Читаем без скачивания Цикл "Детектив Киёси Митараи. Книги 1-8" (СИ) - Симада Содзи

– Тогда, выходит, я…

– Ты – это ты. В этом не сомневайся.

– Нет, для Марико Мори я…

– Да, это так. – Митараи довольно улыбнулся. – Могу сказать тебе вот что: если б ты правда прошел ее «прослушивание», тебя сразу пригласили бы на второе свидание… Ой, вода переливается!

Митараи прытко подскочил с места, словно гимнаст, и продолжил говорить на пути в ванную:

– У их племени прямо в ДНК закодирована особая генетическая информация. Они даже чертей не боятся. Будь ты хоть президентом демократического государства или какой знаменитостью, стоит тебе встретиться с кем-то из их числа, как сам факт твоего счастливого существования начинает зависеть от того, сможешь ли ты опуститься до общего уровня. Не хочу тебя наставлять, но, как по мне, куда безопаснее ни с кем не встречаться.

Затем мой друг приоткрыл дверь в ванную и, по-прежнему держась за дверную ручку, продолжил с жалостью:

– Я же говорил, Исиока-кун, опыт – лучший учитель!

На этих словах он исчез в ванной, уже успевшей заполниться паром.

Все случилось именно так, как предрекал Митараи. После нашей встречи от Марико Мори не было никаких вестей, и следующие десять дней я провел в скверном настроении.

Итак, история дерева-людоеда с Темного холма Кураями началась для меня самым пренеприятным образом.

Допускаю, сперва может показаться, что я пишу о произошедшем с некоторой насмешкой – ведь начало истории действительно весьма похоже на комедию. Однако сложно представить себе нечто более кошмарное и пугающее, чем случившееся осенью 1984 года. И читатель со мной непременно согласится, стоит ему прочесть о страшном инциденте на Темном холме в Йокогаме, потрясшем всю Японию.

Я не преувеличиваю, когда говорю, что никогда не хотел писать о случившемся. Я невзначай упомянул об инциденте в одном из своих эссе и, несмотря на многочисленные призывы читателей поскорее изложить свою точку зрения, мне как-то удавалось хранить молчание до настоящего времени. Во-первых, я сам отчаянно пытался забыть о случившемся. Во-вторых, я все же обещал одной из сторон публично не упоминать произошедшее до 1989 года.

Теперь, в 1990 году, когда запрет наконец снят, я берусь за ручку, чтобы изложить свой взгляд на случившееся, и начинаю дрожать от охватившего меня страха. Это было слишком жестоко и странно, но, более всего, очень загадочно – я никогда не слышал ни об одном подобном случае. Признаюсь, сейчас даже «дело о Токийском зодиаке» кажется мне куда более простым и понятным.

Представляя миру свой взгляд на произошедшее, я боюсь, что мне, возможно, тоже не удастся избежать общественного осуждения. Не подумайте, что я намеренно нагоняю страх, это далеко не так.

По правде говоря, полицейский департамент региона Тохоку и полиция префектуры Канагава также до последнего держали случившееся в секрете от общественности и средств массовой информации. Однако шумиха все равно поднялась, несмотря на все их усилия.

Пусть она давно утихла, но истина так и осталась скрыта от нас. Все это время, пока я хранил молчание, разгадка оставалась в тени.

В последнее время Япония добилась невероятного экономического роста и развития, став одним из передовых государств мира, хотя когда-то, еще совсем недавно, она была бедной второсортной страной, проигравшей в разрушительной войне. Тогда-то и произошло это ужасное событие, бывшее порождением той темной послевоенной эпохи. Невозможно понять случившееся, не учитывая то особенное время.

Делая инцидент достоянием гласности спустя годы, я все же попытаюсь минимизировать ущерб, который может быть нанесен непосредственным участникам произошедшего. По этой причине в будущем я буду излагать факты, учитывая их интересы, воздерживаясь от ненужных оценок. Прошу читателя проявить понимание и быть ко мне снисходительнее.

III. 1941 год. Темный холм Кураями

Перед магазином игрушек у холма Кураями выстроилась группа солдат в военной форме. Один из крутившихся вокруг мальчишек, что минуту назад играли в войнушку на обочине дороги, желая подольститься, затянул военную песенку: «За сотни верст отсюда, в Маньчжурии далекой…»[170].

Казалось, Япония давно наполнилась сухим безжизненным воздухом. Радио не передавало веселых песен, комедий ракуго[171] и несерьезных передач – эфир был заполнен строгими речами военных командующих, рассказами о смертельном оружии и отчетами о позициях японской армии на материковом Китае.

То же самое касалось и книг с журналами. Юмористические книги и увлекательные детективы исчезли с полок книжных магазинов, вытесненные серьезными учебниками и патриотическими романами – вроде той истории о юноше, изобретающем чудесное орудие, позволившее разгромить врага.

Все детские забавы теперь были посвящены игре в солдат и войну. Над ребенком с бейсбольной битой и мячом все смеялись, но стоило ему продеть под ремнем на штанах короткую палку или прихватить с собой водный пистолет, с которым он раньше играл только летом, как его охотно принимали в ряды детской армии. А уж если он выносил из дома пустую коробку и, проделав в ее дне дырку, залезал внутрь, то ему сразу жаловали звание танкиста.

Однако девочкам не всегда были по нраву мальчишеские игры. Дзюнко-тян[172] напрасно просила Тэруо-тяна, увлеченно игравшего в танки с друзьями, хоть немного поиграть с ней, например в классики или в старые добрые прятки. На холме Кураями, где росло много больших деревьев, не было недостатка в местах для пряток. Дзюнко-тян – воспитанная девочка с милым личиком, всегда была в центре внимания, поэтому очень любила играть со старшим братом и его друзьями. Но теперь, после начала войны Японии с Китаем на континенте, мальчики играли только в страшные игры про убийства и не звали Дзюнко в свою компанию. Однажды брат даже накричал на нее:

– Отстань, глупая девчонка! Иди отсюда!

Тогда обиженная Дзюнко-тян в одиночку поднялась на холм и побрела к стекольному заводу.

В ту ночь она не пришла домой к ужину. Мать плакала, а отец, сообщив в полицию, всю ночь рыскал вокруг дома в поисках. Поднялась большая шумиха. Тэруо тоже беспокоился о своей единственной сестре. Он изо всех сил старался помочь отцу с поисками, но те не увенчались успехом. Когда мальчика наконец отправили спать, он действительно пытался, но никак не мог уснуть. Он представил, что сестренку могли похитить или, как боялись мама и папа, ее где-то сбила машина. Его глаза наполнились слезами, окончательно прогнавшими сон. Он горько сожалел о том, что в очередной раз отказал сестре, когда она попросила его поиграть с ней.

Прошла ночь. Наутро Тэруо, проснувшись на футоне[173], вскочил и скорее побежал на кухню.

Он правда хотел, чтобы прошлая ночь оказалась страшным сном, а кухня с утра была наполнена веселым смехом мамы и Дзюнко-тян, но кухня оказалась пуста. Тэруо застал маму в той же одежде, что и вчера; ее волосы растрепались. Отца не было видно – должно быть, он до сих пор пытался разыскать Дзюнко в окрестностях, – но вместо него на кухне стоял мужчина в полицейской форме. Тэруо никогда и представить такого не мог – невероятно, но его сестренка Дзюнко так и не вернулась.

Во время школьных уроков и даже на перемене Тэруо не переставал думать о сестре, не в состоянии был сосредоточиться на учебе. Он даже осторожно заглянул в класс сестры, решив, что та, возможно, с утра сразу пошла в школу без ведома родителей, но ее парта была пуста.

Остановившись под дзельквой[174] на школьном дворе, Тэруо вдруг вспомнил о большом камфорном лавре[175], растущем рядом со стекольным заводом на холме Кураями. Его тут же сковал страх.