Читаем без скачивания КУПЛЕННАЯ НЕВѢСТА (дореволюционная орфоргафия) - Алексей Пазухин

Онъ зналъ, что смиренная, богомольная, кроткая Маша оченъ любитъ его, зналъ, что она всегда готова на жертву, на самопожертвованіе, но онъ не думалъ, что она согласится и второй разъ идти къ Скосыреву, рисковать такъ страшно, чуть не жизнью, а, между тѣмъ, кроткая, нѣжная сиротка эта, слабая на видъ, пухленькая дѣвушка готова была на какую угодно жертву и пошла бы за доброе дѣло на муки, на смерть „Бога для“. Это „Бога для“ сильно и крѣпко держится въ душѣ простого русскаго человѣка, а особенно — въ душѣ русской женщины. Нѣть тѣхъ страданій и мукъ, которыхъ побоялась бы слабая, нѣжная женщина, если дѣло идетъ о жертвѣ для Бога или для любимаго человѣка. Въ суровое время, которое я описываю, жертвъ требовалось, конечно, гораздо больше и въ то время особенно сильно, особенно часто проявлялись примѣры полнаго, глубочайшаго самоотверженія. О нихъ никто и не зналъ, онѣ безслѣдно пропадали, повидимому, но онѣ служили для порабощеннаго народа яркими свѣточами и красили жизнь, поддерживали надежду, укрѣпляли вѣру въ Провидѣніе...

Тихо и покойно собралась Маша и поѣхала съ Латухинымъ. Подивился на нее самъ Лихотинъ, когда увидалъ, что она безъ слезъ, безъ рыданій собралась къ барину, отъ котораго „за предерзостную продѣлку“ добра ждать было мудрено.

— На юность и красоту свою, должно быть, надѣется, — замѣтилъ приставъ. — Ни слезинки, ничего такого, а вѣдь не въ гости ѣдетъ.

Не на красоту надѣялась Маша, другая сила давала ей возможность быть покойной и твердой. Надя такъ и замерла у ней на груди, когда прощалась съ нею въ свѣтелкѣ.

— Родная, милая, что дѣлаешь то для насъ! — говорила дѣвушка, цѣлуя плечи, руки Маши. — Сколько во мнѣ то зла да себялюбія, что я соглашаюсь на твою послугу! Но скажи ты мнѣ единое словечко, единое только, и я откажусь отъ твоей послуги, сама пойду, всю правду открою.

Маша этого „словечка“ не сказала. Насилу оттащили Надю отъ подруги и уложили въ постель, а Маша сбѣжала внизъ и тихо проговорила ожидавшему ее Лихотину.

— Я готова.

Желая показать свою исполнительность и подслужиться у „нужнаго человѣка“, Лихотинъ самъ повезъ Машу. Слѣдомъ за ними поѣхалъ и Иванъ Анемподистовичъ, рѣшивъ во что бы то ни стало увидать барина.

Было часовъ девять вечера, когда лихой приставъ подкатилъ на парѣ съ отлетомъ къ подъѣзду Скосыровскаго дома.

— Доложи барину, — сказалъ онъ встрѣтившему его лакею, — что приставъ Пятницкой части Аристархъ Венедиктовичъ Лихотинъ иривезъ сегодня найденную имъ бѣглую дѣвку Надежду Грядину.

Лакей доложилъ и, вернувшись, попросилъ пристава въ кабинетъ. Расчесавъ бакенбарды, взбивъ хохолъ и молодцевато выпятивъ грудь, пошелъ Лихотинъ за лакеемъ, приказавъ Машѣ ждать въ лакейской.

Павелъ Борисовичъ, весь погруженный въ думы объ отчаянномъ порученіи своемъ, которое исполнялъ Черемисовъ, и съ минуты на минуту ожидающій вѣстника, сидѣлъ въ кабинетѣ, выкуривая трубку за трубкой и выпивая стаканъ за стаканомъ крѣпчайшаго пунша. При видѣ пристава онъ не всталъ съ кресла и лишь слегка наклонилъ голову. Принимая въ этомъ самомъ кабинетѣ представителей высшей московской аристократіи, Павелъ Борисовичъ не считалъ нужнымъ чиниться съ приставомъ.

— Приставъ Лихотинъ, — отрекомендовался тотъ, шаркнувъ ботфортами и сгибая послушную спину. — Получивъ сообщеніе отъ мѣстнаго пристава о побѣгѣ вашей крѣпостной дѣвки, коя должна была находиться во ввѣренной мнѣ части, въ домѣ купца Латухина, въ ту же минуту сдѣлалъ обыскъ у указаннаго Латухина и, не взирая на его, Латухина, запирательство и на то, что означенная дѣвка была уже препровождена въ укромное мѣсто, нашелъ ее и привезъ къ вамъ.

— Очень вамъ благодаренъ, господинъ приставъ, — склоняя опять голову, проговорилъ Павелъ Борисовичъ. — Садитесь, пожалуйста. Человѣкъ, трубку господину офицеру! Я сообщу о вашей примѣрной распорядительности вашему начальству, которое, надѣюсь, дастъ моимъ словамъ значеніе и вы безъ награды не останетесь.

Лихотинъ поклонился.

— Не прикажете ли стаканъ пуншу? — спросилъ Павелъ Борисовичъ.

— Почту за честь.

— Пуншу! Гдѣ же дѣвка, которую вы нашли?

— Оставлена мною въ лакейской вашего дома.

— Сашка, позвать сюда бѣглянку да клюшницу Аксинью ко мнѣ! Бѣгаютъ вотъ канальи, не цѣнятъ господскихъ заботъ о нихъ!

— Да-съ, случаи побѣговъ не рѣдки. Мы стараемся всѣми силами ловить; у меня, напримѣръ, въ части болѣе сутокъ ни одна каналья такая не проживетъ, непремѣнно сцапаю и къ помѣщику, а дабы не повадно было, второй разъ попадется — деру.

— И мою драли?

— Никакъ нѣтъ, уважаемый Павелъ Борисовичъ. Не было на сей предметъ вашего полномочія, но если угодно, я съ особымъ удовольствіемъ, хотя жительство ваше и не во ввѣренной мнѣ части.

— Нѣтъ, спасибо, зачѣмъ же? У меня это домашнимъ образомъ дѣлается и дѣвушекъ своихъ я наказаніямъ чрезъ полицейскихъ солдатъ не срамлю, бабы этимъ завѣдуютъ.

— Весьма, сударь, похвально и симъ вы обнаруживаете отеческое попеченіе о своихъ рабахъ. У меня вотъ въ части дама одна живетъ, вдова полковница Пронова, такъ та ежедневно своихъ горничныхъ къ намъ посылаетъ, такъ ужь и знаемъ. Одинажды даже такой случай былъ: присылаетъ оная Пронова горничную позвать меня на именинную къ себѣ кулебяку, ну и входитъ квартальный и говоритъ, что отъ полковницы де Проновой дѣвка пришла къ вашему высокоблагородію. Я пишу какую то бумагу. „Дать, говорю, дѣвкѣ двадцать пять лозановъ немедленно и отпустить, ибо знаю ужь привычки госпожи Проновой“...

Павелъ Борисовичъ захохоталъ.

— И всыпали?

— И всыпали-съ. Послѣ экзекуціи дѣвка входитъ ко мнѣ и говоритъ, что барыня ее послала не за симъ, а лишь звать на кулебяку. Посмѣялся и сказалъ посланной, что это-де зачтется на будущее время. Препотѣшный случай-съ!

— Да!

Лакей ввелъ Машу, слѣдомъ за которой шла клюшница Аксинья, вѣдающая господскіе ключи и состоящая въ качествѣ надзирательницы за женскою прислугой.

Маша остановилась въ дверяхъ.

— А, птичка пойманная! — обратился къ ней Павелъ Борисовичъ. — Невѣста купеческая! Много набѣгала? Ну, голубушка, теперь пеняй сама на себя. Я покапризничалъ бы немного, подержалъ бы тебя недѣльку, а потомъ и отдалъ бы тебя за купца за этого, а разъ ты бѣжала, осрамила меня, такъ не взыщи! Купца тебѣ не видать, какъ ушей своихъ, а за побѣгъ я строго взыщу съ тебя, ибо ты меня осрамила и подала примѣръ дворнѣ, которая побѣгами у меня не занимается. Прости я тебя, такъ побѣгутъ и другія. Вѣрно, господинъ приставъ?

— Всеконечно-съ...

— Ну, вотъ. Подвела ты и другихъ подъ бѣду: управляющему я за тебя оплеухъ надавалъ, сторожа на конюшню водили, а теперь вотъ и тебя проучатъ.