот жизнь у них — небо и земля. Ну для чего живет человек? Неужто для того, чтобы от рождения и до самой смерти червем ползать по земле? Нет, Наде такая жизнь не нужна. Но некуда деться. Вот так оно и получается — живешь и живи. Не руки же на себя накладывать... А почему бы и нет? Страшно. А может, только так кажется? Оторопь берет, пока не пришло решение?! А разве мало случаев? Даже песня есть: «Маруся отравилась»! Неважная песня, убогая. И дело совсем не в ней, не в песне. При чем тут песня?!

Надя поднялась, шагнула вперед. Внизу, у ног чернела река. Берег невысокий, казалось, вода лижет носки башмаков. Здесь глубина — дна не достать. У Нади было такое ощущение, словно какая-то сила и тянет ее и толкает вперед. Сделать еще шаг, даже полшага — и всему конец... Она умела хорошо плавать, но знала, что, если кинуться в реку, вот так, как есть, в одежде, то выбраться на берег ей не удастся.

Она ясно представила, что произойдет с ней, когда она бросится в воду, как потянет ее глубина, как в последний момент, уже задыхаясь, она будет пытаться вынырнуть. Но конец наступит... И тогда ее больше не будут волновать житейские невзгоды, ей будет безразлично, что станут говорить о ее исчезновении в доме Стрюкова. Скорее всего, обозлятся. Только вот бабушка Анна... Надя, ужаснувшись, отступила назад и снова села на бревно. Как же это так, что она словно позабыла о ней?! Вот уже сколько времени прошло с тех пор, как ушла из дому, и только сейчас впервые вспомнила о бабушке. Старуха, наверное, не знает, что и подумать. И о Косте, братике, забыла... А Семен?! Да случись с ней что, он же места себе не найдет! А у нее все это из головы выветрилось. Все мысли только о себе.

Как же все-таки надо повидать Семена!

Надя решительно поднялась и, не оглядываясь, зашагала обратно... Она будет искать Семена в городе. Она пойдет туда, где стреляют. И найдет. А сейчас куда? Конечно, домой. Что сказать там, у Стрюковых, ведь допроса не миновать? Лгать, изворачиваться? Как же это противно! А зачем лгать?

Все так и рассказать, как было, как есть. Пусть знают, что она не считает себя их собственностью и, если жила в их доме, терпела и терпит, то только до поры.

— Стой!

От неожиданности Надя вскрикнула. Дорогу ей преградили двое с ружьями в руках. По одежде они не походили на белоказаков. И на солдат тоже. В голове промелькнули рассказы о грабежах.

— Ты нас не боись, не тронем, — заговорил высокий, пожилой.

— Я не боюсь, — стараясь скрыть дрожь в голосе, ответила Надя.

— Зачем приходила сюда? — спросил второй, помоложе. На нем было пальто, подпоясанное ремнем.

— По делу, — все так же независимо ответила Надя.

— А мы подумали — топиться пришла, — полушутя добавил он. — Даже поканались с Иваном Михайловичем, кому кидаться в реку, в случае чего... Как я человек счастливый и люблю купаться, то вытаскивать тебя из реки вышло на мою долю. Купанье я, конечно, люблю не зимой, а летом. Ну вот, смотрю я на тебя, злюсь, а сам уговариваю: лапушка, не суйся в воду, больно холодно, себя не жалко, мне посочувствуй! Вижу — отползла от берега, ну, думаю, душа у человека добрая. Угадал?

— Не знаю, может, и угадал, — нехотя ответила Надя.

По тону разговора эти двое не походили на грабителей, но все же они были вооружены, среди ночи находились в глухом месте, зачем-то остановили ее. Кто такие? Что им надо?

— Откуда сама? — спросил Иван Михайлович.

— Городская.

— А где живешь?

Надя сказала.

— Ну и чего же тебя понесла нелегкая среди ночи к этому омуту? — не отступал тот, что помоложе. В его голосе слышалось не то недовольство, не то подозрительность.

Этот вопрос не удивил Надю. Наверное, каждый задал бы его, встретив одинокую девушку в ночное время в таком глухом месте.

— Заблудилась.

— Нечего сказать, в трех соснах заплуталась! — пошутил он.

— В жизни, Степа, всякое бывает, — строго сказал Иван Михайлович, и по его тону Надя поняла, что он относится к шутке неодобрительно. Хотя она сама понимала, что ее ответ прозвучал легкомысленно и глупо и ничего, кроме удивления и насмешки, вызвать не мог.

Надя без лишних подробностей рассказала, что приходила в деповский поселок по делу и вот тут-то и случилась с ней неприятность.

— Хозяин посылал? — поинтересовался Иван Михайлович.

— Нет. Мне самой нужно было повидать одного человека.

— А кого? Не секрет?

— Мы с Иваном Михайловичем всех в поселке знаем. Сами деповские, — пояснил Степа.

Тут Надя заметила на шапке Ивана Михайловича наискосок пришитую ленту и поняла, кто ее новые знакомые.

— Я приходила к Маликову.

Степа легонько присвистнул.

— К Семену? — спросил он.

— Да.

— Даже избенки не нашла, верно? — спросил Иван Михайлович.

Надя молча кивнула головой.

— И очень нужен тебе Маликов?

— Очень.

— Ну, если так, попытаемся выручить. Как соображаешь, Степа?

— А что тут долго соображать, если человеку такая необходимость? Постараемся, — охотно откликнулся Степа и, шагнув в сторону, скрылся в снежной мгле.

Степа вернулся почти тут же. Следом за ним шел Семен, вооруженный с ног до головы: за спиной у него виднелась винтовка, с левой стороны — клинок, а с правой пристегнут револьвер, впереди болталась прицепленная к поясу ручная граната, на груди скрестились пулеметные ленты. Надя не видела Семена небритым, и ей никогда даже и в голову не приходило, что у него растут усы и борода и что он давно уже бреется. Сейчас же, хотя было темно, Надя заметила, что лицо Семена заросло густой темной щетиной. Столь необычная перемена так изменила его, что Надя и узнавала и не узнавала Семена.

— Вот она, гражданка, — сказал Степа, но Семен уже увидел Надю и со всех ног кинулся к ней.

— Здравствуй, Надя! — сдерживая голос, сказал он и крепко сжал ее холодную руку горячими и сильными руками. И тут же торопливо спросил: — Что-нибудь стряслось? Да?

В его голосе слышалась тревога.

Надя стала уверять, что ничего особенного не случилось. Сейчас ей почему-то казалось, что ее неприятности не настолько серьезны, чтобы рассказывать о них.