Читаем без скачивания Весь Хайнлайн. Кукловоды - Роберт Хайнлайн

По мере того как редели наши ряды, Зим перестал беспокоить себя стройподготовкой, кроме построений, и все больше времени тратил на личные тренировки, дополняя капрал-инструкторов. Убить он мог чем угодно, но обожал ножи, свой он сделал и отбалансировал лично, пренебрегая стандартными, которые тоже были хороши. В качестве персонального учителя Зим становился помягче, даже его обычное отвращение к нам сменялось некоторой терпимостью. Он мог даже выдержать дурацкие вопросы.

Однажды во время двухминутного перерыва один из наших — парень по имени Тед Хендрик — спросил:

— Сержант, я понимаю, что метать нож, в общем, весело… но зачем нам этому учиться? Чего ради?

— Ну, — ответил Зим, — предположим, кроме ножа, у тебя ничего нет. Или и того нет. Что будешь делать? Помолишься и умрешь? Или бросишься на противника и заставишь умереть его? Сынок, это жизнь, а не шашки, где всегда можно сдаться, если слишком уж зарвался.

— Но, сэр, я это и хочу сказать. Предположим, вы вообще не вооружены. Или этим вашим прутиком, например. А противник весь увешан опасным оружием. С этим ничего не поделаешь, он заставит вас сапоги ему вылизывать.

Ответил Зим почти ласково.

— Ты все неправильно понимаешь, сынок. Нет такой штуки, как «опасное оружие».

— Э-э… сэр?

— Не существует опасного оружия, есть опасные люди. Мы пытаемся научить вас быть опасными — для противника. Даже без ножа. Смертоносными, пока у вас есть хотя бы одна рука или нога, пока вы еще живы. Если не понимаете, о чем я говорю, идите и прочитайте «Горация на мосту»[88] — книга имеется в библиотеке лагеря. Но сначала рассмотрим твой случай. Я — это ты, и все, что у меня есть, — это нож. Мишень позади меня, та, по которой ты промахнулся, номер три — это часовой, вооруженный всем, кроме ядерной бомбы. Тебе надо его снять… бесшумно, быстро и не дав ему возможности поднять тревогу.

Зим чуть повернулся — чпок! — и нож, которого у него даже в руках не было, дрожит в центре мишени.

— Ясно? Лучше иметь при себе два ножа, но сделать часового ты должен даже голыми руками.

— А-а…

— Тебя все еще что-то волнует? Говори. Я здесь для ответов на ваши вопросы.

— А, да, сэр… Вы сказали, что у часового нет ядерной бомбы. Но у него она есть, в этом весь смысл. Ну, нам же их дают, когда мы стоим на часах… значит, и часовой противника тоже должен ее иметь. Я говорил не про часового, я говорил вообще про ту сторону, на чьей он.

— Я понял.

— Вот… видите, сэр? Если мы можем использовать бомбы, и, как вы сами сказали, это не игра в шашки, это жизнь, это война, и никто не жульничает…. Ну, смешно как-то ползать в камышах, бросать ножи, подставляться под пули… не дай бог, войну проиграть… когда есть настоящее оружие, им можно воспользоваться и победить. Так какой смысл толпе народа рисковать жизнью с устарелым оружием, когда любой профессор может сделать больше, всего лишь нажав кнопку?

Зим ответил не сразу, что на него не было похоже. Затем он негромко произнес:

— Тебе плохо в пехоте, Хендрик? Знаешь, ты всегда можешь уйти.

Хендрик что-то пробормотал; Зим рявкнул:

— Вслух!

— Я не спешу уволиться, сэр. Я хочу честно дослужить срок, сэр.

— Ясно. Что ж, твой вопрос не в компетенции сержанта… он даже не из тех, которые следует задавать. Предполагается, что ты знаешь ответ до того, как вступаешь в армию. Или должен знать. В твоей школе читали курс истории и философии морали?

— Что? Ну да… так точно, сэр.

— Тогда ответ ты уже слышал. Но я поделюсь с тобой своей собственной и неофициальной точкой зрения. Если хочешь чему-нибудь научить ребенка, ты станешь рубить ему голову?

— Что?., никак нет, сэр!

— Разумеется, нет. Ты его отшлепаешь. Есть обстоятельства, когда столь же глупо бросать на город противника ядерную бомбу, как и гоняться за ребенком с топором. Война — не есть убийство и насилие, война — это контролируемое насилие с определенной целью. Цель войны — поддержать силой решение твоего правительства. Не убить врага только для того, чтобы его убить, а заставить его сделать то, что ты от него хочешь. Не убийство, но контролируемое и целенаправленное насилие. И наше с тобой дело ставить цели. Не дело солдата решать, когда, где или как — или даже зачем — он сражается. Это дело — политиков и генералов. Политики решают, зачем и сколько, генералы говорят нам, когда, где и как. Мы поставляем насилие, другие — «постарше и поумнее», как говорят, — поставляют контроль. Так должно быть. И лучшего ответа у меня для тебя нет. Если он тебя не удовлетворяет, разрешаю тебе спросить то же самое у командира полка. Если и он тебя не убедит, отправляйся домой на гражданку! Потому что в этом случае солдатом тебе никогда не стать.

Зим вскочил на ноги.

— По-моему, вы тут заставляете меня разглагольствовать, чтобы отдыхать. Встать! Живо! По местам. К мишеням, Хендрик, ты первый. И на этот раз я хочу, чтобы ты бросил нож на юг от себя. На юг, понял? Не север. Мишень — на юге, я хочу, чтобы нож летел в южном направлении хотя бы примерно. Знаю, в цель ты не попадешь, но попробуй ее хотя бы напугать. И ухо себе не отхвати и не выпусти нож, не то в соседа попадешь. Просто затверди себе — на юг! Готовы?., мишень… пошел!

Хендрик опять промахнулся.

Мы тренировались со стеками, мы тренировались с проволокой (кучу гадостей можно натворить с помощью обычного куска проволоки), мы узнали, чего можно достичь с помощью современного оружия, и как этого достичь, и как обращаться с оружием. У нас было учебное ядерное вооружение и пехотные ракеты, газы всех сортов, яды, взрывчатка и зажигательные снаряды. Кое-что лучше не обсуждать. Но об «устаревшем» оружии мы тоже многое узнали. Например, о штыках на учебных винтовках, и на настоящих тоже. У нас были винтовки, почти идентичные тем, что стояли на вооружении у пехоты XX века. Очень похожи на охотничьи ружья, только стреляют пулями, либо целиком свинцовыми, либо в рубашке. Стреляли мы по неподвижным мишеням и таким, что выпрыгивают неожиданно. Считалось, что это подготовит нас к использованию любого оружия, которое окажется под рукой, а также научит нас быть готовыми ко всему. Что ж, им удалось. Я уверен.

Мы пользовались теми винтовками на учениях, они заменяли нам более серьезное и смертоносное вооружение. Мы вообще много пользовались заменами, приходилось. «Взрыв» бомбы или гранаты, использованных против техники или живой силы, был похож на облако черного дыма. Учебный газ заставлял только чихать и прослезиться, это означало, что ты мертв или парализован… гадость такая, что уже не забудешь о мерах безопасности в случае газовой атаки. Если не считать, что сержант потом жрал тебя перед строем с потрохами.