Читаем без скачивания Бриллиантовый скандал. Случай графини де ла Мотт - Ефим Курганов

Следующая история о высылке графа Калиостро из России дает tocco finale мифу. Он приобретает свою окончательную форму, которую резюмирует, как в обвинительном приговоре, Александр Павлович при встрече с графиней: «вы содействовали падению французской королевской династии и явились сообщницею страшного и мерзкого шарлатана». Абсурдность похищения и вообще всей ситуации создает не менее абсурдную мифологию вокруг главных персонажей. Миф — это рассказ о богах. Здесь же в качестве богов выступают король и королева, что очень естественно, ведь королевская власть считалась происходящей от Бога. Этот момент следует учитывать. И хотя сейчас он потерял всякое значение, но тогда все еще чувствовался — и даже очень.

Похищение королевского ожерелья (это надо подчеркнуть, ведь оно изготовлялось для короля) оказалось символическим, и потому мифологическим. Вместе с ожерельем был похищен не просто престиж королевы, а последний остаток сакральности, на которой держалась королевская власть. Как просто и легко она осела, показали события несчастного 1789 года. Если эта власть еще держалась, то это не потому, что была полиция, а только благодаря своей сакральности. Эта сакральность в любом случае сошла бы на нет, даже если бы бедная Мария Антуанетта была образцом святости, а несчастный Людовик — воплощением добродетели. (Кстати, это был человек добросердечный и благочестивый, и как раз именно за эти прекрасные качества, достойные восхищения, он взошел на плаху.) Но тут вмешалось ожерелье, как бы притянувшее на себя последний остаток королевской сакральности, которая вдруг рассеялась, как призрак на спиритическом сеансе графа Калиостро. В этой сакральности и состоит тайна ожерелья, его мистический символизм, который притягивает к себе всех попадающих в его магнетическое поле.

Возвращаюсь к документам. Значение имеет не то, что они вымышленные или настоящие, а соответствуют ли они логике событий или ей противоречат. Ваши вымышленные документы дают все необходимые элементы, из которых составляется миф, как это происходит с камушками, образующими никем не предусмотренную конфигурацию, если их случайно рассыпать. А ведь камушков-то было 629! И самое замечательное, что спустя много лет после того, как прошли события несравненно более значительные, эта мифологическая конфигурация, образовавшаяся в результате похищения ожерелья, продолжает эманировать свою версию событий: «вы содействовали падению французской королевской династии», говорит совсем старенькой графине де да Мотт (дело происходит в 1824 году) император Александр и отправляет ее в жаркий Крым, который по его словам «будет напоминать вам родную Францию гораздо более, чем наш холодный Петербург».

Довольно двусмысленное замечание, но очень в духе этого странного персонажа, создавшего вокруг себя также самую нелепую мифологию, на которую клюнули некоторые простодушные литераторы. Александр с симпатией и пониманием относится к своему демоническому собрату (он точно просчитал этого переодетого в женщину беса) и поэтому отправляет ее в Крым, где собралось избранное демоническое общество, состоявшее из неотразимо-очаровательной Каролины Собаньской, бесноватой княгини Голициной, дав ей в качестве «гвардии» местных контрабандистов, с которыми она, как нетрудно догадаться, приобрела немало других ценностей (бриллиантовые подвески, которые графиня оставляет княгине Голициной, а та их дарит Собаньской, думается, имели не королевское, а контрабандное происхождение), оставившие, однако, публику совершенно равнодушной в виду отсутствия в них всякой мифологичности.

Но это еще не всë, господин Автор. Размышляя над историей высылки графа Калиостро из России, как ее рассказывает мадам Бирх, в меня закралось сомнение (удивляюсь, как это я раньше об этом не подумал): боится ли графиня Гаше де Круа, что Калиостро узнает в ней графиню де ла Мотт или признает в ней только Гаше де Круа, т. е. разоблачит уже не кражу ожерелья, а миф? В этом пункте, как Автор, так и Читатель, которого я здесь представляю своей скромной персоной, раз и навсегда должны отказаться от праздного вопроса: а как оно всë было на самом деле? Реально существует только Миф, а всë остальное — более или менее произвольные конфигурации из точек, которые профессиональные фальсификаторы называют Историей.

Cледует признать, что вымышленные документы, в которых вы решили воссоздать «миф ожерелья», являются также наилучшей формой для того, чтобы представить иллюзорную природу мифа вообще. Эта история королевского ожерелья по своему значению и следствию очень схожа с историей о кольце, которое всегда возвращается к своему владельцу, предвещая несчастье. В одном случае потеря вещицы-элемента приносит несчастье, а в другом — ее нахождение, но схема в том и другом случае остается одной: что-то должно быть потеряно, чтобы сохранить или изменить данное состояние.

Итак, ожерелье теряется, и эта потеря становится мифом. Было много потерь, но не все они стали мифом, т. е. сама по себе потеря не есть миф, сколь бы громадной она ни была. Похищение ожерелья французских королей стало мифом, вернее, могло превратиться в миф только в один единственный момент, когда открывается бездна. И поэтому все персонажи, разыгрывающие этот миф, есть не более, как маски, отблески на лице бездны. Как шапка Аида делает всякого надевающего ее невидимым, так и миф превращает всякого входящего в него в тень. Так случилось со всеми персонажами, вошедшими в «миф ожерелья». Все они переместились, и очень быстро, в царство теней. В самую настоящую тень (увы!) уже при жизни превратился граф Калиостро, сидя в темнице, из которой его не смогли вывести даже знакомые духи. В конце концов, они освободили его, но уже после смерти. Духи, по своей природе, очень капризны, и поэтому совершенно невозможно знать, что у них на уме даже специалисту.

А вот, как и где окончила свои дни графиня де да Мотт, это остается совершенной тайной. Мария Игнатьевна Сударева, компаньонка княгини Голициной, утверждает, что графиня Гаше де Круа и «графиня Жанна де ла Мотт есть одно и то же лицо». Основывается она на том, что на спине умершей графини Гаше де Круа нашли выжженное клеймо, даже два клейма с буквой «V», т. е. воровка. Я бы на ее месте не спешил с выводами, ведь мы находимся в мире теней, а теням доверять особенно не следует. Ей, понятно, очень не хочется расставаться с мифом, как и всем людям, которые с ним встретились лицом к лицу, даже если это ложный миф. Но я в качестве специалиста по духам, зная их неверную натуру, должен заметить, что, хотя знаменитый герой Одиссей, пришедший в Аид, вроде бы разговаривает с индивидуальными тенями, всë это есть чистейшая иллюзия. В действительности есть только аморфная масса, из которой под влиянием крови жертвенного животного и высматривающего взгляда героя выделяются призрачные образы, а затем снова с ней сливаются.

Все персонажи, которые вошли в миф, как, кстати, и сам Гомер, в отношении которого нет даже уверенности, есть ли он один или их было много, стали тенью, вернее слились в единую, в себе неразличимую теневую массу. Может быть, Мария Игнатьевна и права, и это именно графиня де ла Мотт умерла в Крыму в своем доме в Артеке. Всë ведет именно к этому заключению, но тени, с которыми мы столкнулись, погрузившись в «миф ожерелья», препятствуют полной уверенности.

Совсем не невозможной представляется предположение, что настоящая графиня де ла Мотт умерла от раны в Сельпатриере, т. е. она уже не очнулась после того, как ее потрогал Кривой Жан. Бежала же из приюта другая клейменная воровка при содействии адвоката Дуалло, который, зная, что графиню ждут в Англии, надеялся с ее помощью добраться до бриллиантов, а посему подкупил Жана и Анжелику, чтобы они скрыли смерть настоящей графини де ла Мотт. И когда появилась угроза разоблачения, эта ложная графиня симулировала самоубийство, явившись в образе графини Гаше де Круа, которую всë тот же мэтр Дуалло отправил как можно подальше, т. е. в Россию. Это, между прочим, объяснило бы ее страх встретиться с графом Калиостро.

Двойное клеймение, которое Сударева объясняет тем, что «графиня де ла Мотт рванулась из рук палачей», и поэтому «процедура была повторена», также легко объяснить. В действительности было не повторение, а двойное клеймение за двойное воровство. Почему нет? Правда, этой версии как будто противоречит сожительство графини со своим мужем графом де ла Мотт: не мог же он не признать самозванки. С другой стороны, он имел тысячу причин сделать вид, что речь идет о самой настоящей графинe де ла Мотт, а его патетическая фраза в мемуарах могла относиться не к ее самоубийству в Лондоне, а смерти в Сельпатриере, зная «отличнейшим образом, как все обстояло на самом деле». И он жил «мифом ожерелья», как и все, имевшие к нему какое-то причастие, включая графа Калиостро. И как все главные участники «дела», и он должен был испытать свою мойру, оказавшись в папской тюрьме La Rocca di San Leo, где от него, как и от графини, заключенной Сельпатриере, ожидали раскрытия тайны ожерелья.